Актер Федор Дунаевский вспоминает греческую часть своей богатой на путешествия биографии.
Шуба не дура
Компания East Line, в которой я работал в 90-х, создала отдел новых направлений. И я, сидя в московском офисе, должен был запускать чартеры в другие страны. Греция у меня «полетела» хорошо, так как с этой страной было меньше бюрократических препон, по сравнению с тем же Израилем, который «не полетел» совершенно. И тогда я стал летать в Грецию сам, сопровождая грузы челноков.
В общей сложности моя греческая одиссея продолжалась около двух лет. Первое время было так: четыре ночи я в Москве, четыре — в Греции. Но это только летом, потому что страна сезонная. Лето там продолжается пять месяцев. Везли наши туристы оттуда в основном шубы. Пик продаж этого товара в России приходился как раз на осень. Так что с мая по сентябрь российские склады активно забивались греческими шубами.
Точнее, российско-греческими. Сырье шло в основном из России. На наших сибирских зверофермах выращивают зверьков, с которых потом снимают шкурки, засаливают и отправляют в Грецию. Далеко в горах есть город Кастория — столица шубного дела, где производилась львиная доля тех самых шуб, до тех пор, пока серьезную конкуренцию грекам на этом рынке не стали создавать итальянцы и аргентинцы.
В Салониках шуба стоила 1000 долларов. В Москве перекупщики брали ее за 2000. Продавали на рынке за 2500. Это стандартный вариант. Были и элитные предложения, которые покупались в Греции за 5000 долларов, а здесь продавались за 10 000.
В Салоники по организованному мной челночно-туристическому продукту компании East Line летали самолеты Ил-18, это был самый экономичный вариант из всех возможных и, кстати, самый безопасный. У него четыре двигателя, и в случае отказа одного, двух или даже трех из них он все равно летит. А если откажет и четвертый — может спокойно планировать в поисках ближайшей водной поверхности для плавной посадки. Турбины нет, все устроено просто. Обслуживание — с помощью кувалды и монтировки. Один рейс приносил 50 000 долларов прибыли. Таких рейсов в месяц было шесть. То есть, получалось миллиона полтора прибыли за сезон.
Публика в Грецию летала несколько иная, чем в Турцию, скажем. Турецкий челнок — это бесформенное существо в трениках, груженое клетчатыми тюками, которые оно носит, на них же и спит. А греческий контингент — это дамы на шпильке, у которых формы попадались порой очень даже неплохие. Сами ничего не таскают, спят в хорошем отеле, культурно отдыхают в обществе молодых греков. В сумочке — клатч, в котором лежит 20–30 тысяч долларов. Сумма предназначена на упомянутый отдых, личные покупки и на приобретение шубы (чаще шуб). Этот товар дамы не переправляют в Россию самостоятельно, а сдают мне, чтобы я упаковал его на местном цивильном складе и отправил потом в Домодедово.
Изначально шубным бизнесом у нас занимались бывшие сотрудники и сотрудницы позакрывавшихся после распада СССР многочисленных НИИ. Они работали бригадами. Ездили по очереди. Кто-то закупался, кто-то потом продавал. В этом сообществе очень быстро произошла реорганизация. В конкурентной среде крупный челнок «съедал» мелкого. Разорившиеся шли в услужение к более удачливым. В итоге те, кто лучше чувствовали конъюнктуру, — летали и покупали, а те, кому повезло меньше, — становились за прилавок. Все это расслоение случилось буквально за один сезон.
Европейцы туда не особенно едут, поскольку сервис там отвратительный. Разгильдяйство — одна из главных национальных черт. Да и изъясняться с греками трудновато: убежденные в своей исключительности, других языков они не учат. В этом отношении похожи на русских, но любят нас не за родственную душу, а все-таки больше за деньги.
Такие разные греки
После первого моего в Греции сезона стало очевидно, что гонять меня туда-сюда экономически нецелесообразно, и я перебрался в эту страну в качестве представителя. Пробыл там постоянно три месяца. База находилась в Салониках, так как этот город был ближе к центру шубной индустрии. Посредниками были в основном этнические грузины (которых почему-то называют понтийскими греками), говорящие между собой по-турецки. Посредничество заключалось в том, что они водили наших бизнес-вумен из НИИ по местным торговым точкам и брали потом с владельцев этих магазинов комиссионные.
Насчет какого-то особенно хорошего отношения к русским — я что-то не заметил. Греки, как и все принимающие туристов народы, любят тех, кто им платит. Кроме русских никто лишнего не даст. Немцы прижимисты. Другие европейцы туда не особенно едут, поскольку сервис там отвратительный. Разгильдяйство — одна из главных национальных черт. Да и изъясняться с греками трудновато: убежденные в своей исключительности, других языков они не учат. В этом отношении похожи на русских, но любят нас не за родственную душу, а все-таки больше за деньги.
Конечно, нельзя всех валить в одну кучу. Греческое общество совершенно неоднородно. Есть богатые семьи, которым принадлежит все, что есть в Греции. Их очень мало, и если даже вам где-то доведется встретить этих людей, то точно не в Греции — жить они предпочитают в Италии, во Франции или в США. Есть небольшая образованная часть, жители Афин в основном. Это не фокус, интеллигенция и средний класс — неотъемлемая часть любого крупного европейского города. В отдельную категорию можно выделить духовенство, его там много, оно постоянно на виду. Есть население Крита и Родоса, которое очень четко ориентировано на туристов, поскольку ничего, кроме туризма, на этих крупных островах нет.
