Посмотрев как-то всей семьёй забавный мультфильм "Фердинанд" я вспомнил одного теленка, из своего зигазинского детства. Среди прочих, этот бычок выделялся, как мультяшный Фердинанд, своим характером. Он был очень умным и дружелюбным, как ни кто другой. Среди множества "Мишек", а всех телят в нашей семье почему-то звали "Мишками", этот своей непохожестью на других запомнился на всю жизнь. Некоторые моменты общения с этим запомнились мне очень отчётливо, хотя я уже много лет не живу в Зигазе. Запомнились почему-то даже его первые дни.
Отец был где-то в командировке, когда корова должна была отелиться. Счёт шел уже на часы, мама, которая время от времени выходила её проведать, вдруг решила сходить к тёте Люсе Сафоновой. Уж не знаю, зачем ей нужно было уйти именно в этот момент, но она оделась, спокойно сообщила мне, что она ненадолго к Сафоновым и открыла дверь, поручив мне посматривать за коровой. Я не ожидал такого развития событий, не имея понятия как мне реагировать, я с волнением крикнул уходящей маме "Мам, а что делать, если он (телёнок) начнёт вылазить!?" Не задерживаясь в открытой двери, мама спокойно ответила: "Затолкай его обратно, я скоро приду" И хлопнула дверью. Я растерялся. Ответ мамы звучал, как удачная шутка, но я почему-то не смеялся. Потому что я действительно не знал, как поступать в данной ситуации. Я представить себе не мог самого себя в роли акушера. Я стоял в смятении, пока не услышал звук закрывшихся ворот, затем быстро надел фуфайку и понёсся в конюшню. Там я обошёл корову, оглядев её внимательно и не найдя признаков начала "процесса" я ничего не придумал лучше, чем просто встать напротив неё и "караулить". Корова явно готовилась, она стояла, расставив ноги немного шире чем обычно, как то, собравшись, и, казалось, прислушивалась к своим ощущениям. Каким-то внутренним чутьём я понял, что моё нахождение здесь нежелательно и вернулся домой. Не снимая фуфайки, я уселся на диван и следующие минут сорок, пока мама отсутствовала, продолжал свои инспекторские набеги в конюшню.
Как только телёнок появился, и корова его облизала, мама позвала меня, и я принёс его домой. Это делалось всегда, первые несколько дней каждый теленок жил в детской комнате, и этот Мишка не был исключением. Выход из комнаты перегораживался стульями, на пол укладывались старые фуфайки и пальто. Мне ставилась задача ухаживать за ним - не давать жевать тряпки, одежду и постельное бельё - всего всё равно не убрать, относить его на кормление, приносить его, подставлять ему баночку, когда он захочет писать, прибирать его "лепёшки" и т.д. Важно было также следить, чтобы он не ложился на голый пол, пол был достаточно холодный.
