Найти тему
soullaway soullaway

Трусов

Бежать за ним мне пришлось недолго. Буквально несколько секунд. Догнав, резко схватил за куртку. Заметил, что беглец обут в домашние тапки. Резиновые такие, прочные. Но далеко в них не убежишь – неудобно. В таких же тапках мужики выходят из дома за пивом. Беглец вышел прикупить себе наркотиков. Пиво его не интересовало.

- На месте стой, раз-два. Чего бежим-то?

- Ничего. – И шмыгнул по-детски носом. Потянулся вытереть рукавом. В этот момент можно было бы его повалить на землю, заломить руку. Ведь неизвестно зачем он потянулся к своему лицу. Только я сразу понял – зачем. Точно так же мой младший брат вытирал нос, когда был маленьким, точно так же тёр его и я в детстве. Это было очень знакомое и неопасное движение.  

- Колющие режущие? В карманах что?

- Вот. – Задержанный протянул мне пакет с маковыми семечками и зажигалку. – Ещё ключи есть от дома.

- Всё?

- Да. – На меня смотрели затравленные подростковые глаза.

- Убирай пока.

- Догнал? – Шумно подошли мои коллеги. И не дожидаясь ответа, потащили беглеца в нашу машину. Машина у нас великолепная. ВАЗ-2107. Классика. Цвет – Зелёный сад. Он же просто зеленый. Кассетная магнитола, трое, а иногда четверо, офицеров внутри. Плюс задержанные правонарушители. Мы их ласково называли жуликами.

- Выключи ты эту хрень. – Из колонок надрывно лилась песня о снова наступившем третьем сентября. Хотя до осени ещё была пара месяцев.

- Сейчас поищу. – Саня начал крутить ручку в поисках другой радиостанции. – О! – Он закивал головой  в такт песне. На этот раз динамики хрипло выдали порцию текста от Розенбаума. Неброско посыпались знакомые слова – «Гулять так, гулять! Стрелять, так стрелять!». Дальше шло что-то об утках, которые уже высоко. Песня ассоциировалась  у меня с детством. Её крутили какое-то бесчисленное количество раз на свадьбе у моей тётки. Тётка и её муж тогда были молоды, только нацепили лейтенантские погоны и готовились жить долго и счастливо. Я бродил посреди столов составленных буквой «П», пробовал неуклюже танцевать и пил исключительно газировку «Дюшес». На следующий день у меня от неё болел живот. Мне было то ли семь, то ли восемь лет. Всё это происходило словно не со мной.

- Я тебе говорил сто раз, не включай при мне радио. – Из воспоминаний меня вырвал окрик Ваньки.

- А чего будем слушать?

- Я кассеты ещё вчера в бардачок положил. Погляди. Либо Чижа, либо Юру музыканта давай. А шансон пусть эти пассажиры слушают. – Ваня несильно толкнул пойманного беглеца под бок. – Да? Слушаешь такое клоун?

- Нет.

- А чего слушаешь?

- Мне реп нравится.

- Реп это кал. – Я повернулся с переднего сиденья. – Как тебя звать-то?

- Саша.

- О, тёзка! – Обрадовался наш водитель. И так же весело добавил. – Сейчас поедем пальчики катать.

- Сначала ты включишь музыку.

- Ой, вот зануда-то. На. – Саня наугад достал кассету, сунул в магнитолу и нажал кнопку воспроизведения. Песню о восемнадцати берёзах я опознал по первым же аккордам. – Пойдёт? Теперь доволен?

- Совсем другое дело.

- Так куда едем-то?

- В жопу труда. Конечно, пальцы катать. Потом анализы сдавать. Ещё я б пожрал бы.

- Этого оформим и пожрёшь. – Этот сидел сгорбившись. Я рассматривал задержанного Александра в зеркало заднего вида. Тощий, согнутый жизнью в дугу. С израненным взглядом и запуганным выражением лица. Судя по всему, он понимал, куда его везут, но страх был не из-за этого.

- Давно торчишь?

- Да не особо.

- Ну, год, два?

- Года три назад первый раз попробовал.

- А какого ты года рождения?

