В 882 году преемник Рюрика, Олег, двинулся завоевательным походом на юг.
Сразу возникает вопрос: кто такой Олег? Возможно, это был просто знатный воевода, как называет его новгородская летопись. Возможно, Олег всё же был конунгом — «великим князем», как его именует русско-византийский договор 911 года. Возможно, Олег был родственником Рюрика, возможно (и даже скорее всего), нет, а был лишь персонажем, в котором Повесть временных лет (ПВЛ) спрессовала воспоминания о нескольких разных князьях из разных земель и эпох. Как бы то ни было, но летопись сообщает, что вместе с Игорем, сыном Рюрика, Олег двинулся в Киев. От этого нам и приходится отталкиваться.
По дороге, спускаясь вниз по Днепру, Олег взял под контроль Смоленск — центр смоленских кривичей, и Любеч — центр северян. Подошел к Киеву, центру полян, где правили Аскольд и Дир – напомню, согласно ПВЛ, выходцы из той же Руси, из которой происходили Рюрик и Олег. С именами Аскольда и Дира историки связывают поход Руси на Царьград. Правда, учёные, опираясь на византийские хроники, датируют этот поход 860 годом, что, расходится с хронологией ПВЛ, согласно которой Русь во главе с Рюриком прибыла в Новгород лишь в 862 году, а Аскольд и Дир ходили на Царьград в 866 г.
Вероломно выманив киевских князей из города и убив их, Олег захватил Киев и сделал его своей столицей — метрополией, или «матерью городов русских». Затем он подчинил своей власти многие племена. И, наконец, в 911 году (по данным ПВЛ, в 907 году, но эта информация, скорее всего, неточная) совершил кульминационное действо — осуществил успешный поход на Царьград, заключив с Византией выгодный двусторонний договор.
Однако, то ли византийцы со временем перестали выполнять невыгодные для себя условия этого соглашения, то ли – по сведениям из переписки между константинопольскими и кордовскими евреями – хазары военно-дипломатически принудили русских князей – находившихся в зависимости от хазар, которые в любой момент могли «перекрыть» жизненно важные для варягов торговые пути в районах Днепра и Волги – пойти на Византию войной. В итоге, спустя 30 лет после успешного похода Руси на Царьград, преемник Олега, Игорь в союзе с неким тмутаранканским Хельгом (то есть ещё одним – либо всё тем же Олегом), решил навязать Царьграду новое соглашение. Однако походы Игоря и Хельга середины 940-х гг. были менее удачными. Менее выгодным оказался и договор.
Игорь Старый был неудачлив и во внутренней политике - послушавшись своих алчных дружинников, он пал жертвой мести со стороны древлян, с которых попытался повторно собрать дань.
Вдова Игоря Ольга, жестоко покарав древлян, во избежание аналогичных конфликтов в будущем, заменила "полюдье" - когда князь сам отправлялся за сбором дани, "уроками" и "погостами" - строго фиксированной данью, доставляемой "налогоплательщиками" в специально учреждённые для этого "пункты".
Сын Игоря — воинственный Святослав попробовал вновь вести себя экспансивно во внешней политике.
Разбив хазар и покорив Болгарию, он вплотную приблизился к Византии и окопался на берегу Дуная в Доростоле (современный болгарский город Силистра). Своей новой столицей Святослав решил сделать Переяславец (некоторые историки считают, что это тот же Доростол).
Однако византийский император Иоанн Цимисхий отразил атаку Святослава, а на обратном пути печенеги убили его. С того времени бурная военная экспансия Руси в отношении Византии приостановилась.
Сын Святослава Владимир был бастардом - сыном рабыни, ключницы княгини Ольги - Малуши. Коварно убив законного наследника великого киевского стола - своего сводного брата Ярополка и захватив к себе в гарем его невесту Рогнеду, а также беременную жену-гречанку (от неё родится Святополк, которого Владимир усыновит), отошёл от прежней линии на жёсткую военную экспансию в отношении Византии и стал стремитсья к развитию партнерских отношений с йне и к расширению дипломатического признания Руси.
В этих целях он принял христианство и отправил на службу в гвардию к византийскому императору несколько тысяч русских наёмников – варягов.
