Судьбы военнопленных летчиков
Продолжение. Начало тут .
Спасенные враги
Интересны поведение и показания четырех членов экипажа бомбардировщика «Хейнкель-111», сбитого 31 декабря 1941 года в районе острова Кильдин.
В этот день в полдень звено немецких самолетов с большой высоты бомбило Мурманск. Вылетевшим по тревоге североморским летчикам во главе с командиром 78-го истребительного авиаполка майором Борисом Сафоновым удалось перехватить вражеские самолеты. В результате старший лейтенант Дмитрий Реутов сбил «Хейнкель» He.111H-6 из состава 1-й эскадрильи 26-й бомбардировочной эскадры. Сафонову также записали один бомбардировщик, но как «предположительно сбитый», так как никто из участников воздушного боя, включая и самого аса, не видел его падения.
Сбитый «хейнкель» с горящими моторами совершил вынужденную посадку на воду, экипаж пытался спастись на надувной лодке. Около четырех часов их мотало по морю, пока не увидели вдали два корабля. Выстрелами из сигнальных ракетниц они привлекли к себе внимание, рассчитывая на спасение. Их заметили и спасли, но это оказались наши патрулирующие морские сторожевики. Так, в полном составе экипаж «хейнкеля» был взят в плен. Все в звании унтер-офицеров: пилот и он же командир экипажа австриец Энгельберт Роитмайр, штурман самолета Карл Бергофф, воздушный стрелок борт-радист Зигфрид Лаугвитц и воздушный стрелок-механик Ханс-Юрген Канзир, причем последний был ранен.
Несмотря на то, что дело было за несколько часов до Нового года, допрос военнопленных не стали откладывать. Немцы на предварительном допросе больше отмалчивались, на вопросы «по службе» не отвечали. Все твердили, что экипаж выполнял разведывательный полет вдоль побережья и самолет был сбит в море зенитным огнем с корабля. Командир экипажа Роитмайр, как записано в протоколе допроса, «показания давал неправдиво, долго думал и отвечал туманно». Штурман Бергофф вообще заявил, что будет отвечать только на те вопросы, которые не касаются службы.
Отвечать заставил Сафонов
Срочно на допрос немецких летчиков вызвали майора Сафонова. Североморский ас участвовал в допросе борт-радиста унтер-офицера Зигфрида Лаугвитца. В начале допроса немец снова повторил, что экипаж «хейнкеля» выполнял чисто разведывательный полет, не имеет никакого отношения к бомбардировке Мурманска и что самолет сбили в море корабельные зенитки. Но Борис Сафонов прямо заявил немцу, что тот врет. И он, как участник воздушного боя, хорошо знает, как было на самом деле. Он нарисовал схему построения вражеского звена бомбардировщиков, указал их курс и как их атаковали североморские истребители под его командованием. И потребовал говорить все как есть. По всей видимости, вид Бориса Сафонова - боевого летчика, отличавшегося от всех участников допроса обилием боевых наград, к тому времени его грудь украшали Золотая Звезда, орден Ленина и два ордена Красного Знамени, подействовал на унтера Лаугвитца.
Военнопленный сдался и начал отвечать на вопросы. И как отмечено в протоколе допроса, «стрелок-радист первым сознался в бомбардировании города Мурманска и погоне наших истребителей за их самолетами «Хе-111». В этом, бесспорно, была заслуга Сафонова.
Любопытно, что через два дня решил допросить командира экипажа и штурмана командующий ВВС Северного флота генерал-майор авиации Александр Кузнецов. Но снова оба унтер-офицера, говоря о своей «воинской чести», отказались отвечать на вопросы «по службе». В дальнейшем немецких летчиков взяли в разработку представители «особого отдела» 14-й Армии, и немцы стали более разговорчивыми.
