После полной концентрации власти в руках нацистов, пришло время активных действий со стороны партийного, а теперь и государственного, руководства. Нацистские лидеры имели четкую политическую повестку и план обширных преобразований. Но существовала весомая проблема, если по вопросам преодоления безработицы и ухода от уничижительной “Версальской системы” новая политическая элита встречала поддержку, то по отношению к расовой и антисемитской политике граждане были куда более холодны. Весомая часть простых людей не воспринимала эти идеи в серьез, и даже напротив негативно относилась к безнаказным действиям штурмовых отрядов. Нацистской пропаганде удалось быстро оправдать себя по вопросу устранения политических противников. Для снятия напряжения в нацистской прессе проводится параллель между приходом Гитлера к власти и Великой Французской революцией. Преследование политических противников, таким образом, объявляется нормой в рамках «революционного времени». В политический дискурс вводится метафора мирная революция, революция минимальной крови. Современники вспоминали, что в обществе в это время говорили: «Да коммунисты подвергаются преследованиям. Если бы они пришли к власти, то делали бы то же самое. Это революция. Пусть мирная, но революция».[1] Людей не сильно заботило отсутствие альтернативных выборов, во многом по тому что за 20 лет существования немецкой демократии, у людей еще не сложилась демократическая традиция, а с другой стороны по тому что “слабое” демократическое государство не оправдало себя в глазах граждан. Тем не менее нельзя сказать, что население сразу вошло в режим жесткой гегемонии и беспрекословного уважения к власти. Напротив, общество было раздраженно однообразием и навязанностью прессы и радиопередач. Резко сократилось число подписок на газетные рассылки. Нарочито оголтелый тон радиопередач вызывает в обществе отвращения и насмешки. Нацистские лидеры становятся героями анекдотов и объектами умеренной критики. Однако, важно заметить, что речь не шла о противостоянии режиму, люди в шутливой форме высмеивали власть, но та в свою очередь была поставлена на самотек. Формирование тоталитарного режима, с учетом полученного нацистами политического ресурса, становилось лишь вопросом времени. Гебельс хорошо понимал характер общественных настроений и в скором времени началось принятие мер по формированию необходимой общественной повестки. Нацисты начинают свою игру в открытость. Выходят в печать дневники Й. Геббельса периода 1932–1933 гг. «От “Кайзерхофа” до рейхсканцелярии». Партийной верхушкой книга была встречена враждебно. Товарищи по партии обвиняли Геббельса в самовосхвалении. Однако книга имела большой успех у публики, которую пустили на политическую кухню. Выходят мемуары Отто Дитриха «C Гитлером к власти», в которой была тенденциозно описана борьба за власть и национал-социализм представлен как вдохновенная мечта всех народов. Это было диковинкой для Германии того периода, так как мемуары, как правило, были уделом политиков, отошедших от власти. Нацисты пускают публику за кулисы большой политики. Если в Веймарской республике популярностью пользовался политический театр: с успехом шли пьесы Б. Брехта, то теперь сама политика стала театральными подмостками. Такой метаморфозе способствовали и ритуально обставленные митинги, факельные шествия партийных съездов. Играя в открытость, Гитлер в 1935 году разрешает Эрнсту Ганфштенглю, куратору по работе с иностранными журналистами в НСДАП, напечатать карикатуры на самого себя. Такая способность к самоиронии была по достоинству оценена публикой и сыграла на пользу нацистов6
Нацисты частично освобождают сферу культуры, усиливаются каналы связи, предпринимаются исследования общественного мнения. Важнейшим каналом формирования нового образа нацизма становится кинематограф. Ежегодно продавалось 350 млн билетов в кино. В каждом районе Берлина был кинотеатр на 1 000 мест. Увеличивается число музыкальных фильмов и мелодрам по сравнению с пропагандистскими и документальными лентами. У немцев намеренно создавалась иллюзия, что «идеология отошла на задний план, предпринимались попытки смягчить формулировки партийной программы и придать партии более респектабельный вид». Можно сказать, что эти развлекательные фильмы несли политическую функцию, именно потому, что там не было политики. Ограниченные возможности потребления (с 1 января 1937 г. были введены карточки на масло, маргарин, сало) толкали немцев в мир грез. Здесь было все идиллически простодушно: девушки влюблялись, зло в виде отживших сословных предрассудков было наказано, наряды были