Ты небо рисуешь синим
И серым рисуешь скалы,
Потом мужчин, обязательно сильными,
А женщин, конечно, слабыми.
Но небо лишь изредка сине,
А серые вовсе не скалы.
И вот приходится быть сильной,
А хочется быть слабой.
Евгений Клячкин
Я всегда говорю своему ребенку: «Порядок в портфеле — порядок в голове», а сама вечно ничего не могу найти в дамской сумочке. В ней звенит сотовый телефон. Уже извлечены на свет божий склеротичка (она же ежедневник на текущий год, ребенок ее называет «памятник»: «Мам, где твой памятник? Мне нужен телефон Лёлика?»), визитница, тюбик почти закончившейся помады, пачка бумажных носовых платков (утирать сопли—слюни—слезы и другие следы женской и детской жизнедеятельности), связка ключей от дома, еще одна бряцающая связка от работы. В конце концов, я просто вытряхиваю всё содержимое сумки на соседнее сидение автомобиля. Телефон, естественно, выпадает последним и перестает звонить. Индустрия кожгалантереи существует уже не одно столетие. Ну что, за это время нельзя было изобрести сумку с такими специальными карманчиками для всякой всячины?! Чтобы были отделения для носовых платков, зеркалец, кошелечков и, в конце концов, для сотовых телефонов. Вот так и образуются стрессы у городского человека: сначала занервничаешь, что не вовремя звонит телефон, потом, заводясь, ищешь его в недрах сумки, дальше с остервенением вытряхиваешь содержимое на сиденье, и, уже в полном раздражении, наблюдаешь, как твоя любимая губная помада закатывается под коврик на полу. И вот свершился цикл превращений! Но не от куколки к прекрасной бабочке, а от прекрасной дамочки к раздраженной тетке! Ну и кто же, интересно, так рвался выйти на связь? Ба, знакомый номерок! Вот так надеешься каждый раз, что это будет неизвестный назойливый поклонник, а это всего-навсего твоя сослуживица Катрин.
— Алло, Катрин? Предвосхищаю твой вопрос: я стою на светофоре на ближайшем перекрестке… Да, я в курсе, что опаздываю на работу на четверть часа… Да, я представляю, что было с шефом, когда он не обнаружил меня за столом… Пойди к нему, пусть он запишет про моё опоздание в свою тетрадочку с компроматом: мне всё равно — а ему будет приятно!.. И вообще, пять минут моего опоздания на твоей совести — я телефон в сумке искала. Всё. Сдерживай приступы его праведного гнева. Скоро буду. Чао!
Что можно застать в офисе, которым руководит шеф со скверным характером? Катрин забилась в угол и пытается слиться с интерьером. Милена с напряженно выпрямленной спиной («Ага! Уже получила взбучку!»), остервенело колотит по клавиатуре бедного компьютера, набирая текст очередной редакции договора. Для полной картины микрогарема не хватает только меня. На правах самой старой (в смысле стажа, а не в смысле столетние-безногие) сотрудницы, я позволяю себе некоторые вольности, вроде сегодняшнего опоздания. Это такая негласная договоренность: он орет на меня за это, а я делаю вид, что меня это приводит в состояние глубочайшего раскаяния. Он чувствует себя Песталоцци, а я — Макиавелли. Бедный Константин Петрович считает, что такие разборки укрепляют его имидж крутого мужика. Ага, слышал бы он себя, переходящего на ультразвук! Видел бы он себя: кудряшки дыбом, центральная лысинка покраснела, щечки раздуваются! Я даже знаю, что девчонки говорят за стенкой: «Бедный Кока! Разве можно так кричать? В его-то возрасте, с его-то весом, с его-то, как бы поделикатней выразиться, темпераментом!»
У бедного Коки — кризис среднего возраста. Поэтому последний год он — центральная фигура для обсуждения. У него сильно испортился характер: стал какой-то бабский, в худшем смысле этого слова, вы понимаете. Он теперь капризный, мнительный, всё вглядывается в большое наше зеркало. Наверное, надеется увидеть там хорошего человека! Мы даже подумывали, не заголубел ли наш сокол? С одной стороны, это неплохо. Каждая уважающая себя девушка (независимо от возраста) в наше время должна иметь хотя бы одного знакомого голубого. Мы решили, что у нас им будет Кока. Но Милена сходила к своему знакомому астрологу, и тот категорически отверг наши домыслы. Не ручаюсь за точность воспроизведения, но у него там Марс придавленный или еще что-то… Короче, сложный вариант мужского характера с бабскими замашками.
— Ну ладно, девочки, пойду, как трансформатор, преобразовывать напряжение Константина Петровича.
Девочки на миг отвлеклись, чтобы проводить меня взглядами, выражающими сложную смесь поддержки, сочувствия и надежды, что я не паду смертью храбрых. В кабинет я вошла, формально постучавшись, и с порога извинилась за свой проступок. Дальше я вдохновенно импровизировала на тему «Наши дороги — самые плохие дороги в мире! Наши водители — самые недисциплинированные водители в мире! Наши пробки — самые плотные и протяженные пробки в мире!»