- Девяносто второго. – В тот год я как раз пошёл в первый класс. А Сашка с воплями вылез из материнской утробы. Потом был детский садик, игрушки, которые не на что купить, нелюбимая школа и мак как последний штрих. Больше не было ничего. Предположительно.

- Фамилия?

- Моя?

- Нет, Пушкина. Конечно твоя.

- Трусов.

- Да на хрен он тебе нужен. Сейчас всё равно будем бумаги заполнять всё и расскажет. – Перебил меня Ваня. – Дай песню-то послушать.

- А то ты её не слушал ни разу.

- Слушал. Но каждый раз как в первый раз.

- Серьёзно? – Оглянулся Сашка из-за руля.

- Заткнитесь вы уже, а? – Дальше поехали молча. За окном пронесся Заводской РОВД, по левую сторону проплыла поликлиника. В этих местах я неоднократно бывал. В поликлинике чаще, чем в РОВД. Мы свернули к мосту, и я увидел музыкальную школу, в которой когда-то учился. Твою ж мать, я серьёзно собирался стать музыкантом. Мне было известно, что такое диезы и бемоли. Я знал, чем отличается фортепиано от пианино. Вокруг было навалом гитаристов, да все кого я слушал, были парнями с гитарами наперевес. И братья Самойловы, и Бутусов, и даже Цой, которого я не очень-то любил, но относился уважительно - все они играли на гитарах. Я часами разглядывал редкие фотографии на кассетах. Изучал, как выглядят сцены, мониторы, клубки проводов. И отчётливо видел себя там нажимающим на клавиши. Вместо сцены после армии я оказался в ФСКН. Мне приходилось бегать за наркоманами, ездить на обыски и заполнять неинтересные бумаги. Жизнь каким-то невероятным образом сложилась совсем не так, как я представлял её себе в тринадцать лет.

- Приехали, чего сидите? – Саня аккуратно припарковал машину около ворот. Там за воротами была территория ФСКН. Об этом свидетельствовала наша эмблема. Щит, на нём меч, пронзающий золотую змею. Двуглавый коронованный орёл такого же золотистого цвета уверенно держал в своих когтях щит. Ярко, грозно и по задумке создателя может быть даже угрожающе. Мне орёл напоминал почему-то глупую курицу, а наркоманы нас естественно не боялись. По моим наблюдениям они вообще ничего не боялись кроме ломки. Она была неплохим рычагом давления при многочисленных нудных беседах.

- Пошли, друг. – Ваня пихнул задержанного. – Э, не. Семечки давай сюда. – Протянул мне отобранный пакет с отравой. – Кинь там в бардачок. – Я кинул и вышел из машины.

- Вы там побыстрее, ладно? - Высунулся тут же водитель Сашка.

- Мы в курсе, что ты хочешь жрать. – Отрезал Ваня. При своей худобе Сашка поразительно много ел. Хотя нет, он именно жрал. Поглощались бесконечные пончики, чебуреки, беляши и пирожки. Иногда Саня мог купить обычный батон и неспешно выковыривать оттуда мякиш. Корку он съедал в последнюю очередь. По его версии она была самой вкусной частью. В городе ему были известны все дешёвые столовые и недорогие кафе. Избегал он лишь ресторанов. Там с его аппетитом можно было разориться.

На проходной нам никто никогда не задавал вопросов. Даже когда я ещё не получил удостоверение, а только приходил устраиваться на работу дежурный так же равнодушно открыл мне дверь. Для чего он там протирал штаны, было непонятно. Возможно, что бы разгадывать кроссворды и лузгать целыми днями семечки. Самое интересное, что выслуга лет у этих дежурных шла точно так же, как и у меня. Только им не надо было не за кем бегать, и не требовалась ежемесячно что-то искать. Что-то это естественно наркотики.