Впрочем, и в дальнейшем между Русью и Византией случались продолжительные размолвки и даже войны, правда, неудачные для Руси – например, в эпоху Ярослава Мудрого, стремившегося бросить вызов Византии и встать с нею "на равных". С этой целью он построил грандиозные Софии в Киеве и Новгороде, впервые фактически самовольно поставил митрополитом не присланного из Константинополя, а собственного кандидата - Илариона. Также Ярослав предпринимал усилия для того, чтобы "переписать историю", тщательно скрывая факт своего активного участия в братоубийствах и "свалив" всё на одного из убитых им братьев - Святополка, в итоге вошедшего в историческую память с расширением "Окаянный". Хотя "окаяанным", то есть Кнаином-братоубийцей, был как раз Ярослав.
Собственно, в этом и был смысл существования единой Киевской Руси — в сохранении контроля над торговыми путями в Черное море и Каспий, периодическом совершении военно-грабительских экспедиций и в поддержании выгодных для Руси торгово-наёмнических взаимоотношений с Царьградом.
Но почему в итоге Киевская Русь (которая, впрочем, всегда представляла собой весьма аморфное и, в общем, условное образование) в первой половине XI века всё же рассыпалась? Что произошло? А произошло следующее. В конце XI века крестоносцы пробились из Европы к Ближнему Востоку, а значит, – к рынку всего Халифата напрямую через Средиземное море.
Необходимость возить товары по пути «из варяг в греки» и из Балтики в Каспий – отпала. Появился более короткий маршрут через Геную и Венецию — прямо в страны Леванта. Надобность в Киевской Руси как едином политическом организме, контролирующем пути «из варяг в греки» и «Балтика – Каспий» и, до известной степени, паразитирующем на них, отпала.
Деградация и без того довольно рыхлого государства, различные части которого почти не интегрировались друг с другом, произошла довольно быстро. Наступила новая историческая эпоха. Во многих учебниках она неточно именуется эпохой «феодальной раздробленности».
На самом деле политико-правовая реальность, утвердившаяся на территории Древней Руси, существенно отличалась от системы «феодальной лестницы», возникшей на Западе и легшей в основу того, что принято именовать классическим европейским феодализмом.
Различные восточнославянские земли попросту утратили главный военно-экономический стимул к сохранению своей лояльности Киеву. И вновь вернулись к былой самостоятельности.
Попытки Рюриковичей сохранить в отношениях друг с другом традиции «старшинства», опирающегося на родовое «лествичное право» (восходило к хазарской традиции и предполагало наследование княжения от старшего брата к младшему и далее по нисходящей, а затем от самого ладшего дяди – старшему племяннику и т.д.), оказались малоэффективны и постоянно приходили в столкновение как с «незаконными» амбициями отдельных князей, так и с политической волей жителей различных городов, во многих из которых сохранялись вечевые традиции.
При этом между собой конкурировали сразу три легитимности: две княжеско-монархические - лествичная (от более старших братьев - к более младшим) и салическая (от отца к сыну), а также одна демократическая - вечевая.
При этом в отношених как между князьями, так и между князьями и горожанами царил правовой нигилизм, а именно "хроническая" неверность взятым на себя договорным обязательства.
От европейских стандартов федоально-правовой культуры нравы русских князей в ещё большей степени отдаляла их тесная интегрированность в политические и династические контакты со Степью .
В своём знаменитом "Поучении" Владимир Мономах, обращаясь к своим сыновьям, делает основной акцент на христианских моральных принципах, оставляя при этом в стороне вопрос об аристократической чести - ключевой для рыцарской морали Средневекового Запада.
Неудивительно, что при такой зыбкой правовой культуре частно возникали конфликты не олько между самим князьями, а также между князьями и боярами, но также между князьями - и горожанами.
В итоге одного из конфликтов горожан с князем, присланным из Киева, Новгород окончательно отделился от Киева и превратинелся в полностью независимую вечевую республику: в 1136 году новгородцы изгнали киевского князя-наместника и в дальнейшем стали самостоятельно заключать с князьями договоры на оказание военно-судебных услуг.
Рядом с Новгородом позднее выросла Псковская республика.
Оформилось Галицко-Волынское великое княжество, активно взаимодействовавшее с соседними европейскими странами.
