Через две недели ему исполнилось бы восемьдесят восемь.
«Восемь-восемь - в гости просим»: вспомнилась ей не к месту детская присказка. Он не дожил до восьмидесяти восьми лет две недели. Не то, чтобы это имело какое-то значение, но почему-то эта мысль не шла у неё из головы. Когда тебе сорок или пятьдесят лет, каждый очередной день рождения не воспринимается как некое свершение. Это просто повод позвать в гости друзей, практически, тех самых, из детской присказки про две восьмерки. А вот когда тебе за восемьдесят, каждый оставленный за спиной год уже что-то означает. Отсрочка? Повод еще порадоваться жизни? Осознание того, что ты уже прошел по своей дороге достаточно далеко, чтобы чувствовать удовлетворение и продолжаешь идти еще дальше?
Он ушел тихо, утром, сидя в беседке перед домиком. Беседка густо заросла виноградом, и она сперва даже не увидела его. В последнее время он часто уходил туда по утрам, взяв с собой только кружку горячего чая. Там она и нашла его. Чай, заваренный из местных горных трав в его любимой кружке, стоял почти нетронутый. Она как-то сразу поняла, что это не приступ, с которым еще можно побороться. Это был конец его дороги.
Да и звать кого-то на помощь было сложно. Ближайший телефон был в семнадцати километрах вниз по горной дороге. А в ее восемьдесят пять лет эти семнадцать километров означали чуть ли ни день пути. Даже если идти вниз.
***
Они приехали сюда, в горы Кавказа, пять лет назад. До этого всю жизнь прожили в большом городе, потом - немало лет на хорошей благоустроенной даче за городом. Кто-то говорит, что время жизни после семидесяти - самое замечательное. Работать тебе уже не надо, дети и внуки выросли, а если нет особых проблем со здоровьем, то возраст этот действительно можно назвать золотым.
Спорное утверждение. Тем не менее, для них это было почти правда. Миллионерами они не были, но некая сумма в банке, лежащая на депозите, покрывала их ежемесячные расходы. Многочисленные потомки в лице детей, внуков и правнуков радовали своим существованием, но при этом на шее у них не висели. Но их многочисленность, в конце концов, и стала еще одной из тех причин, по которым они под конец жизни перебрались сюда, в горы, в домик, купленный у местного лесника.
Нет, внуки их не выгнали, и ничем не вынуждали уезжать. Просто он и она всю свою совместную жизнь стремились максимально упростить и сделать комфортной жизнь своих детей, потом внуков. Переселились на пенсии за город, оставив квартиру старшему сыну, потом с радостью приняли в своем загородном доме внучку с ее мужем и маленьким правнуком. Тем пришлось продать взятую в ипотеку квартиру, так как они ее не потянули. Кризис своим очередной витком задушил надежды молодого поколения на быстрое получение отдельного жилья. Бабушка с дедом, видя мытарства внучки, которая несколько месяцев прожила в тесной съемной квартирке, пригласили ее с семьей в свой дом на пару летних месяцев. Сами же они на это время уехали по своему уже традиционному маршруту. Не в Турцию или Египет, не в Европу или на солнечный Кипр, где могли бы вполне органично раствориться среди множества похожих туристов - пенсионеров в ярких пляжных шортах с обязательными фотоаппаратами. Уехали на Кавказ, в то место, куда ездили каждое лето уже не первый год. Первый раз их привез сюда давний друг семьи, старинный однокашник. Он как был в молодости шебутным и ветреным, таким и остался. Он так расхваливал этот горный заповедник, с таким упорством рассказывал о знакомстве с местными егерями, так превозносил местные пейзажи, что они не удержались и поехали с ним. Было начало июля. Горы встретили их такой тихой приветливостью и едва ощутимым дыханием спокойствия, что они влюбились в это место практически сразу.
Ощутить весь этот восторг им даже не помешала почти беспрестанная болтовня их однокашника. Когда он устроил шумные посиделки с егерями, которые, кстати, действительно оказались его знакомыми, вся их суета и гомон не могли превзойти тихого великолепия природы. Однокашник салютовал егерям бутылкой беленькой, те его поддержали парой бутылок местной чачи. Но всё это воспринималось не более, чем вечерняя песня невидимого сверчка или далекий шум маленькой горной речушки. Через пару часов их проводник уже спал на лавке с рюкзаком под головой, егеря куда-то исчезли. Он и она успели к тому моменту уже расположиться в охотничьем домике и сидели на веранде, удивляясь тому, как быстро стемнело. Каких-то десять минут назад еще было достаточно светло, а тут раз - и сразу ночь.