- Давай-давай, друг. Не тормозим. Бывал уже тут? – Наш подопечный отрицательно замахал головой. – Ну, вот всё бывает в первый раз. – Мы поднялись по стерильно чистой лестнице на третий этаж и уселись ждать. Эксперты в лаборатории как всегда были заняты. Вокруг царила казарменная чистота. На полу перед нами лежала огромная охапка кустов конопли. Она была опечатана биркой. Рядом небрежно валялись подсохшие и на первый взгляд чахлые кустики мака. На них тоже виднелась бирка. Я бы и не обратил на всё это внимания, если бы не наш задержанный. Сашка нервно начал озираться по сторонам и периодически задерживать взгляд на маке. Его тревожное ёрзанье заметил и мой напарник Ванька.

- Даже и не думай. Тебе оторву голову сначала я, а потом эксперты. – Усмехнулся мой коллега. Сашка тут же весь как-то сжался и снова потерял интерес к окружающему миру. – Кстати, а чего мы сидим просто так? Давай-ка протокол составим. – Ваня порылся в своей папке, выудил оттуда незаполненные бланки и начал что-то писать в пустых графах. Почерк у Вани был что надо. Он быстро и аккуратно выводил чёткие буквы. Несколько раз я заполнял протоколы, но увидев мои каракули, Ваня предложил распределить обязанности между собой. Он занимался оформлением бумаг, а я задержанием. Конечно, мы были взаимозаменяемыми, но протоколы были всё-таки чаще на Ваньке. – Так, Трусов значит? Давай отчество, год и место рождения, ну короче паспортные данные. И смотри, если не помнишь, то лучше не ври. Всё равно потом звонить и пробивать тебя буду. Испорчу бланк, получишь по шее. Усёк? – Сашка равнодушно кивнул. Происходящее его не тревожило. И я знал почему. Его мысли были уже в том времени, когда мы его отпустим. К тому времени как раз должна была начаться ломка. На моё удивление Трусов прекрасно помнил все свои данные. Включая и код подразделения и дату выдачи паспорта. Видимо ему часто приходилось всё это диктовать.

Откатав пальцы задержанному мы опять вернулись в машину. Теперь надо было отвезти Сашку в наркологичку, заставить его там помочиться, сдать анализы и мы могли наконец-то поехать обедать.

- Чего так долго? – В машине снова играло радио. На этот раз пели что-то о симпатичном мальчишке, жигане и цитрусах.

- Я тебе говорил уже. Не включай это дерьмо.

- Так вас не было.

- Теперь есть. Погнали.

- Погнали-погнали – Передразнил Сашка. - Извозчика что ли нашёл?

- Никак нет. Оперативного водителя.

- Вот. И вообще не хами старшему по званию.

- Слушаюсь и повинуюсь! Но музыку смени. – Мы дружно засмеялись. За окном начал снова мелькать родной город. Проплыло кладбище, где похоронен грозный Ермолов, затем пошёл сплошной частный сектор. Из колонок на этот раз поползла песня о некрасивой родине, которую грубо называли уродиной.

В наркологический диспансер я не любил ездить. Недавно построенное здание уже успело пропитаться какой-то гнетущей и тоскливой атмосферой. Мне всё время чудилось, что стены диспансера всосали в себя родительские слёзы и напрасные надежды на выздоровление нерадивых детей. Дети выздороветь не могли. Их путь состоял из бесконечных варок, муток, заплесневевших подъездов и квартир с ужасным запахом. Биография запросто укладывалась в старую поговорку – Всего-то и жизни было, крещение, свадьба, да могила. Правда, часто без свадьбы. Вместо неё шёл детский сад и школа. В некоторых случаях институт, училище или армия. Иногда попадался эксклюзив с годами, проведенными в тюрьме между ломками и вывариванием опиума. Расширенная так сказать версия ходячих мертвецов. Несколько раз мы даже встречали особо одаренных персонажей, которые имели семьи и работу. Но это было скорее исключением. Такие исключения мне категорически не нравились. Дети в этих семьях ходили голодными, в застиранных дурно пахнущих колготках. Игрушками им могли служить пузырьки из аптеки и шприцы. Впрочем, видели мы и на первый взгляд приличные семьи. Редко, но видели. Отец семейства мог иметь личный автотранспорт, нормально оплачиваемую работу и неплохие вены на руках. Такие попадались редко. Могила же из поговорки ждала нас всех.