Крупными и самобытными центрами удельной эпохи были Смоленск, Полоцк, Рязань, Чернигов.
На Северо-Востоке сложилось мощное великое княжество Владимирское.
Киев по-прежнему оставался крупнейшим древнерусским городом и резиденцией старшего среди Рюриковичей – Великого Князя Киевского, а также митрополита Киевского и Всея Руси, но по факту из «матери городов русских» превратился в центр далеко не самой влиятельной земли.
Одним словом, когда мы говорим о Древней Руси, надо всякий раз отдавать себе отчет в том, что речь идет не о «единой мощной державе», а о своего рода «мерцающем государстве». Разные земли то частично интегрировались посредством непрочных княжеских альянсов, то дезинтегрировались. Даже в период «торгово-византийского проекта» политическая карта Киевской Руси постоянно изменялась и переструктурировалась. Впоследствии же, с упадком больших трансграничных речных торговых путей, Русь окончательно превратилась в совокупность множества локальных независимых государств, населенных различными региональными народами.
Таким образом, даже в период своего державного расцвета Древняя Русь была сложным сетевым переплетением, в котором ситуативно скрещивались интересы самых разных политических субъектов — князей, бояр, горожан. Скрещивались — и порождали самые разные, зачастую весьма недолговечные политические конфигурации.
И все же домонгольская эпоха оставила после себя по меньшей мере два важных фактора общерусского единства, которые в будущем сыграют важную роль в создании единого московского государства:
Династический (единая династия Рюриковичей, в рамках которой все князья считали себя «братьями», при этом постоянно конкурируя в борьбе за те или иные «наследства»). Еще в начальный период существования Киевской Руси Рюриковичи низвергли всех местных князей, а также племенных вождей и старейшин и стали владеть Русью как родовой собственностью. Однако эта собственность была скорее виртуальной, нежели реальной. Дело в том, что каждый князь и каждая земля стремились преследовать свои собственные интересы. Сами по себе династические связи Рюриковичей были весьма условным фактором сплочения. Иногда они на время соединяли разные территории, особенно когда их жителям это было выгодно. Но порой, наоборот, разобщали, порождая кровавые княжеские усобицы. И все же идея единого династического пространства, по которому перманентно перемещались Рюриковичи, переходившие с одного стола на другой, — сохраняла саму идею единого родового владения (государства), во главе которой де-юре стоял Великий Киевский князь.
Церковный (единая Киевская митрополия). Столь же в большей степени морально, а не политически объединяющую роль играла и единая для всех политически независимых древнерусских государств Киевская митрополия.
Однако в материальном, то есть политико-экономическом, отношении пространство Древней Руси в эту пору было - правда, в разных землях в разной степени – интегрировано по горизонтальному, договорно-правовому, а не авторитарно-вертикальному принципу.
При этом каждая земля имела своё особое имя. Под «Русской землей» в эту эпоху понимали, как правило, лишь великокняжеский «домен» — то есть земли собственно Киевского княжества (иногда включая соседнее Черниговское). Как единое целое «Русская земля», как и «русский народ», существовали разве что в «виртуальном» монашеско-литературном церковном измерении. Например, на страницах «Повести временных лет», «Слова о законе и благодати», «Слова о полку Игореве» или «Слова о погибели земли Русской».
В реальности Русь XI–XIII вв. отчасти можно сравнить с тем, чем была средневековая Священная Римская империя. То есть это была сугубо номинальная государственность, которую объединяли весьма эфемерные в политическом отношении факторы.
Разумеется, как в Европе, так и на Руси время от времени те или иные сильные правители отдельных земель пытались использовать в больших реставрационных целях «имперскую память» – память о Римской империи в Европе, память о едином государстве первых киевских князей на Руси. Однако никаких долгосрочных предпосылок к воссозданию единой Руси в этот период так и не возникло. Более того. Сами понятия «Великого Князя Киевского и Всея Руси» и «Митрополита Киевского и Всея Руси» появились как раз для того, чтобы специально подчеркнуть фактор духовно-идейного метаединства политически независимых друг от друга земель в XI–XII вв., то есть именно тогда, когда Русь де-факто распалась на множество государств.
(Продолжение следует)