яркими, песни − мелодичными. После неудачной попытки вернуть в Германию Марлен Дитрих к середине 1930-х годов нацистам удалось привлечь звезд зарубежного кино. Здесь начинают сниматься Марика Рекк, Цара Леандер, Лида Баарова. «Триумф воли» получает высокую зарубежную награду – золотую медаль − на Всемирной выставке в Париже в 1937 г.; премьер-министр Франции Эдуард Даладье вручает награду лично режиссеру фильма. Талант Рифеншталь, ее международное признание, новаторство в организации киносъемок, ее творческая одержимость – все это «работало» на нацистский режим, обеспечивая ему социальную приемлемость и респектабельность и в стране, и за рубежом.6 Учет специфики национального характера, в котором были переплетены склонность к жесткости и романтизм, помогает политической элите в создании нового образа нацизма.
Нацизм поощрял все виды спорта, особенно популярный тогда бокс. Партийные лидеры используют спортивные метафоры в своих публичных выступлениях.[2] Одним из популярных и самых значимых видов спорта становятся автогонки, что нацисты активно применяют в пропаганде. Стремясь подстроится под вкусы молодежи, нацистские штурмовики перевоплощаются в гоночные шлемы и амуницию. Ряд высших лидеров нацистской партии участвуют в фотосессиях, облачаясь в полное обмундирование гонщика. Образ народного героя гонщика постепенно срастается с образом нацистского солдата. Позже, в 1939 г., на смену гоночному автомобилю пришел танк. Военизированный образ бойца-штурмовика, ненадолго воплотившись в образ мирного автогонщика, возвращается к образу водителя танка (мотоцикла – представителя мотопехоты)15. С первого дня войны образ героя был уже неразрывно связан с военной формой. И вновь воплощением героизма становится неподвижный взгляд выражавший непреклонную решимость и волю к победе. Типичным приверженцем нацизма являлся молодой человек в возрасте от 18 до 26 лет, которого более всего увлекает пропагандируемый героизм[3].
Но на этом Высшее руководство не останавливается, нацисты ставят перед собой задачу формирования нового более респектабельного образа высших представителей нации. Начинается сотрудничество нацистской партии с молодой компанией «Хьюго Босс» ( Hugo Boss) Он вступает в 1931 г. в нацистскую партию. И с 1932−1933 годов обшивает сначала CC (печально известные черные мундиры носили название «черная смерть»), затем − рядовой и офицерский состав Вермахта. Образ нациста становится элегантным, аристократичным, стильным. Он призван достойно представлять «высшую расу». Черная форма, черные сапоги, белые перчатки. Одни в этом видели эротизм, другие находили драматизм. На полевой форме и шинелях высших офицеров СС эмблема была вышита золотыми нитками на рукаве. Национальный герб и манжетная лента на полевой форме были вышиты золотыми нитками на черном фоне; шинель из лайковой кожи с зеленой атласной подкладкой, на которой все эмблемы были вышиты золотыми нитками, дополняла элегантный ансамбль. Гитлер намеренно отправляется в Саарскую область во время плебисцита в 1935 г. с эскортом СС в новой форме с тем, чтобы наглядно показать немецкому населению не только растущую мощь, но и элитарность нацизма. Частью этой программы были и гастрольные туры духового оркестра элитных частей СС, которому в 1936 г. была отведена почетная роль на берлинской олимпиаде. Оркестр состоял всего из шести десятков музыкантов. Но это стало идеологическим симфоническим оружием[4]. Задаче же формирования антисемитских взглядов и абсолютного подчинения являлась для нацистской машины пропаганды куда более сложной, чем формирование образа цвета нации в лице бойца CC. Новым ядром в политическом образе Гитлера становится метафорическое сравнение со “спасителем”. В газетах и выступлениях Гитлер предстает как отец нации и духовный лидер, старательно формируется образ умеренного политика, которому чужды радикальные идеи.Огромную роль в популяризации Гитлера сыграли отдельные фотографии-открытки и фотоальбомы персонального фотографа Гитлера Генриха Гофмана «Гитлер, которым его никто не знает», изданные в 1934 г. На них Гитлер представал, с одной стороны, как друг детей и любитель животных, ведущий скромный образ жизни представителя среднего класса; с другой стороны, как вождь, отец нации. На фотографиях Гитлер был жизнерадостным, беззаботным человеком в кожаных шортах, то в лодке, то на лугу, то в пешем походе, то в окружении молодежи – открытый и доступный. Это был «доброжелательный человек, покровитель художников, любящий детей, гостеприимный хозяин, галантный с женщинами, сочувствующий чужим страданиям и разделяющий чужие радости».