- Ну, вы там пошустрее постарайтесь, да?

- Саня, не нуди.

- Я не нудю. Мне жрать охота.

- Жрать Саша, свинячье дело. – Обрубил разговор Ванька. В диспансере перед нами стояла очередь. Да, самая обычная очередь как в супермаркете. Не хватало только тележек перегруженных продуктами. – Кто крайний? Чего дают? – Деловито поинтересовался Ванька. Ответом послужил смех.

- За мной будешь. – Отсмеявшись, отреагировал какой-то старший лейтенант. Судя по форме из ГИБДД. Он привёз на освидетельствование пошатывающегося ароматно пахнущего перегаром мужчину. Впереди стояли скучные работники ППС. Они приволокли с собой какую-то громко сопящую экстравагантную даму неопределенного возраста. Как выяснилось, она улеглась спать на трамвайных путях.

- Пошли, покурим. – Повернулся ко мне Ваня. И тут же добавил, но уже старшему лейтенанту. – Ты скажи, что за тобой занято. – Все кроме задержанных снова засмеялись.

- Ого, так быстро? – Обрадовался Сашка. Он беспокойно нарезал круги во дворе диспансера.

- Ага. Конечно. Там очередь.

- Ну, блин. 

- Езжай короче обедай, а мы потом.

- Как потом? Война войной, а обед по расписанию. Ты есть не хочешь? – Вдруг наклонился он к своему тезке. Тезка отрицательно замотал головой. Ему хотелось вмазаться. Я уже видел, как подрагивает его хрупкое словно стеклянное тело.

- Во люди. Не жрут, не пьют, а только б ужалить себя. – С каким-то восторгом обронил Сашка. – Ну, хозяин барин. Я короче пойду за пирожками, вам взять?

- Возьми-возьми.

- Вот это другой разговор.

- Сань, а чего опять в машине играет? – Нахмурился Ваня. Я прислушался. Из открытого окна доносились знакомая музыка. Исполнитель просил братву не стрелять друг в друга.
- Нормально там всё играет. Я ж думал вы надолго. Ладно, я помчал.

- Давай- давай. – Ванька сплюнул. – И как только он выдерживает это говно слушать? – Я пожал плечами. - Ты будешь курить? – Вспомнил он про Трусова.

- У меня нет.

- Угощайся. Один хрен тут ещё целый час куковать. – Саша осторожно взял сигарету из протянутой пачки. Подкурил и жадно затянулся. – Рассказал бы что-нибудь. Скучно ж сидеть просто так.

- А чего рассказывать?

- Ну как чего? Где берёшь, с кем варишь?

- Вы и сами знаете, где беру. Варю дома. – Трусов не врал. Мы действительно знали, где он покупает наркотики, но ничего не могли с этим поделать. В городе было несколько точек продажи маковых семечек. По официальной версии считалось, что такие семечки шли на приготовление пирожков. Наши данные слегка отличались от официальных. Я несколько раз заходил из любопытства в ларьки. Кроме семечек там не продавалось вообще ничего. Сами по себе они не представляли для нас ценности. Опиума в них было ровно столько, что б ни попасть под статью. Но стоило появиться растворителю, кастрюльке и умельцу который знал, как варить, опиума сразу становилось достаточно для сладкого мира грёз.

- А сколько ты раз в день ставишься? – Спросил я.

- Когда как. Но желательно раза три. – Наконец-то в глазах Сашки начала мелькать заинтересованность. Все наркоманы любили поговорить о наркотиках.

- Сегодня значит, уже кололся?

- Да, вторяки утром вываривал, но то так. Фон один. Толку от них никакого.

- Ясно. Семечки, которые я у тебя забрал должны были быть типа обеда.

- Ну да. - Обреченно зло посмотрел.

- А ещё ж надо найти и на ужин. Беда-беда. Деньги-то, где берёшь?

- Везде. – Настроение у Сашки снова испортилось. Он понимал, что полкилограмма семечек, лежащие в бардачке ему уже не увидеть, а значит, впереди замаячил призрак ломки. Пока ещё он держался, но через пару часов у него будут литься сопли, подскачет температура, тело начнёт выворачивать и кости будут зудеть.

