ВОСКРЕСЕНИЕ (странный рассказ)
… И вот это снова случилось…
Утром, как обычно, Фалалеев подходил к зданию редакции, в которой работал уже много лет, и увидел идущего мимо редакционного крыльца Сергея – своего соседа по дому. Точно он: невысокий плотный увалень, в джинсовой куртке… Он даже, кажется, подмигнул Фалалееву. Но не остановился, прошёл мимо…
Не было бы ничего необычного в том, что человек идёт по одной из центральных улиц их небольшого городка… Если бы этот человек не умер месяц назад.
Фалалеев обернулся с крыльца и ещё видел, как Сергей остановился у светофора, дождался зелёный свет вместе с другими пешеходами, перешёл дорогу и стал невидим из-за кустов.
Медленно, задумчиво пошёл Фалалеев в свой кабинет на втором этаже…
«Этого не может быть… Но ведь это он… Значит и Колька тоже не показался, и Виктор Петрович… Нет, нет, что я говорю…»
Вскоре журналист городской газеты Леонид Фалалеев погрузился в обычные рабочие хлопоты и забыл о странном происшествии…
Дело в том, что недели две назад вот так же на улице он встретил своего друга детства, трагически погибшего в пятнадцать лет. Он и выглядел на пятнадцать – лопоухий подросток в джинсах производства местной фабрики, свитерке и кедах, будто из начала восьмидесятых годов прошлого века. Пробежал мимо него в сторону школы, даже задев локтем, и что-то буркнул, показалось, что: «Давай, Лёнька». Конечно, показалось. И конечно Фалалеев тогда только удивился тому, как похож мальчишка на его друга. Но ведь прошло больше тридцати лет…
Потом он «встретил» Виктора Петровича – участника войны, о котором писал статью к Дню Победы пять лет назад. Шёл он – высокий, худой, седоголовый – по другой стороне улицы и даже приветственно кивнул Фалалееву… Но и тогда он, конечно, решил, что показалось…
И вот сегодня… В пяти метрах от него прошёл сосед…
Фалалеев хотел не думать об этом и не мог не думать…
Наверное, все люди иногда видят во сне умерших людей… Но это был не сон…
Фалалеев сидел над статьёй – сдать её надо сегодня до обеда. Не статья даже, а обычная заметка о рядовом городском событии… А не писалось, буквы и слова будто разбегались не схватывались мыслью…
Пришёл Олег – молодой и шебутной. Включил электрочайник, стал с комментариями рассказывать, что происходило на совещании в мэрии, откуда он вернулся… Фалалеев не слушал его, и когда Олег умолк, спросил:
- У тебя не бывало такого… - и рассказал о том, что встретил умершего соседа.
- Бывало! - радостно даже отозвался Олег. - Тоже недавно: иду, а навстречу классная… Ну, в школе классным руководителем была… А я же знаю, что она умерла. Не по себе аж стало. Вгляделся – не она, конечно. Похожа, одета так же… А, слушай, Лёня, это тема! - (Олег балуется написанием рассказов в стиле Эдгара По) - Похоронили мужика, вернулись домой, а он там сидит, ждёт… - И тут же, не останавливаясь, Олег говорит: - А у этого, соседа твоего, брата-близнеца не было? Ты узнай…
Энергичная скороговорка Олега встряхнула Фалалеева. Да ещё три ложки растворимого кофе на чашку положил... Он быстро закончил и сдал статью редактору.
И тут его опять «накрыло» (словцо из лексикона Олега) – он абсолютно точно понял, что ему не показалось и он видел именно самого Сергея, соседа по дому…
И Кольку он точно видел. И Виктора Петровича.
И он стал спокойно, хладнокровно (пытаясь быть хладнокровным) думать, почему он их встретил. И почему именно их. Не отца, например, не брата, не ещё многих родных и близких ушедших в мир иной за время его почти пятидесятилетней жизни…
Колька – его школьный приятель, одноклассник. Первая в его жизни смерть, осознанная, внезапная (от несчастного случая). Конечно, это запомнилось на всю жизнь.
Виктор Петрович был одним из нескольких ветеранов, о которых приходилось писать Фалалееву за время работы в газете. Судьбы всех людей того поколения в чём-то схожи: довоенные бедные годы, не доучившись шли работать, потом война, ранения, и на всю жизнь память о войне… И Виктор Петрович рассказывал о том, как уходили они, восемнадцатилетние мальчишки на фронт, об окружении, ранении… Потом работал всю жизнь на заводе. В последние годы, после того, как Фалалеев написал о нём статью, он иногда захаживал в редакцию: посидит, посетует на то, что, мол, «развалили завод да и страну-то развалили», и уйдёт. В последний раз пришёл, это было перед Днём Победы или сразу после него, всё такой же высокий, прямой, громкоголосый и дребезжащим, но твёрдым голосом сказал, подавая «чекушку» водки: «Вот, помянете, когда меня не будет». И они с Олегом уже вскоре и помянули его.
Сергей, которого видел сегодня, в общем-то, мало знакомый человек, жил этажом ниже. При встрече здоровались – не более. Поразило то, что вот человек его возраста, не имевший явных болезней, жил и умер… И нет его. И наводило это на мысли, что и он Фалалеев может умереть так же неожиданно.
«Но почему именно они мне показались? - он всё-таки убеждал себя, что «показались».
