В конце XIX века страна открыла границы и стала активно вливаться в мировые процессы. Европейцы были очарованы «страной мусмэ и чайных домиков», в моду прочно вошёл «японизм». В 1862 году на лондонской выставке родился «японский миф», основанный на стереотипах о веерах, цветах сакуры, «жёлтой опасности», жестоких и коварных самураях. Япония, осознавая степень технологического отставания, спешно принялась перенимать европейские и американские привычки, в стране появились те, кто ратовал за отказ от старой культуры и те, кто призывал не поддаваться влиянию чужеземцев.
По отношению к странам, отстававшим в техническом развитии, европейцы руководствовались идеей о «бремени белого человека»: Японию восприняли как «красивую безделушку». Осваивание новой страны очень кстати пришлось на эру колониальных романов – особенно можно отметить Пьера Лоти, Клода Фаррера, Мельхиора Ленгеля. Описания Японии в их произведениях были сродни завлекательной открытке, под которой пряталось не несущее большой ценности развлекательное чтиво. Подробнее стоит остановиться на «Госпоже Хризантеме» Лоти и «Мадам Баттерфляй» Джона Лонга. Лоти повествует о стандартной практике «гостевого брака» моряков, новелла Лонга базируется на реальной истории из Нагасаки и ложится в основу одноимённой оперы Пуччини о влюбившейся в иностранца гейше Чио-Чио-Сан. По сюжету юная танцовщица выходит замуж за американца Пинкертона, который оказывается обманщиком, двоеженцем, да и вообще отказывается есть палочками. В этом браке у неё рождается ребёнок, которого она вынуждена отдать Пинкертону и его новой жене. Самым логичным выходом из ситуации Чио-Чио-Сан видит сеппуку (самоубийство).
Отношение Пинкертона можно сравнить с общемировым интересом к Японии на тот период – поверхностное увлечение культурой экзотической страны сочеталось с почти полным пренебрежением к её древней цивилизации и достижениям.
Прототипами главных героев послужили Кага Маки и Томисабуро Гловер.
Были и те, кто всерьёз пытался познакомить мир с базисом японской философии, например, Хёрн (Хирн) в его сборнике новелл.
Нетрудно догадаться как воспринималась страна большинством обычных жителей Старого и Нового света. «Японизм» очень удачно подвернулся, когда Европа была в поиске новых путей в искусстве и моде, последствия чего до сих пор оказывают влияние на массовую культуру.
Европейцы с большим энтузиазмом стали применять орнаментальную экзотику в литературе, живописи, музыке, декоративном производстве, пошиве стилизованной одежды. Иметь кимоно было признаком достатка. Особенной популярностью среди любителей живописи пользовались японские гравюры укиё-э, родившиеся в то время, когда Токио назывался Эдо. Приблизительный перевод может звучать как «картины изменчивого мира». Философия этих гравюр поначалу несла в себе буддистские воззрения о быстротечности жизни и красоте момента. В дальнейшем изображения стали очень вариативными и могли быть связаны с понятиями «мимолётных удовольствий», «весёлых кварталов» и вообще всего, чего угодно. Японская мораль в этом плане всегда отличалась свободой нравов, создавая парадокс – эротическая тема не была табуирована и даже приветствовалась, а вот изображение обнажённого тела, вообще показ голого человека – порицался.
Гравюры были доступным способом прикоснуться к искусству, не тратя большие деньги. Они стали мощным источником вдохновения для европейских и российских художников. Человек, разбирающийся в модных тенденциях, обязательно стремился заполучить хотя бы парочку рисунков. В то же время Япония преследовала свои цели. Сергей Щербатов рассказывал о случае в Петербурге: торговец гравюрами, частенько заходивший в дом и выгодно сбывавший картины, оказался членом японской разведки. Образ Японии в России был двояким, поскольку особенно активно ею заинтересовались после войны. «Японизм» был популярен среди поэтов Серебряного века, Брюсов и Гумилёв профессионально занимались переводом хокку(хайку) и толкованием сложных японских символов. Русский авангард также родился под ориентальным веянием.
Японская графика оказала значительное влияние на живопись Ван Гога, Моне, Сезанна, Климта и других.
Мартин Бэйли, специалист по творчеству Винсента Ван Гога, полагает, что художник-постимпрессионист во время написания «Звёздной ночи» вдохновлялся гравюрой «Большая волна в Канагаве».
Есть версия, что «Большой волной» накрыло даже Билибина.
Клод Моне написал на продажу портрет жены в кимоно, снискавший огромную популярность.
Картина является скорее потакательством вкусам публики: она несёт в себе выразительные элементы японского колорита, однако не стилизована под японскую живопись.
Творения Кацусики Хокусая и Утагавы Хиросигэ стали главным примером для европейских мастеров живописи.
Среди российских полотен, вдохновленных Японией, широко известна картина Верещагина «Женщина в японском костюме».
Образ «Прекрасной̆ Японии» имел достаточно поверхностное отношение к истинному портрету страны, но послужил на пользу, породив огромный культурный пласт. Кризис европейской философии того времени столкнулся с надуманным «раем домашинной цивилизации».
На протяжении веков культуры продолжают обогащать друг друга и это взаимопогружение точно так же будет давать пищу для творчества новых поколений. А так выглядят новые картины, стилизованные под укиё-э.
Немного о японской культуре и ооочень много о еде - в инстаграме @marichan.ru :)
https://www.instagram.com/marichan.ru/
Литература
Молодяков В. Э. Образ Японии" в Европе и России второй половины XIX-начала XX века / Василий Молодяков. - М. ; Токио : Ин-т востоковедения, 1996. - 182 с.
Yokoyama T. Japan in the Victorian mind. A study of stereotyped images of a nation 1850-1880 London, 1987
Брюсов, В.Я. Сны человечества. – Москва. ; Директ-Медиа, 2010. – 118 с.
Дьяконова Е. М. Я видел сон, что каждый там поэт… Образы Японии в поэзии Серебряного века // Ежегодник Япония.2017.
Мещеряков А. Н. Книга японских символов. Книга японских обыкновений. М., Наталис, 2003.