У моего папы в мореходной школе был друг Толян Диденко, у которого в жизни было две большие любви — море и поэзия. Толян, как и мой папа, писал стихи, иногда прозу. В мореходке они мечтали стать настоящими морскими волками — бороздить вдоль и поперёк имеющиеся на планете океаны и писать о своих приключениях книги.
Папе о своей мечте пришлось забыть сразу по окончании мореходки. КГБ закрыло для него выездную визу навсегда. Во-первых, потому что он служил на боевом корабле Тихоокеанского флота и имел доступ к военной тайне, а во-вторых, потому что у него была двоюродная бабушка в Аргентине, хотя папа узнал о ней от сотрудников КГБ.
Однажды Толян пришел в наш Порт и наведался в гости к однокашнику. Папа был женат и работал слесарем-судоремонтником в порту. Они долго выпивали, читали свои любимые стихи, говорили о том о сём. И вот дошел разговор до Дениса Давыдова. Это был самый любимый поэт Толяна. Он знал наизусть все его стихи.
— Жэка, могу я тебя, как друга попросить кое-о чем? — Толян был настолько серьезен, насколько только может быть серьезен пьяный мужик, у которого решается важнейший в его жизни вопрос.
— Толян, я выполню любую твою просьбу, если мне будет это по силам!
— Я всегда мечтал назвать сына в честь моего любимого поэта Дениса Давыдова. Но ты же знаешь, что я никогда не женюсь, потому что моя судьба — это море! И раз уж ты женился, назови сына Денисом. Он будет мне, как родной! Я тебе до конца жизни благодарен буду.
— Ща всё сделаем!
Папа, не смотря на поздний час, поднял с постели маму, усадил её за стол и заставил писать расписку: «Я такая-то обязуюсь в течение года родить сына, который будет назван Денисом в честь великого русского поэта Дениса Давыдова». С Толяна тоже взяли расписку, что он обязуется прибыть в Корсаков по рождении сына и быть ему вторым отцом.
Вскоре маменька моя забеременела. Она очень не хотела сына, и весь срок беременности звала меня Дунечкой. Она вязала девчачьи пинетки и кофточки и изо всех сил старалась насолить мужикам. Но не тут то было. Родился я. Толян, как и обещал, сразу же прилетел и забирал меня вместе с папой из роддома. Причем няньки решили почему-то, что отец — он и всучили сверточек ему. Никто их не пытался разубедить. Назвался груздем — так тебе и надо. Правда с тех пор его никто больше и не видел. А я так и ношу имя великого русского поэта. Хотя, признаюсь, оно мне никогда не нравилось.
