Когда читаешь Пушкина, невольно изумляешься тому, насколько широк круг охваченных им тем. О чем только не писал поэт! Любовная лирика, сатира, острые социально-политические публикации, обзоры современной ему литературы, политика, вопросы воспитания… Был даже у Пушкина один опыт, как сейчас бы сказали, произведения (неоконченного) в стиле «фэнтези»: «Гости съезжались на дачу», где должны были фигурировать черти и прочие представители потустороннего мира.
Отдельная тема в его творчестве – религия, причем она идет единым неразделимым блоком с философией. Это размышления о смысле человеческого бытия и цели жизни. И здесь мы видим, что взгляды поэта на эту огромную, постоянно исследуемую и до сих пор таящую в себе массу загадок область постоянно изменялись. В душе поэта шли бури, сменявшиеся периодами затишья и неспешных размышлений.
Все начинается с шалостей
Изначально Пушкин ощущал себя совершенно нерелигиозным человеком. Отец и мать его имели большую библиотеку, с содержанием которой маленький Саша практически беспрепятственно познакомился еще до 10-летнего возраста. Вольтер, Дидро, Мольер – авторы, которых он читал еще до поступления в лицей. Эта литература вкупе с влиянием родителей, отличавшихся модными тогда вольтерьянскими взглядами, подталкивала мальчика к размышлениям о сущности религии. Он рано начал испытывать недоверие к христианским догматам и обрядам, в нем развилось насмешливое отношение к религии как таковой.
В лицее этот процесс продолжался, апогей отрицания Пушкиным христианства был достигнут во время южной ссылки, когда в Одессе он брал уроки «чистого афеизма» (атеизма) у некоего философа-англичанина.
Пушкин много и с удовольствием подтрунивал над «попами», посвящая им острые эпиграммы и язвительные строки в стихах. Архимандрит Фотий у него «полуфанатик, полуплут», да и не только он.
Пиком «антихристианских настроений» Пушкина можно считать поэму «Гавриилиада», написанную в 1821 году. В ней молодой стихотворец высмеивает святость самой христианской морали, изображая Деву Марию «еврейкой молодой», которая только-только открыла в себе зарождающуюся чувственность и готова проводить эксперименты с каждым желающим, а Бога – скучающим старцем, которому «постыло все творенье, наскучило небесное моленье». Верховный Бог-отец уподобляется старому развратнику, сочиняющему «любовные псалмы». Он всего-навсего вожделеет Марию, и точно такие же желания она вызывает у Архангела Гавриила и у Сатаны. Все трое по очереди в один день навещают Марию, удовлетворяя свои плотские желания, и в итоге она рожает сына, которого Бог признает своим.
Христианские обряды, молитвы, смирение – все это юный поэт считает ханжеством, прикрывающим истинные и отнюдь не возвышенные мотивы поведения человека, всему решительно противится, надо всем откровенно потешается. Поэма написана великолепным легким слогом. Петр Вяземский назвал ее «прекрасной шалостью».
Неудивительно, что поэма вызвала бурное возмущение общества, как светского, так и духовного. Отношения Пушкина с представителями церковной власти окончательно испортились.
Впрочем, в то время это его совершено не волновало. Он наслаждался духом свободы, возможностью творить, выражать себя и с азартом протестовал против того общества, в которое попал после лицея.
Пушкин взрослеет
Шли годы, естественная потребность протеста против всего постепенно сменялась потребностью думать, анализировать. Во взрослом Пушкине уже нет тех безудержных порывов бескомпромиссного отрицания. Он по-прежнему оставался неисправимым жизнелюбом, по-прежнему любил веселые пирушки с друзьями, быстро вспыхивающие и столь же быстро гаснущие костры любовных романов, горячие споры за бокалом шампанского и азартные игры, в которых порой проигрывался в пух и прах. Но это был уже другой Пушкин. Все чаще в нем просыпалась жажда уединения, он мог часами думать над заинтересовавшими его книгой или статьей. Если он что-то писал, все больше времени уходило на шлифовку стихотворения или прозаического произведения. Взглянем на его черновики: над одной строкой – сверху по 5 и больше зачеркнутых. Ему хотелось наиболее полно, ясно и просто выразить мысль.
В его лирике второй половины жизни нередко попадаются стихотворения, в которых так или иначе затронута тема веры, смерти и бессмертия. Он очень много думал над вопросами смысла человеческой жизни. Вероятно, вопросы, на которые он не находил ответа, подвигли его на написание стихов «Отцы пустынники и жены непорочны», «Странник», «Мирская власть». Уходили близкие ему люди, смерть все чаще прохаживалась со своей косой вблизи него, намекая на призрачность и хрупкость земного существования и земных утех.
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Несмотря на огромный круг приятелей, друзей и поклонников, несмотря на любящую семью, Пушкин остро ощущал свое одиночество. Он шел по жизни, «как узник, из тюрьмы замысливший побег, иль путник, до дождя спешащий на ночлег». Его занимали мысли о бренности бытия и о необходимости найти «горний свет», который видели внутренним взором святые.
Это не значит, что Пушкин вдруг поверил в Бога. Скорее всего, в душе он оставался атеистом в том смысле, в котором мы используем это понятие, но он стал философом. Он отлично знал Библию, помнил наизусть многие молитвы и, по словам Вяземского, восхищался их красотой. Духовная красота, чистота души – вот что теперь его привлекало. Распятый на кресте Иисус – символ поруганных мечтаний, надежд и чаяний. Так воспринимал взрослый Пушкин христианство. Кстати, «Гавриилиады» своей он стал стыдиться, ненавидел, когда при нем об этой поэме упоминали.
Перед смертью
В последние часы жизни умирающий Пушкин виделся со священником. Это был служитель Конюшенной церкви, отец Петр. Тайна исповеди нерушима, поэтому мы никогда не узнаем, о чем беседовали простой священнослужитель и «солнце русской поэзии». Но впоследствии Отец Петр рассказал П. Вяземскому, что Александр Сергеевич был исполнен благочестия в эти минуты. В глазах священника, многое повидавшего, блестели слезы, когда он вспоминал свой разговор с умиравшим поэтом – с такой силой волнение этой великой души передавалось окружающим. Даже тот, кто привык причащать прощающихся с земной жизнью, был потрясен душевной силой Пушкина.
Можем ли мы с уверенностью утверждать, что Пушкин в зрелом возрасте кардинально изменил свое мнение относительно религии? Безусловно, его отношение к христианству стало иным. Он открыл для себя истинную красоту, сокрытую в вере. Вполне возможно, что он смог разрешить с ее помощью различные вопросы, неизбежно встающие перед каждым человеком по мере наступления духовной зрелости. Он не превратился в безусловно верующего человека, но, может быть, смог прозреть душой и, условно говоря, увидеть тот самый «фаворский свет», о котором мечтал еще Сергий Радонежский. Судя по всему, завеса над тайной жизни для него приоткрылась. А там бездна звезд полна…