— Да ладно,— бесцеремонно прервал меня Кока,— о том, что ты выезжаешь на работу, нужно объявление по радио давать: «Люди! Будьте сегодня особенно бдительны! За рулем — опасный водитель!» Это из-за таких, как ты, все пробки и образуются! И губы не надувай! Небось, по дороге за рулем и красила! Я же тебя знаю, как облупленную!
Вот зараза! Ведь действительно за рулем и красила. Не во время движения, конечно, я же не камикадзе! На светофоре пока стояла. А чего? Да за две минуты и при моих практических навыках… В соседней машине девушка глаза подкрашивала. Вот это я понимаю — высший пилотаж! Я за рулем глаза теперь не крашу. Один раз ехала на переговоры: на одном глазу тушью ресницы, как и обещано было в рекламе, в 500 раз увеличила, а потом попала в зеленую полосу (это когда подъезжаешь, а тебе тут же зеленый свет зажигается). Ну еду, радостная такая, первый, можно сказать, раз не опаздываю. Провожу переговоры. Все меня внимательно так слушают. Просто глаз с меня не сводят! Думаю, молодец! Растет мастерство! Потом замечаю, что-то уж больно пристально они на меня поглядывают. С подозрением. Не пойму в чем дело. Договор подписали, особенно не торговались. Зашла перед выходом в туалет. Мать честная! Вид у меня прибацнутый! Один глаз, опушенный забором ресниц, горит огнем, а другой как будто выключенный телевизор. То-то они так на меня смотрели! Не могли понять, всё ли у меня с головой в порядке, на всякий случай, по скидкам торговаться не стали. Мало ли что? Ну, думаю, если они у Петровича справки начнут наводить о моем психическом здоровье — плакала моя карьера! Но обошлось, слава Богу!
Кока распекал меня за опоздание, а я погрузилась во всякие текущие мысли, стараясь делать лицо попроще и попостнее. Кока — система самонаводящаяся, ему можно не вторить. Главное, не мешать: он об своем, и я об своем. Но вид активного слушания сохранять, конечно, нужно — это же вопрос этики отношений!
— Ну и объясни теперь, почему ты опоздала на самом деле? — спросил меня Кока нормальным голосом, когда уже оторался, и разговор перетек из командно-административного в общечеловеческое русло.
— Мой ребенок, наверное, до половой зрелости сиротой останется. И всё из-за этой школы. В том смысле, что я ноги протяну. Мы сегодня перед выходом из дома хватаемся за шапку и портфель, и тут сынуля вспоминает, что ему для урока музыки нужны три кита!
— Да ты что!.. — заинтересовался Кока. Сложные умственные процессы зарождаются в нем, потому что ни один нормальный взрослый не понимает сразу, для чего киты — на музыке.
— А для чего киты на музыке-то? Это же не зоология!
— Сейчас объясню. У нашей учительницы — ассоциативный метод обучения. Поэтому, три кита — как бы три символа, три основных жанра музыки: танец, песня и… что? Подскажите мне, Константин Петрович?
— Не знаю, — озадаченно наморщил лоб Кока.
— Вот,— торжествовала я,— Вам бы не выжить в сегодняшней школе. Это марш, дражайший шеф! Вот этих китов я и рисовала сегодня с утра. А ребенок еще нудил при этом, что кит танца должен быть в балетной пачке, кит пения с саксом наперевес, а кит марша — в форме с погонами. Видишь ли, другие родители так нарисовали. В результате — на 15 минут позже выбежали в школу, на те же 15 минут позже, соответственно, я оказалась на работе.
— А взяла бы и к следующему уроку сделала! А сегодня твой сынуля сказал бы, что забыл дома!— втянулся в ситуацию и пытался проявить изворотливость Кока.
— Да ведь сегодня и выяснилось, что китов велели нарисовать ещё на первом уроке музыки, в сентябре. А сегодня на календаре что? То-то же. Учительница грозится двойку в четверти закатать. Слуха у парня нет, хотя бы китами перед собой размахивал. Не знаю даже, что делать с его безответственностью,— вздохнула я.
— Над ребенком тяготеет твоя тяжелая наследственность,— посуровел разом шеф, и я испугалась, что он зайдет на второй виток праведного гнева.
— Ой, Константин Петрович,— натурально заторопилась я, пятясь к дверям,— мне нужно срочно факс отправить. И у Вас я столько времени отняла разговорами, извините!
Юркнула в дверь и двинула к своему кабинету. Девочки, не говоря ни слова, устремили на меня вопрошающие взоры. Всё нормально, подмигнула им я. Вздох облегчения пронесся по офису. Сгущенная атмосфера стала разряжаться. Ну вот и конец утренней разминки. Задвигался стул под Миленкой. Сейчас она пойдет готовить утренний кофе.
Наконец-то наступили десять минут заслуженного отдыха. Девочки за моей спиной вполголоса переговариваются и посмеиваются, объединившись за одним столом. Мне дают возможность прийти в себя, не участвуя в общем кофепитии. Это их благодарность и признательность за то, что я сегодня послужила громоотводом. Я сижу отдельно за своим столом, мои ладони приятно согревает чашка полукофе. Все-таки у него есть яркий, бодрящий запах кофе, сваренного из смолотых зерен, но, в то же время, аппаратный способ приготовления лишает его каких-то нюансов вкуса, поэтому истинным кофе мой напиток не является.