Найти тему
Усадьба Кусково

Письма историка-архивиста И.С. Беляева графу С.Д. Шереметеву о революционных событиях в Москве в 1905 г.


Опубликовано в журнале
"Отечественные архивы" № 6 (2005 г.)


___
Иван Степанович Беляев (29 октября 1860 - 4 ноября 1918) с 1886 г. работал в Московском архиве Министерства юстиции (МАМЮ), являлся членом многих научных обществ (Общества истории и древностей российских при Московском университете, Русского военно-исторического общества, Тульской губернской ученой архивной комиссии и др.), напечатал несколько десятков статей и документальных публикаций в российских периодических и продолжающихся изданиях ("Историческом вестнике", "Русской старине", "Русском архиве" и др.).
___

Письма И.С. Беляева графу С.Д. Шереметеву
24 октября - 23 декабря 1905 г.
ПИСЬМО № 1
24 октября 1905г
Многоуважаемый граф Сергей Димитриевич!

Посылаю Вам одновременно с письмом сверстанную корректуру четвертого вып[уска] "В дороге", которую почти "зубами" пришлось, наконец, взять из типографии, до сих пор еще не пришедшей в спокойное состояние, как и большинство подобных же заведений. По просмотре потрудитесь корректуру мне возвратить. "Михайловское" набирается; может быть, в конце следующей недели дадут и его корректуру.
До сих пор не могу еще разобраться в пережитых впечатлениях: так они были неожиданны и необычайны. Чувствуется, что свершилось огромное событие в судьбах нашей Родины и ясно не можешь определить причины, ведшие к такой великой развязке. У меня еще в сознании и до сих пор слышатся отголоски одной из речей, раздавшихся с вершин русских: "Бросить бессмысленные метания". И вслед за тем Манифест 17 октября 1905 года!

15 октября, в субботу днем мы с женой гуляли по Москве, были на Тверской, у университета, на Никитской и в других центральных местах. Везде было заметно тревожное настроение, все точно чего выжидали.

Магазины спешно запирались, окна забивались досками, на улицах встречались толпы народа и разъезжали конные казаки и драгуны. Вечером Москва вследствие забастовок с газом и электричеством была в мраке, и тогда же произошло первое побоище у Думы и засада в университете, превратившаяся вследствие скорого оттуда выхода засевших в какую-то комедию.
Следующие дни 16 и 17 октября также были ознаменованы политическими демонстрациями и схватками на улицах, но 17-го числа экономический характер забастовок стал слабеть: три железные дороги возобновили движение, водопроводные и газовые стачки приходили к соглашению.
Народ, или, вернее, самые бедные его классы, поняли на деле, что все эти забастовки всего тяжелей легли на них, что с ведрами за водой, притом неподготовленной для питья, они ходить должны сами, что при непомерном вздорожании цен на съестные припасы, прежде всего, они должны были уменьшить расход на свой и без того уже сжатый обиход, т.е. почти голодать.
По моему глубокому убеждению, экономический характер забастовок стал ослабевать сам собою, а так как политический рост движения находился в полном подчинении у экономического, то с ослаблением последнего утихал и первый, или, вернее, терял свою острую форму. Поэтому я скажу без преувеличения, что для большинства московского населения указ 17 октября явился неожиданностью. Должен по совести сказать, что большинством же, по крайней мере, того кружка, в котором я вращаюсь, закон 17 октября был принят с явным удовольствием, люди поздравляли друг друга, но и среди чиновников находились такие, которые не понимали, даст ли этот закон нам Конституцию.
Многим же из народа в первые два дня, как мне приходилось случайно заметить из их разговоров, казалось, что закон 17 октября "освобождает их от всего" (передаю дословно).
Дома в Москве дружно украсились национальными флагами, к вечеру на улицах появились шествия с красными знаменами; в разных местах появлялись кучки народа, между которыми доморощенные ораторы развивали идеи "освободительного движения". Вечером 17 октября я гулял по улицам. У Воспитательного дома в Кудрине даже горела иллюминация и - случайное совпадение - она слабо освещала стоявший недалеко от Воспитательного дома колоссальный камень-гранит, подножие памятника последнему собирателю Великой Руси Александру III. Громада эта до того тяжела (4275 пуд[ов]), что она от места ломки движется на особых двух платформах, и для перевозки ее по улицам накладывались особые рельсы, по которым камень силою до 100 человек и делал медленное передвижение на несколько десятков сажен вперед в день.
Теперь в Москве происходит реакция: недовольные крайние элементы науськивают золоторотцев на безобразия, а разочаровавшиеся мастеровые и рабочие срывают то тут, то там свою злобу на зачинщиках движения - студентах, которым приходится очень плохо; многие из них боятся уже надевать свою форму.
Народ с неодобрением и неудовольствием встретил "первые гражданские похороны" Баумана. Действительно, кажется, комедия хватила через край и отодвинула прогрессирующее человечество назад, по крайней мере, тысячи на полторы лет назад, к временам языческим: там нечто подобное бывало.
В эти дни тревоги я часто вспоминал Вас, что в Михайловском Вы были избавлены от тех душевных мук, которые пережиты нами. Я Вам готовлю обширную и интересную выписку о моровом поветрии в Белгороде в 1690 г., где во главе для предупреждения от него стоял Б.П. Шереметев.
С глубоким уважение и искреннею преданностию имею честь быть Вашего сиятельства покорным слугой
И.Беляев

Любезное послание твое, государь, получил, когда уже свое написал, и за него зело благодарствую. А посетить вотчинку твою, государь, пречудесну и сердцу любезну, держу в мыслях напред.
Прошу передать мой глубокий поклон графине Екатерине Павловне и всему Вашему семейству.


РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5069. Л. 213-214 об. Автограф.

Портрет графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844 – 1918). 1887 г.
Портрет графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844 – 1918). 1887 г.

Портрет графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844 – 1918). 1887 г. Мари Казак Эристова (ур. Этлингер) М.В.