Он рассеянно глянул в окно – с его второго этажа была хорошо видна дорога и тротуар на другой стороне улицы. И там, по тому тротуару, ехал на велосипеде Юра, старший брат. Юра обернулся в его сторону, улыбнулся и одновременно кивнул, как это делал только он – снизу вверх и обратно… Юра погиб десять лет назад, он был тогда на этом самом велосипеде… А теперь он на этом же велосипеде, искалеченном тогда под машиной, а сейчас совершенно невредимом, проехал, кивнул и скрылся, свернул за угол…
Конечно, работать Фалалеев больше не мог.
Олег сидит в наушниках и яростно стучит по клавиатуре компьютера – делает материал для ближайшего номера. Фалалеев не стал его отвлекать. Просто ушёл. На улице он пересёк дорогу, свернул за угол и, кажется, даже увидел удалявшийся велосипед и фигуру в синей куртке… И на асфальте, там где кончалась небольшая лужа, был виден мокрый рифлёный след велосипедных колёс…
Он подумал о матери – уже старой, пережившей мужа и старшего сына… Что стало бы с ней увидь она не во сне, а вот так, как он сейчас, Юру?..
Ещё подумал, что можно бы осторожно поговорить об этом с женой. Она, конечно, как все нормальные люди, скажет ему, как и он сам бы сказал, расскажи ему кто-то подобное, что это просто похожие люди… Похожие, да… Но вот этот кивок и улыбка… И то, как подмигнул ему утром сосед Сергей…
И тут он увидел отца Владимира. Тот шёл по пересекавшему улицу скверу к церкви. И Леонид Фалалеев понял, что вот с ним-то, с отцом Владимиром он и поговорит. Потому что они давно знакомы, с тех пор, как Владимир не был священником, а был, между прочим, то ли психотерапевтом, то ли психологом, а вообще хорошим другом Фалалеева он был, да и остаётся. Видятся только редко…
В церкви, видимо, только что закончилось отпевание. Во дворе стоял автобус, молодой незнакомый Фалалееву священник что-то говорил женщине в чёрном, а из храма выносили гроб…
Фалалеев перекрестился на входе, осмотрелся. Отец Владимир стоял у свечного ящика, разговаривал с женщиной в белом платке. Обернулся, почувствовав взгляд Фалалеева, улыбнулся и пошёл к нему.
- Здравствуй, батюшка, - сказал, всегда стеснявшийся в таких случаях, не зная как приветствовать священника Фалалеев.
- Здравствуй, дорогой, - отец Владимир сам протянул руку, а когда Фалалеев вложил в неё ладонь, накрыл своей большой и мягкой ладонью и покачал несколько раз. И улыбался так доброжелательно усами и бородой и глазами, что Фалалеев, уже не стесняясь, попросил о разговоре.
Священник взглянул на часы, висевшие на стене за свечным ящиком, и кивнул:
- Конечно, поговорим. Давай на воздухе присядем…
Они вышли из храма, а затем и с опустевшего церковного двора и присели на скамейку в сквере.
Были первые дни осени. Пахло подвяленным тополиным листом, на кустах шиповника листва была ещё зелёная, и висели крупные и будто лакированные красные ягоды. К ногам священника сразу же прилетела шустрая стайка воробьёв, а в руке его каким-то образом оказались крошки, которые он и кинул на асфальт, и многие были схвачены ещё воздухе, а остальные склёваны уже на земле. И птички смотрели, повернув головки на священника, ждали.
- Всё, нет больше, - сказал воробьям отец Владимир, и они сразу упорхнули.
- Отец Владимир, - начал Фалалеев, когда воробьи улетели, он не мог почему-то при них говорить, - вот у меня какое дело…
Священник внимательно выслушал его…
- Может у меня… того, - покрутил пальцем у виска Фалалеев.
- Нет, Леонид, - сразу ответил священник, - с психикой у тебя всё в порядке. Усталость есть, как и у всех сейчас… Но я верю, что тебе не показалось.
- Веришь? - даже растерянно спросил Фалалеев.
- Верю… И я не знаю, что это такое… Мы ведь верим, что никто не уходит туда бесследно, совсем… В символе веры, помнишь: «чаю воскресения мертвых»…
Леонид Фалалеев помнил… Он крестился уже взрослым. Будущая жена хотела обязательно венчаться, а для этого надо было быть крещеным… В церкви он бывал не часто. И обычно по печальному поводу похорон. Ещё на Пасху и Рождество ходил с женой и дочерью, но это, чтобы не обижать их. Он с трудом выстаивал долгие службы… И символ веры он не вспомнил бы сам по себе, но когда произносили его в храме – уверенно повторял. И сейчас вспомнил. Да: «чаю воскресения мертвых». А чает ли он воскресения? Верит ли на самом деле, что мёртвые воскреснут?..
- И воскресение будет. Не совсем ясно – когда и каким образом, - продолжал отец Владимир. - Все воскреснут перед вторым пришествием Господа нашего Иисуса Христа. И судимы будут и живущие, и воскресшие…
И Фалалеев уже сам вспомнил и другие слова и не заметил, что начал говорить их: «Верую… во Единого Господа Иисуса Христа… паки Грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца…»
… И тут он очнулся. И понял, что уже давно один сидит на скамейке.
Были светлые сумерки (сколько же времени он просидел тут?). Небо над храмом было тёмно-лазоревого цвета, и первые звёзды уже проступали, удивительно тихо было ещё, и только из открытых дверей храма доносилось пение.
Фалалеев поднялся и пошёл в храм… А рядом с ним шёл его отец
умерший, когда ему, Лёньке, было пятнадцать лет…
Он удивлённо и радостно посмотрел на отца. А тот сказал:
- Пошли, пошли, все уже там.