Есть жители других островов или материковые пастухи. Занимаются животноводством и рыбалкой. Дети в лучшем случае имеют три класса образования в церковно-приходской школе. Часто не умеют ни читать, ни писать. Сыр, козлятина, рыба, оливки. Так вот жизнь и проходит — все 90 лет. Живут долго, не болеют, поскольку климат здоровый, продукты натуральные, вино отличное.
Кстати, пьют как лошади. Практически ежедневно. В России гордятся способностью употреблять много спиртного. Наши напиваются и дома, и в Греции, однако ведут себя при этом неадекватно: дерутся, падают на проезжую часть. А вот, к примеру, грек Костас, мой напарник в аэропорту, каждый божий день выпивал на пару с женой бутылку виски за обедом. Национальные напитки — вино, узо, метакса — это само собой, не считается. И без всяких признаков опьянения. Но это интеллигентная греческая семья, Костас даже русский язык вскоре выучил. Вообще же главной проблемой было общение с населением.
Наши напиваются и дома, и в Греции, однако ведут себя при этом неадекватно: дерутся, падают на проезжую часть. А вот, к примеру, грек Костас, мой напарник в аэропорту, каждый божий день выпивал на пару с женой бутылку виски за обедом. Национальные напитки — вино, узо, метакса — это само собой, не считается. И без всяких признаков опьянения.
Знакомство с Теодоросом
Таксисты в Салониках в лучшем случае знали несколько слов по-немецки. У меня был случай. Говорю этому таксисту: «Аэропорт». Он улыбается и отвечает: «Теодорос». Я ему: «Очень приятно, меня тоже зовут Федор. Мне в аэропорт надо. Ай нид эйрпорт». Он мне: «Теодорос. Ельцин гуд!» Улыбается, машет рукой и уезжает. Вот и поговорили.
Я не сразу понял, откуда в Салониках берутся такие Теодоросы, которые работают таксистами, но не знают слова аэропорт. Потом выяснил, что их стабильный приток обеспечивается с островов и другой сельской местности. Семьи там большие. И если некий папаша однажды понимает, что ртов много, а рабочих рук при этом тоже хватает, он вызовет одного из сыновей, самого глупого, и скажет ему: «Теодорос! Посмотри, как мы живем. Одно и то же: море синее, трава зеленая, козы белые. Подумай о своем будущем. Поезжай в город, учись». «Пап, — ответит Теодорос, — а зачем мне уезжать? Вроде нормально живем: ловится кефаль, доится коза, растет лоза и оливка». «Нет, сынок, поезжай, стань хоть ты человеком».
Если Теодорос поумней, он пошлет папашу подальше и останется. А если нет — поедет в Салоники, выучится водить машину. Или в Афины, там поступит в учебное заведение. У него появятся городские потребности, нужда в деньгах, потом работа, сокращение, потом другая работа. Станет читать газеты, которые пишут про Евросоюз, про то, как Брюссель обижает его гордую страну, заведутся политические взгляды, а вскоре — свои дети. И его молодая семья пополнит армию цивилизованных европейцев, строящих карьеру, делающих банковские вклады, ведущих динамичный образ жизни, летающих на самолетах в другие страны. Но Теодорос сохранит при этом неразрывную связь с традициями предков, будет раз в неделю ходить на «бузуки», совершать в кругу друзей сиртакиобразные движения, подтанцовывая и подпевая монотонной греческой мелодии на струнных…
Прощай, Теодорос!
…«Вот и слава тебе, Господи!» — подумал хитрый папаша, провожая Теодороса в дальний путь. И меня после трехмесячного пребывания в Греции оттуда тоже проводили. Сезон как раз кончился, а меня перевели представителем East Line в итальянский Римини (это совсем другая история, о которой я подробно рассказывал в предыдущих главах).
Потом я узнал, что на следующий сезон Греция «не полетела». Все просто. Принимающая сторона привыкла общаться именно со мной. А там многое строится на личных отношениях. С определенным человеком их выстраивать проще и комфортнее, чем с какой-то непонятной компанией из Москвы. Если эти отношения не персонифицированы, то сразу появляется недоверие, которое выливается в отказ от сотрудничества, до тех пор, пока не появится новый представитель и не наладит новые отношения.
Возникает вопрос: а зачем меня было переводить, разрушать прибыльную систему? Опять-таки просто. В нашей стране и тогда, и сейчас не было и нет культуры делегирования полномочий. Хозяин бизнеса должен понимать, что ему все подконтрольно. Если он постоянно не видит человека, который сидит в Греции, значит, что-то идет не так. И потеря денег вместе с удалением этого человека здесь не является определяющим фактором. Важно соблюдение принципов постоянного недоверия, неусыпного контроля и ручного управления.
Что же касается папы Теодороса, то ему деньги не нужны вовсе. И принцип его тоже весьма прост: море, коза, лоза и оливка со времен Гомера нас кормят.
Читайте также:
