Персоналистский режим вроде белорусского, такой, где личность правителя, а не просто принцип единоличного правления, – важнейший государственный институт – редко падает от гражданских протестов. Он уходит, когда гражданские протесты или внутриэлитные разногласия, а чаще оба вместе, раскалывают силовиков
Силовики как самая лояльная власти корпорация могут до бесконечности разгонять и подавлять недовольных гражданских. Но когда силовики становятся перед конкретной необходимостью подавлять и разгонять силовиков, а то и стрелять по своим же, это совсем другое дело.
Тем не менее эти выборы – удар по легитимности Лукашенко внутри страны. Самые сильные в истории страны уличные столкновения войдут в историю как символ осени режима Александра Лукашенко. Оставшись без поддержки или хотя бы молчаливой лояльности большинства, без экономических ресурсов на его задабривание, режим будет все больше полагаться на силовиков. После этих выборов люди в погонах будут не только определять картину мира Лукашенко, готовя почти все докладные на его столе, но и понимать, что власть обязана им своим выживанием, из Минска пишет Артем Шрайбман.
Сейчас Лукашенко тянет время и пытается расколоть своих противников на более умеренных и радикальных. Обычно возможность раскола дает сама оппозиция, но белорусская лишенная лидеров улица ведет себя умеренно и сбалансированно: она не ломает памятников, не тащит на площадь портреты противоречивых персонажей, она не за социализм и не за капитализм, не за Россию и не за Европу.
Лукашенко пытается втянуть Путина в свое спасение по формуле: «Свергнут меня, ты следующий». Но Путин не обязательно видит это так. Путин, однозначно поддерживая Лукашенко, не только приобретает, но и теряет в глазах российского большинства. Друзьями в России считают не Лукашенко, а весь белорусский народ. Поэтому тот, кто бьет народ, – бьет друзей России. Иное будет сложно доказать из-за полного отсутствия у протестующих антироссийских лозунгов.
Смена диктаторского режима в Белоруссии в большей степени остается ее внутренним делом, чем внешнеполитической операцией и актом геополитического соперничества. Именно поэтому приблизившийся крах белорусского режима и то, что за ним последует, гораздо больше, чем украинские события, расскажет о возможных вариантах политической трансформации в России. О своих и чужих в белорусском протесте, читайте в статье Александра Баунова.
И если пик популярности Лукашенко у российских державников давно прошел, то в украинском обществе белорусский лидер всегда пользовался значительной популярностью. Украинцев привлекали стабильность, частичное сохранение советского уклада, отсутствие всесильной олигархии и некоторая самостоятельность внешней политики. Однако Константин Скоркин уверен, что эпоха очарованности украинцев авторитарным белорусским проектом уходит в прошлое, а по мере того как снижаются шансы Лукашенко удержать власть, растет желание Киева избавиться от токсичного партнера.
В то же время ни Евросоюзу, ни США сейчас нечего предложить Белоруссии, что могло бы хоть как-то уравновесить ее зависимость от России. С нынешними разладами и кризисами Западу вообще не до смелых проектов на постсоветском пространстве. Главная цель – не стало бы хуже, писал еще в самом начале политического кризиса в Белоруссии Максим Саморуков.
Также на Carnegie.ru:
— Глеб Кузнецов о COVID-эсхатологии и уличной политике от Сиэтла до Хабаровска
— Леонид Ковачич о том, как устроена система видеонаблюдения Москвы
— Александр Баунов о том, почему изгнанный Хуан Карлос из короля-освободителя превратился в диктатора