Рано или поздно увлечение импрессионизмом должно было добраться до России. Но как импрессионизм попал в нашу страну? Его к нам завезли, или же мы наведывались к нему? И то, и другое.
В 1874, когда состоялась первая выставка импрессионистов, в Париже жил Илья Репин. Он был знаком с работами Мане и его соратников. Он их обожал (данный факт зафиксирован в письмах). Но для Репина эта встреча не вылилась в новую, импрессионистическую, стадию. В 1896 публика Москвы и Петербурга смогла увидеть картины импрессионистов, которые были поставлены для Французской художественной выставки парижской галереей Бернхейм (работы Эдгара Дега, Клода Моне, Огюста Ренуара, Альфреда Сислея, впервые показывавшиеся в России). Николая II импрессионисты не впечатлили (он предпочёл им работу Франсуа Фламенга (ныне забытого художника), которая была приобретена для украшения гостиной императрицы).
А вот картина Моне «Стог сена» (1891) произвела неизгладимое впечатление на Василия Кандинского, который решился всецело посвятить себя живописи и не продолжать изучение юридических дисциплин:
«Мне казалось, что без каталога не догадаться, что это — стог сена. Эта неясность была мне неприятна. Мне казалось, что художник не вправе писать так неясно. <…> С удивлением и смущением замечал я, однако, что картина эта волнует и покоряет, неизгладимо врезывается в память… <…> Живопись открывала сказочные силы и прелесть. Но глубоко под сознанием был одновременно дискредитирован предмет как необходимый элемент картины».
Так, Кандинский едет в Мюнхен учиться живописи. Он осваивает реалистическую манеру, а в 1901-02 появятся работы на грани фовизма и импрессионизма. Возьмём картину «Швабинг. Николайплатц» — она не про фиксацию нюансов, которой болел Моне; скорее, это деревенские мотивы Писсарро или Сислея, сработанные в эспрессионистической, более обобщённой этюдной манере.
Та же история с «Тополями» (1902) — знакомый мотив поздних серий Моне; только вместо тончайших мазков активно работают цветовые пятна.
К концу 1900-х увлечение свободным импрессионизмом сходит на нет — в «Синей горе» (1908) уже главенствуют народные, фольклорные мотивы, где синий всадник мчится на обложку альманаха Кандинского 1911.
А к 1904 Казимир Малевич (подобно всаднику Кандинского) домчался до Москвы из Курска. В это время как раз формируются знаменитые коллекции Михаила Морозова и Сергея Щукина (уже в 1897 они начали регулярно наведываться в Париж для приобретения произведений французской живописи); Малевич не упустил возможность знакомства с собранием Щукина. Полотна с Руанским собором Моне стали для него откровением — эту встречу Малевич подробно описал в своей статье «О новых системах в искусстве» (1919).
А в 1905 Казимир Малевич пишет работу «Церковь» (явный оммаж Руанским соборам); наряду с «Бельём на заборе» (1903), он считал её достойной работой первого импрессионистического периода своего творчества.
В 1928 Малевич готовился к своей ретроспективе в Государственной Третьяковской галерее. Однако художник столкнулся с тем, что часть его ранних импрессионистических работ осталась в Германии на Большой берлинской художественной выставке. Несмотря на то, что минуло почти 30 лет, Малевич принял решение написать эти картины заново (потому что не мыслил без импрессионизма эволюцию в искусстве), при этом датировав их началом века. Эта мистификация Малевича была раскрыта много десятилетий спустя.
Также в 1932 Малевич работал над рукописью «Практика импрессионизма и его критика». Некоторые фрагменты из окончательного варианта этой статьи были воспроизведены в каталоге к выставке «Импрессионизм в авангарде», которая проходила в Музее русского импрессионизма.
После радикальных экспериментов авангарда не только Малевич возвратился к импрессионизму. К тому же выходу пришёл Михаил Ларионов, первый русский авангардист (навсегда покинувший Россию ещё в 1915).
В 1926 Ларионов с помощью друзей пытался вызволить из России свои ранние работы, чтобы к концу 1920-х выставить их во Франции. Это время, когда Ларионов как бы вспоминает самого себя: юг Франции ему видится родным Тирасполем, где начинался его творческий путь и где были написаны его первые импрессионистические работы. Живописные и сумасбродные «Рыбы при заходящем солнце» (1908) Ларионова задают строй позднему (1920-х) меланхоличному натюрморту с дыней и гроздью винограда, где вместо бескрайней почвы извивающиеся, но уже послушные и более традиционные предметы мёртвой хваткой держит бескрайняя драпировка. То же происходит в натюрморте с лимоном и яйцом, таком же стабильном и устойчивом.
В объектив импрессионистов редко попадали животные — кое-где у Моне мельтешат индюшки, а у Сислея — гуси. У молодого Ларионова целый корпус работ посвящён животным — волам, свиньям (похожим на «розовые бутоны»), рыбам, гусям, и даже верблюдам. Критикам эти работы казались пустыми, ничего не значащими.
Есть в арсенале Ларионова и жанровые картины — например, «Прогулка» (1907–08). Многие десятилетия картина была разрезана на две части и в таком виде хранилась у вдовы друга душеприказчика художника; впоследствии оба холста были сшиты. Композиционно работа повторяет «Воспоминание о саде в Эттене (Арльские дамы)» (1888) ван Гога из собрания Сергея Щукина.
В России XX века импрессионизм трактовался достаточно широко и запросто мог обозначать все новейшие течения французской живописи. Импрессионизм был свободным живописным языком, который одержал полную победу над природой. Теперь всё, что предстаёт перед глазами художника, может стать сюжетом картины. Вот только сюжеты этих картин были перепеты не раз предыдущими поколениями импрессионистов.
Ларионов был самой видной фигурой среди поколения художников, выстреливших в начале века. Быть может, поскольку в его работах свободного импрессионизма читается ирония. Это видно хотя бы в названии картины «Рыбы при заходящем солнце». Это видно в том, как он вместо Руанского собора пишет по многу раз угол безымянного сарая.
Как бы то ни было, импрессионизм не закрепился. Потому что сидя на кресле дедушки нельзя покорить мир. Но можно накопить силы для будущего рывка, рывка в новую живопись, которой наши герои и стали знамениты.
Автор Анастасия Бырдина