- Ты не унывай. – Вмешался Ванька. – Жизнь трудна, но к счастью коротка. – Через полчаса наконец-то подошла очередь. В кабинете сидел наш знакомый нарколог с витиеватым отчеством – Германович. Едва увидев Трусова, он замахал руками.

- Ребята, ну что вы его всё таскаете ко мне?

- Мы первый раз его принимаем.

- Вы-то может и первый, только он вчера уже тут был. Его ваши коллеги из убойного вроде приводили. А на той неделе участковый. Да, Саша? – Саша кивнул. Я заметил, что Германовича он стеснялся. Пустота его глаз сменилась каким-то неловким смущением. Неожиданно я понял. Они были знакомы ещё до всей истории с наркотиками.

- Значит Сашка ваш частый гость? И вы видимо, неплохо знакомы?

- Типа того. Только недолго ему осталось ко мне в гости ходить.

- Чего это? Иные наркоманы живут и до сорока и даже дольше. – Возразил я.

- Не тот случай. Ну-ка Саня, закатай рукава. – Александр послушно закатал. – Вот видите? И вот тут. Вен нет. Всё. Некуда тут колоться. Абсцессы кругом, раны, ты гниёшь мой дорогой друг. – Сашка безразлично рассматривал свой руку. – Вторая у нас такая же. Это всё неинтересно. Ноги там такие же, да? – Сашка кивнул. – Снимай, давай штаны. – Трусов спустил свои старые заношенные трико. – Вот, видите какие у нас тут язвы уже пошли? И тут. И тут. Всё, спёкся ты мой дорогой друг. А колемся мы уже в пах. Как известно, вскрыл пах – открыл крышку гроба. Да? – Германович повысил голос. Сашка всё так же  отстраненно рассматривал свои руки. Словно обсуждали не его, а кого-то другого. Ему даже незнакомого. – Одевайся. Вы можете бумаги никакие не заполнять, его данные и так у меня уже есть. Да и что покажут анализы, я и так знаю. Как раз за прошлую неделю только отчёт пришёл. Там весь букет ребята. И каннабиноиды, и опиоиды, Сашка у нас всеядный. Но в туалет отвести надо. Баночку сами знаете, где взять.

- Я отведу. – Вызвался Ванька. - А ты распишись там. – Он махнул в сторону стола Германовича. Я присел, рассматривая журнал, где было положено ставить росписи и вписывать номер удостоверения. Достал ручку и наконец, решился озвучить мысль, которая пришла мне в голову.

- Вы видимо, с Трусовым знакомы и вне работы?

- Видимо-невидимо. – С каким-то пыльным налётом грусти ответил Германович.

- И давно?

- Сашку я помню ещё с тех пор как он под столом пешком ходил.

- Ого. – Удивился я.

- Вот тебе и ого. Я и мамку его знал, и деда. Отца вот не знал. Да и никто, по-моему, не знал. Даже мать. Танька непутевая была. Мы учились с ней в параллели. Гулять рано начала. Пила, курила. Сашку без любви родила неизвестно от кого. А когда ему года три было, да где-то так получается, она погибла. Её зарезали в пьяной драке. Там какое-то страшное количество ударов ножом ей нанесли. Лицо изуродовали. Ну, мрак, в общем. И Сашка с бабулей и дедом остался. Дед кстати козырный был. Полковник. Всю жизнь в армии. Боевой такой. В Анголе бывал, в Афганистане. Серьёзный короче мужик. Как дочь схоронил так пить начал и сгорел быстро. За год. Саня с одной бабкой остался. Бабка в отличие от мужа тихая такая была. Незаметная. Полная противоположность. Но внука баловала. Последнее ему отдавала. Почему он такой вырос, не знаю. Померла она несколько лет назад. Там с квартирой какие-то суды были. Сашку выселить хотели. Несовершеннолетний всё-таки, но он вцепился в хату как клещ. Лучше б может и не цеплялся. У него, кстати, суд был весной. Ему условно дали за организацию притона. Может лучше б и сел. Хотя ему всё равно недолго осталось. Там и ВИЧ, и гепатиты всех вариантов, да и сам видел же. Гниёт он заживо. – Германович задумался. Выдвинул ящик стола и достал сигареты. Элегантно подкурил. Так подкуривать умеют только породистые интеллигенты и врачи. Выдохнув дым после пары затяжек продолжил. – Я ж тут не первый год работаю. Раньше когда на героине торчали, действительно жили подольше. Разные попадались граждане, но за год не сгорали. А сейчас варят мерзость же. Грязь себе заносят, даже не из шприца, а просто, потому что всё не стерильное. Делают тяп-ляп. Потом гниют. Мучаются.