Бывают, хоть и редко, такие места, в которых чувствуешь себя как дома с первой же минуты, как только их увидишь. Словами объяснить это невозможно. Как будто ты когда-то в прошлой жизни жил здесь, и теперь вернулся домой. Они сидели на веранде, и у обоих было чувство, что слова тут не нужны. Словами можно только разрушить ту хрупкую гармонию, в которую они погрузились. Кстати, их однокашник, который их сюда привез, проявил свое непостоянство и легкомыслие, когда через год с таким же жаром и упорством предлагал им махнуть в Швейцарию, где природа, несомненно, не в пример лучше какого-то Кавказа. Они ему сказали, что едут в горы по прошлогоднему маршруту, чем вызвали у него снисходительный смех и небольшое недоумение. Он отправился в края сыра, шоколада и часов, и они вздохнули с облегчением. Они поехали туда, где шумные попутчики не приветствуются. Лес шума не любит. Горы тем более.
***
Две восьмерки - два знака закольцованной бесконечности. Казалось, что вот это спокойная бесконечность наступила в их жизни, когда они, в конце концов, решили переехать сюда насовсем. Конец жизни соединился с началом. Их первое свидание превратилось в долгие совместно прожитые годы. Незримо эти годы подходили к своему итогу. Но здесь, в горах, этот итог каким-то загадочным образом соединялся с началом, образовал бесконечность, как знак «8» и ощущался абсолютно закономерным и логичным. Они купили небольшой охотничий домик, который находился на краю заповедника. Их старший сын сам занимался оформлением всех необходимых документов, когда понял, что отговорить их не получится. Да и, по большому счёту, они создавали намного меньше хлопот, чем иные старики в их возрасте.
Он же и договорился с местным пареньком лет пятнадцати, который за небольшие деньги согласился раз в неделю подниматься из ближайшего поселка и приносить им продукты и всё, что могло им понадобиться. Если он и собрался бы куда-то со временем уехать из поселка в большой мир, то два его младших брата, которые нередко сопровождали его, легко бы его заменили. Сын договорился с несколькими местными жителями и через неделю после окончательного переезда они под его руководством принесли крупу, муку, овощи и прочие запасы, которых должно было хватить надолго. Они задержались еще на два дня и нарубили столько дров, что вся дальняя сторона дома скрылось за поленницей. Затем старики остались одни. Единственной связью с ними стал парнишка. Телефон не работал в такой глуши, и, помимо продуктов и изредка лекарств, он приносил им новости от родных, которые звонили ему на городской номер. Электричества в новом жилище тоже не было, и сын привез им генератор, который мог вырабатывать электричество часов десять. Но пользовались они им изредка. Горы не любят шума.
***
Она стояла и смотрела на него, и незримое море окатывало ее волнами, которые были одна холоднее другой.
Не успела. Она не успела.
Ей нужно было поговорить с ним, разделить с ним свои слезы и печаль. Она собиралась с силами для этого разговора, ждала и боялась его. Откладывала его. Если рассказать ему обо всём, что-то разрушит гармонию окружающего мира. Если не рассказать, то будет стонать и кровоточить мир внутренний. Но сейчас все эти сомнения не имели никакого значения. Она не успела с ним поговорить. Так и не успела.
И вот он сидит неподвижно и холодеет, точно так же, как холодел и терял тепло травяной чай в его кружке. Она боялась прикасаться к нему. Вместо этого она, будто боясь спугнуть боязливую птицу, аккуратно потянулась дрожащей рукой к его кружке. Взяла и так же медленно придвинула к себе. Села на противоположную лавку, обхватила кружку обеими руками. Ей не хватало духа посмотреть ему в лицо. Так и не поднимая взгляда, она подняла кружку и сделала пару глотков. Не поднимая глаз, опустила кружку. Конечно, было уже поздно что-то ему рассказывать. Но она почувствовала, что если промолчит и теперь, то будет жалеть об этом до конца своих дней. И тогда ее печаль так и будет вращаться по двум колечкам восьмерки. Бесконечно.
Когда она заговорила, то где-то на краю сознания успела удивиться собственному голосу. Он показался ей чужими.
- Ты знаешь, я давно хочу с тобой поговорить.
Сухие слова обдирали горло, и она снова сделала глоток едва теплого чая. Он никогда не клал туда сахара, и легкая горчинка в его вкусе как нельзя лучше подходила ко всей этой ситуации.