Запомнился мне один смешной момент из того периода, когда Мишка жил зимой со мной в одной комнате. Просыпаюсь я однажды от сопения и от того, что кто-то дышит мне в лицо. Открываю глаза, и вижу, как к моей лежавшей на краю кровати голове, тянется мокрый нос телёнка. Из-под его верхних зубов выскальзывает язык с явным намереньем уткнуться мне в глаз. Отстранившись назад, я вижу широко распахнутые восторженно удивлённые глаза телёнка с длинными красивыми ресницами и огромными зрачками. Что-то мне в выражении его глаз показалось настораживающим. Оглядев его всего от мягких беловатых копытц до хвоста я понял, что, не успев проснуться, я уже опоздал. Телёнок собирался писать. И у меня очень мало шансов успеть подставить баночку. Все новорождённые телята чрезвычайно пугливы, и этот, конечно, не был исключением. Его наивные, детские глаза, смотрели на меня с испугом и интересом. Он не мог остановить этот естественный процесс, и тонкая струйка уже начинала литься из-под его пуза на пол. Потешно раскарячив на крашенном скользком полу четыре своих ножки, он как диснеевский Бемби на льду, изо всех сил старался не упасть. Лужа, растекающаяся по полу, приближалась к его копытцам, и я понимал, что как только я откину одеяло и попытаюсь встать, он непременно испугается, наступит в свою собственную лужу, подскользнётся и упадёт. Ситуация патовая. Я же не могу лежать спокойно и созерцать, как золотой ручей льётся на пол моей комнаты, потому что не хочу это убирать. До баночки я дотянуться не могу, она стоит под столом за телёнком. Остаётся надежда - потихоньку выбраться из-под одеяла, добраться до баночки, и подставить её под эту подлую тонкую струйку, чтобы остатки вылились в неё. Писают телята долго, и я решаюсь на этот бросок. Внешне этот процесс сложно назвать броском. Я очень медленно, стараясь не спугнуть несводившего с меня глаз телёнка, отодвигаюсь к стене, удаляясь от него. Не вытаскивая из-под одеяла ног в сторону телёнка, и используя одеяло как щит-прикрытие, я двигаюсь вдоль стены, в сторону книжного шкафа пытаясь обойти справа. Добравшись до спинки своей железной кровати, я, продолжая прикрываться одеялом, пытаюсь её перелезть поднимаюсь над матрасом и ... всё! Телёнок, до этого момента спокойно поворачивающий за мной голову вдруг вздрагивает, увидев меня перелезающим через дужки кровати, пугается, начинает семенить ногами, подскальзывается. Я, отбросив одеяло и спрыгнув на пол, бегу босиком к баночке, хватаю её, несусь к телёнку, он, бедняга, перепугавшись, начинает от меня убегать, то подскальзываясь, то, попадая ногой на фуфайку, энергично отталкивается. Он искренне не понимает, что хочет от него этот странный мальчик в трусах и с баночкой в руке, почему он пытается сунуть её ему между ног. Какое-то время мы мечемся по комнате. Наконец я останавливаюсь, стараюсь не шевелиться, ощущаю ногами ледяной пол и с сожалением наблюдаю, как мой молочный брат, тоже остановившись, писает на фуфайку под его ногами. У меня нет обиды или злости, разве можно злиться на эту детскую непосредственность и природу? Одевшись и умывшись, я прибираю в комнате и готовлюсь нести его на кормление.
Забавно, и приятно было носить телёнка на кормление. Я, то воображал себя греческим атлетом, который нес на плечах быка, то старшим братом, ухаживающим за своим братиком. Я нес его в конюшню, закутав в старое пальто, а он дрожал всем телом от холода и испуга. Своей грудью и руками я ощущал, как бешено бьётся его сердце. От коровы же я забирал его спокойным, заметно потяжелевшим. Сытый, довольный, со следами коровьих ласк - полосками слипшихся от слюнявых зализываний волос на мордочке и спине, он тихо сопел, временами глубоко и сыто вздыхая.