- Сколько Сашке осталось?

- Чёрт его знает, но я больше года не дал бы ему. Он совсем уже плох. Там необратимые процессы. Полный распад и личности и тела. Удивительно, что он вообще ходит. Но это ненадолго. Ноги точно скоро откажут. Так и помрёт один всеми брошенный в своей квартире. Друзей у него нет, и никогда не было.

- Извините, что перебиваю, а с чего такой интерес именно к его персоне? Всё-таки вы ж подобных пассажиров сотни видели.

- Твоя, правда. Сотни, если не тысячи. Но я, честно говоря, его мать любил в школе. Нравилась она мне. Только не сложилось ничего у нас. Я-то после школы сразу учиться и работать пошёл. Ой, кем только не подрабатывал в студенчестве. Но то ладно. А Танька, ну мать его, с роду нигде не работала. Красивая чертовка была, но с какой-то гнильцой внутри. Словно на роду ей было написано гулять и погибнуть. Хотя всё равно её жаль. Вот по какой-то инерции и присматривать пытался за Сашкой. Жил-то раньше на одной улице с ними. Только мы в девятке новой, а они в послевоенной двухэтажке. Знаешь такие, где туалет на улице?

- Знаю, конечно.

- Ну, вот в такой он и живёт.

- А вы ж говорили, что у него дед козырный был.

- Козырный. Факт. Только почему-то на жизнь не заработал. Всего себя родине посветил. Честный мужик был. И суровый.

- Ну чего вы тут? Надо ехать. – В кабинет ввалился Ваня. Сашки рядом не было.

- А куда клиента дел?

- Дык всё. Вот анализы.

- Со стола-то убери, вон туда ставь! – Возмутился Германович.

- Спасибо вам. Мы убыли.

- Бывайте мужики. – Врач потушил окурок в пепельнице и внимательно уставился в окно. Словно ожидая увидеть там что-то важное.

На улице нас уже нетерпеливо поджидал водитель Сашка. Из машины на удивление доносилась очередная песня про осень. У Шевчука их много. Играла самая известная.

- Ну чего? Поехали обедать?

- Вот голод-то. Поехали. – Засмеялся Ванька.

Трусова мы ещё один раз видели на точке. Поздней осенью он, прихрамывая, шёл от ларька. Поздоровались. Оформлять его не стали. Почему-то настоял на этом Ванька. Настоял так, что я даже забыл отобрать семечки. Нам они были без надобности, но почему-то мы всегда так делали. Потом из бардачка мы их вытряхивали в первый попавшийся мусорный бак.  

- А чего мы его отпустили? – Поинтересовался я.

- От него воняет. Ты не учуял?

- Да не заметил. А чем?

- Смертью. От него пахло смертью. Я в детстве видел свинью дохлую. В ней копошились опарыши и черви. Вот от неё пахло точно так же. – Ванька сплюнул. – Сажать такого типа в машину у меня лично нет желания. Да и мало ли торчков вокруг? Оформим кого-нибудь другого. На наш век точно хватит.

- Ты прав.

- Я знаю. – Улыбнулся Ваня. Больше об Александре Трусове 1992 года рождения мне вам рассказать нечего. Предположу, что и никто не расскажет. Друзей у него не было, сам он наверняка умер. Всё-таки прошло больше десяти лет, с тех пор как я за ним бегал. А Германович наверняка всё ещё работает в диспансере. Хороший мужик. Зайдите к нему, может он чего расскажет интересного за жизнь. А может, и нет.