Самым разговорчивым членом экипажа сбитого «хейнкеля» оказался раненый борт-механик унтер-офицер Ханс-Юрген Канзир. И это неудивительно, так как во время еще первого допроса он заявил следующее: «С 1926 г. по 1933 г. был членом коммунистической молодежи. Хорошо знал Тельмана. Учение Карла Маркса считает правильным. Постоянно слушал передачи из Москвы (вероятно, до войны). <…> В 1932 году, после его участия в демонстрации, в доме было несколько обысков, а затем его три дня держали в тюрьме». В протоколе допроса было отмечено, что «из четырех пленных наиболее правдивые сведения может дать борт-механик унтер-офицер Ганс Канзир, который согласен начертить схемы аэродромов с расположением складов горючего, боеприпасов, личного состава и самолетов». И действительно, на последующих допросах он очень подробно, без утайки ответил на все вопросы, нарисовал все схемы, которые от него требовали.
Никто не вернулся
Также высказал свое мнение и в отношении войны с Советским Союзом: «Настроение немцев, в особенности тех, кто настроен критически к фашизму, подавленное. Надоела двухлетняя война в Европе, а тем более непонятная война с Россией. <…> Если бы я был в пехоте, я бы давно перебежал бы к Вам, но в моем положении, это было невозможно. Если бы мой отец узнал, что я в СССР в плену, он бы не печалился».
Очень любопытными оказались последующие показания Зигфрида Лаугвитца, который очень охотно отвечал на вопросы, не связанные с его боевой деятельностью. Из протокола допроса от 4.01.1942 года:
«Лаугвитц Зигфрид, радист самолета «Хе-111» 1-й эскадрильи 26-й бомбардировочной эскадры. Родился 18.09.1917 г. в Бреславле (ныне Вроцлав, Польша. - Авт.) в семье учителя математики и физики. Холост. Недоучился в юридическом университете, так как в 1939 году был призван в армию. Знает латинский, английский языки. В университете подал заявление вступить в национал-социалистическую партию, но его не успели рассмотреть. Но он остался последовательным нацистом.
Вопрос: Вы верите в победу Германии?
Ответ: Да, в победе уверен.
Вопрос: Как Вы лично относитесь к войне?
Ответ: Я считаю, что с уничтожением большевизма в России будет уничтожена идея всемирной революции, и мы к этому стремимся, начав действия против России. Тут, правда, еще сыграла решающее значение агрессивная политика России, которая еще с 1918 года стремится к Тихому океану - случай с КВЖД, незадолго до войны захватила Прибалтику, в войне с Финляндией - часть территории финнов, в течение войны вторглась в Иран. <…> Германия ослаблена в войне с Францией и Англией. Против России мы тоже ведем оборонительную войну, так как русские готовились напасть на нас.
По поводу обращения со мной я ничего плохого сказать не могу: пока что оно соответствует Гаагской конвенции о военнопленных от 1907 года, но у меня нет уверенности в том, что Вы сохраните мне жизнь».
Никто из них не вернулся из плена, двое уже вскоре, в 1942 году, умерли из-за суровых условий содержания в лагере.
Два немца из одного экипажа бомбардировщика, бомбившего Мурманск, имели совершенно противоположные мнения о войне между Германией и Советским Союзом и на допросе вели себя в соответствии с личными убеждениями. Хотя можно усомниться в искренности унтер-офицера Канзира. Очень многие немецкие летчики, попав в плен, из-за страха быть расстрелянными сразу же меняли свою точку зрения на происходящее. Но, как показала практика, военнопленные, согласившись сотрудничать с органами НКВД, вернувшись со спецзаданием обратно за линию фронта, тут же забывали о бессмысленности войны с СССР и на первом же допросе в Германии подробно рассказывали, с какой целью они заброшены.
После проверки побывавших в русском плену немецких летчиков снова направляли на фронт без каких-либо ограничений со стороны командования и спецорганов. Правда, в интересах самих перебежчиков уже не на советско-германский фронт. Таких случаев засылки сбитых немецких летчиков в Заполярье было несколько, но ни один из них не стал работать на НКВД.
(Окончание следует.)