Помню, как-то, раз мне довелось встретить этого Мишку в лесу. Никогда до этого не доводилось мне встречаться в лесу со своими коровами, собирая ягоды, а тут - на тебе, какие лица! Я собирал землянику в ладони, время от времени, выпрямляясь и высматривая ягодные места, как вдруг увидел в кустах знакомую морду. Это был наш полутроник Мишка, который, узнав меня, встал как вкопанный. Надо было видеть выражение его глаз! Это было недоумение, в чистом виде, насколько может передать морда бычка эту человеческую эмоцию. Он как бы говорил мне "Хозяин!? А ты-то что здесь делаешь!?" Он непривычно долго осматривал меня, какое-то время, сомневаясь, правильно ли он признал во мне своего, а затем, пытаясь понять, чем же я здесь в лесу занимаюсь. Ничего не поняв, он презабавно мотнул головой, то ли отгоняя мух и слепней, то ли пытаясь стряхнуть это наваждение с глаз, как трясёт головой человек, не веря своим глазам. Похоже, в его картине мира я не должен был покидать пределы деревни и сейчас, своим появлением на этой поляне я поломал эту картину напрочь. "Мишка, Мишка, это я!" - я позвал его, привычно протянув навстречу ему руку, со сложенной лодочкой ладонью. Он ещё раз мотнул головой и даже подался назад, как бы отстраняясь. "Мишка, это я. Я тут ягоды собираю. Вот, смотри!" - я зачерпнул из бидона несколько ягод, подошёл к нему и протянул их на открытой ладони. Он с недоверием, посмотрев на моё лицо, за тем на ягоды, ткнулся своим носом и мокрым ртом, с торчащими из него недожеванными травинками мне в ладошку, обдав её горячим дыханием из раздувавшихся ноздрей. От этого дыхания и толчка почти все ягоды разлетелись с ладони, но всёже пару штук он успел слизнуть, учуяв знакомый, понятный запах ягод. Само собой, эти две ягодки исчезли в его пасти, и было видно, что то, что ощутил во рту, не оправдывало моего появления на его пути. "Ну, ты даёшь, хозяин!" Как бы опять говорил мне его взгляд, "Ну ладно я, тут хожу, траву ем, а ты то, какого лешего тут делаешь?" Вдруг, как то враз, потеряв ко мне интерес, он повернулся, и пошёл догонять других коров, опять смешно мотая головой и двигая ушами пытаясь стряхнуть слепней.
"Павлины, говоришь?!"
Хе!" , почему -то вспомнил я смешную фразу товарища Сухова из "Белого солнца пустыни", глядя вслед удаляющемуся бычку.
Когда телята были маленькими, летом в мою обязанность входило конвоировать их утром на огород около "Бойни" или за мостом, а вечером - домой. Особенностью этого умного Мишки было то, с какой легкостью мне давалось эта, обычно непростая, задача. В отличие от других телят - Мишек, которые едва выходили за ворота, начинали либо взбрыкивать и нести меня по улице, поднимая пыль, либо тормозили, встав, как вкопанные, он вёл себя идеально. Ему не нужно было тыкать в морду кусочком хлеба, чтобы он, пустив слюни и вытянув шею, брёл за тобой, его не нужно было сдерживать, он не ломился от страха в пыли, куда глаза глядят от проезжающих мотоциклов и машин. Он просто шёл спокойно рядом, когда я говорил ему "Мишка, пойдём!", он останавливался, когда я говорил ему "Стой, Мишка!" Скорее всего, гены нашей коровы, умной и очень понятливой, удачно сочетались в нём с генами неглупого папаши быка, которого я видел только мельком. Он произвел на меня впечатление своим внешним видом и сдержанно-достойным поведением. Пикантные подробности свидания папаши быка и нашей коровы были ловко скрыты от меня моей мамой. Я был еще подросток, и мама с папой посчитали, что видеть это мне ещё рано. Когда я привел корову к месту свидания, мои родители были уже там вместе с хозяином племенного быка. Мама, неожиданно для меня, предложила мне сходить в кино, чего никогда не было. Обычно это я клянчил 5 или 10 копеек у родителей, детское кино стоило столько. А тут мне дают 15 копеек и сами предлагают сходить. Конечно, я согласился. Я только запомнил, что бык был серый, здоровый и выглядел солидно - достойно. Похоже, умный теленок Мишка был в папашу. Я мог запросто остановиться возле Суравовых, чтобы посидеть - поболтать с братьями Витей и Сергеем Суравовым, а телёнок спокойно стоял рядом и ждал. Конечно, я держал его на поводке, но это было несложно. Пока мы травили анекдоты, оглядывали и обсуждали все проезжающие мотоциклы и машины (о чем же ещё могут говорить мальчишки) Мишка с достоинством стоял рядом и терпеливо ждал, иногда находя и срывая сочною траву у самого низа забора. Я был бесконечно благодарен этому теленку, за его кроткий нрав и понятливость. Когда ты ещё подросток и не набрал веса, норовистый бычок может здорово потрепать и погонять тебя, ведь у него четыре ноги, а у тебя две. Такое было частенько. С этим такого не было. Он подарил мне самое спокойное лето.