В массовом сознании это событие закрепляется почти в библейских декорациях. Американский посол в Берлине Уильям Додд вспоминал, как во время театральной постановки на христианскую тему один из зрителей во время сцены допроса Христа фарисеями воскликнул «Это наш Гитлер»; а дама во время сцены с Иудой и 30 серебренниками прошептала: «Это − Рем». К концу 1934 г. в массовом сознании образ Гитлера как лидера нации был освящен. Теперь даже те немцы, которые критично относились к нацистам, дистанцировали Гитлера от всего, что им в нацизме не нравилось. Отто Дитрих, пресс-секретарь Гитлера по работе с зарубежной прессой, вспоминал, что немцы, говоря «если бы только фюрер об этом знал», даже не могли себе представить, что именно эти конкретные порицаемые действия были совершены по прямому указанию Гитлера. Особый церемониал, инсценированные обряды инициации обеспечили СС уникальное место в представлениях немецкого общества. Особенно притягательными СС были для молодежи. Пропагандистские фильмы Геббельса внедряли в массовое сознание образ молодого, высокого, голубоглазого нациста, марширующего по улице и позже стоящего на карауле у входа в новую рейхсканцелярию (открыта в начале 1939 г.); лидеры нацистской партии, смотревшие с экрана в зал, сидели в первых ложах оперы и на концертах симфонической музыки. СС, в отличие от СА (штурмовиков), воплощали традиционные консервативные ценности немецкого общества[5]. Таким образом совокупность грамотных политтехнологических ходов, произведенных руками нацистских пропагандистов, сработала на ура. В еще недавно свободном немецком обществе, четко сформировался образ необходимости и желанности единоличной власти нацистской партии. Из общественного мнения ушло понимание о них, как о группе эпатажных революционеров и бунтарей, на смену пришла выбеленная картинка аристократических, возвышенных представителей верхушки общества. Люди больше не смотрели на нацистов пассивно или с пренебрежением, наоборот они начинали проникаться патриотическими чувствами и ассоциировать себя с ними.
[1] Дацишина Марина Викторовна Создание социально приемлемого образа тоталитаризма. Опыт нацистской Германии // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2012. №19 (99). -totalitarizma-opyt-natsistskoy-germanii-1 (дата обращения: 17.04.2020).
[2] Подробнее см: Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога ∕ Пер.с нем. А.Б. Григорьева. М.: Прогресс-Традиция, 1998.
[3] Пленков О.Ю. Тайны Третьего Рейха. Спартанцы Гитлера. М., 2010. С. 23.
[4] Дацишина Марина Викторовна Создание социально приемлемого образа тоталитаризма. Опыт нацистской Германии // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2012. №19 (99).см стр 166
[5] Дацишина Марина Викторовна Создание социально приемлемого образа тоталитаризма. Опыт нацистской Германии // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. 2012. №19 (99).см стр 168.стр 169