- Я тебе хочу признаться. Я думала, что время все вылечит. И правда, я на много лет все забыла. Выкинула из головы. Думала, это уже было так давно, что уже и не важно. Получается, что я ошиблась. Это важно…
- Я тебе изменила… Нет, не спала ни с кем… Но изменила… В душе и сердце.
- Ты тогда работал над каким-то важным проектом, был весь в работе, и наша с тобой личная жизнь была этой работой заменена. Ты в тот год отказался от отпуска, говорил, что тебе нужно скорее сдать проект. Помнишь? Вот и пришлось мне тогда ехать на две недели в санаторий одной. Со мной поехал коллега с работы. В тот же санаторий. Путевки-то в одном профкоме выписывали. Мы с ним до этой поездки на работе только здоровались, я даже имени его не знала. И тут он начал за мной ухаживать. Не явно, не открыто. Всё началось незаметно. Сначала он оказался со мной за одним столиком в столовой. Рассказал какую-то шутку, потом еще. Вспомнил, как они в своем отделе отмечали 8 марта. Двое мужчин и больше десяти женщин. Мне было интересно, тем более, что я кое-кого из их отдела знала. На следующий день он опять сел за мой столик. Это выглядело совершенно естественно. Ненавязчиво стал делиться своими впечатлениями о местных врачах и медсестрах. Опять очень смешно у него получалось. К третьему дню я уже почувствовала, что жду, когда же его увижу.
Еще один глоток едва теплого чая. Потому, что ей нужны силы, чтобы проплыть последний, самый тяжелый отрезок в ее личном сером, ледяном море. Последнюю часть пути, где рифов было больше, чем воды. И в конце этого пути ее ждал не спасительный берег, а густой туман.
- В конце недели я была уже готова на всё. Практически на всё. Мы с ним ничего не обсуждали, даже намеков никаких не было. Но мы все понимали без слов. Так остро я не чувствовала тяги ни к кому в жизни. Даже к тебе. Даже в первый год нашего знакомства. Он мне ничего не предлагал. Я была готова сама всё ему предложить. Но не успела… Он уехал… Пропал…
- Потом я узнала, что его срочно отозвали из отпуска на работу. Это меня и спасло. Я отбыла положенный срок в санатории. К тому моменту, когда я вернулась домой, во мне уже всё перегорело. Периодически я сталкивалась с ним на работе, здоровалась, максимум, улыбалась. Всё, что было со мной в санатории, воспринималось тогда как давний, смутный сон. Я думала, что это глава моей жизни закрыта. Ты доделал свой проект, позвал меня по этому поводу в ресторан. Я смогла себя уговорить, что предательства никакого не было. Что всё в порядке.
Ну вот, рифы остались позади. К ее собственному удивлению, туман рассеялся. Она действительно выбралась на берег. Сколько времени прошло, она не могла сказать. Только вот чай совсем остыл. Тем не менее, она его допила. На стенках кружки осталось несколько мелких листочков заваренных трав. Почему-то ей показалось важным их достать. Она поставила на стол чистую кружку и поняла, что ей нужно сделать что-то еще. Местный парнишка должен был прийти через три дня. Она не будет ждать, пока он придет, сходит за мужчинами, чтобы те выкопали могилу. Она чувствовала, что должна сделать все сама. Они с мужем однажды обсудили вопрос похорон. Оба сошлись на том, что в их ситуации не стоит устраивать никаких путешествий и выбрали небольшую полянку метрах в двухстах от своего дома. Мысль о предстоящем уходе мало кого радует. Но с возрастом начинаешь такие вещи воспринимать менее остро. Вот и эта полянка теперь вошла в их мир и стала такой же неотъемлемой частью, как вот, например, поленница с дровами. И то, и другое понадобится рано или поздно. Вот и пришел этот момент.
Ей нужно было выполнить для мужа еще одно дело. Последнее. Она передвинула кружку на то место, где она стояла в самом начале. Встала очень осторожно и, всё ещё боясь смотреть на него, тихо вышла из беседки. Нашла лопату и на секунду замерла. Она должна была сделать все сама, без помощников. После этого будет болеть поясница. Но она даже рада была заплатить эту цену. Редко кому удается пересечь бурное море без потерь, и её плавание тоже подходило к концу.
Закончить его у спокойного берега и со спокойной совестью - дорогого стоит. Две восьмерки - две бесконечности. Спокойствие и надежда. Надежда на то, что она все - таки успела.
Больше интересного на моем канале :)
Вам может быть интересно: откуда к нам приходят (великие) книги