Олеся шла рядом с мамой, чуть не плача. Стоял по-летнему жаркий май, прохожие улыбались, даже обыкновенно крикливые малыши в колясках вдыхали жизнь полной грудью, даже не думая капризничать. Они двое выделялись среди этой толпы, как вороны на снегу: в глазах Леськи стояли крупные градины слез, готовые прорваться настоящим водопадом, а мама… Мама шла, плотно сжав губы и слегка сощурив глаза.
Вот еще!
Девушка помнила такой свою мать всего два раза: когда в их квартиру забрался вор и еще раз – когда подвыпивший управдом явился разбираться, кто это шумит на весь дом. Шумели, разумеется, соседи сверху, с которыми из-за сомнительной репутации никто не хотел связываться, но… Но в первый раз мама просто стояла и смотрела на вора – невысокого, заросшего щетиной мужика, точно так же – сжав губы, глаза в глаза, и через минуту мужик вздохнул и принялся опустошать мешки и карманы. А управдому хватило одного взгляда: крепко сбитый, могучий, руками гнущий не самую тонкую арматуру, он стушевался и, извинившись, скрылся во тьме подъезда.
- Пришли, - коротко сказала мама, остановившись у маленькой зеленой двери. – Подожди здесь, я сейчас.
Всхлипнув, Олеся кивнула. Все равно! Выпускной бал! Такое раз в жизни бывает. У нее роль, ей танцевать придется, настоящий вальс, и ни с кем-нибудь, а с Игорем, по нему даже собаки сохнут, не то что девушки! И теперь…
Она скосила глаза, глянув на левую руку. Ссадина покрыла все предплечье – с одной стороны, конечно, но что толку? Выворачивать руку, пряча шрамы? Все равно увидят. Надо же было подвернуться этому проклятому камню! Колено заживет, его и прикрыть можно, но рука… Угу, вашу руку и сердце. И сердце теперь тоже будет разбито.
Сама того не замечая, Леська принялась тихонько плакать. Капнула одна слезинка, вторая…
Хлопнула дверь.
- И зачем ставить такую жесткую пружину? – проворчала мама. – Есть же нормальные доводчики. Поставил и забыл. Хватит воду лить, давай сюда руку. Да не больную, здоровую давай.
Шмыгнув носом, Олеся протянула руку… и в нее ткнулось что-то сухое и холодное.
Это была бумажная птица. Черная ворона, с красным клювом и красными глазами. Самая простая картонная поделка, две минуты – и готово. Но от этого кусочка картона ощутимо пахнуло опасностью. Девушке показалось, что красный глаз задорно и весело смотрит на нее, но вместе с тем во взгляде бумажной вороны ощущался странный, неутолимый голод.
- Что это? – прошептала Олеся.
- Просто держи, - посоветовала мама. – Хотя бы минуту. И думай о завтрашнем дне, как будто не было того камня. Как ты танцуешь. Как он берет тебя за руку. Чистую, здоровую руку.
- Я не смогу…
- Придется.
Олеся стиснула птицу в кулаке, едва не сломав картонные крылья. Вот она – танцует. Вот он… Чистые, белые руки… И музыка. Много музыки, и мир тонет в ней…
- Хватит.
Олеся открыла глаза. В ушах все еще звучали отголоски музыки.
- Руку-то разожми, - устало вздохнула мама. – Смотри, что сделала с игрушкой. Иван Алексеевич голову мне оторвет.
В молчании они шли домой. Боль в руке не то чтобы утихла, но отдалилась, поблекла в тени новых вопросов. Вопросов, на которые вряд ли будет ответ…
- Это же просто аптека, да? – отважилась, наконец, Леська.
- Да, - кивнула мама. – Просто аптека. Придем домой, покажу тебе фотографию. Там твоя прабабушка… в этой самой аптеке. И…
Олеся не стала спрашивать, что значит это «И». Холод чужой тайны окутал ее: было ясно, что мама все скажет сама. Или не скажет.
- Там на потолке, на веревочках, эти самые птицы, - прозвучало, когда они уже проходили под аркой двора. – Иван Алексеевич хороший человек. И дело у него хорошее. Семейное. Евдокия Маратовна рассказывала, что видела, как по ночам из этой аптеки вылетали черные птицы… или летучие мыши, она-то полуслепая уже была. А потом по всему городу вдруг выздоравливали люди. Говорю же, хорошее дело у Корчагиных. Даром, что ли, Ивану уже девяносто, а выглядит меня моложе… Сомкни уста, к дому подходим. Да не вздумай кому рассказать: кто знает, на какие лады каркают бумажные вороны?
Подписывайтесь на канал - и с Вами всегда будут новые истории. Жизнь дает много шансов заглянуть в Тайну, но к чему упускать самое лучшее?