Буря ещё бушевала, и лошади, подгоняемые извозчиком шли тяжело. Ветер с силой качал нашу повозку, но возница, которому, очевидно, передался наш страх, уже не уговаривал нас вернуться в таверну, а упрямо стегал лошадей, заставляя их продолжать путь.
Вскоре, будто сдавшись перед нашим упорством, буран начал ослабевать, снег засыпал медленнее, и кони, словно переведя дух, легко застучали копытами по мягкому снегу. До замка Элизы оставалось совсем немного.
Когда, наконец, мы подъехали к имению колдуньи, я выглянула в окно и увидела величественное строение, о котором совсем недавно нам рассказывал Мишель. Мне пришло в голову, что я как будто очутилась в сказке, таким загадочным и немного зловещим показался мне этот замок.
Посмотрев на девочек, я заметила, что они испытывают то же. Кити так оробела, что у нее дрожали губы, а Вера, всегда готовая к худшему и напоминавшая мне стальное лезвие клинка, сейчас сжалась, как воробей, и, казалось, уже готова сбежать.
Я тоже, признаться, хотела смыться. Предвкушение встречи с ведьмами-матерями, все это было бррр..., жуть как необычно, но деваться нам было некуда.
Извозчик остановил лошадей, и мы вышли из кареты. Мишель расплатился с несчастным возницей, которому из-за нас сегодня пришлось попотеть, щедро насыпав ему серебра сверх оговоренной платы, и мы вчетвером (Кити, прижимая к груди корзинку с Талисманом) подошли к воротам.
Не успели мы постучать тяжёлым металлическим молоточком, как в воротах открылась дверь. За ней стояла Элиза собственной персоной.
Она была в простом светлом платье, на плечи накинут деревенский шерстяной платок, длинные светлые волосы заплетены в небрежную косу. Элиза казалась расслабленной, наслаждавшейся сельской жизнью женщиной, а не натянутой, как струна, будто сдерживает в груди какую-то невыносимую боль, какой я ее видела в последний раз. Даже Мишель, как мне почудилось, был удивлен ее преображению, хотя оставил ее здесь совсем недавно.
Радостно улыбнувшись, будто она и не надеялась, что это окажемся именно мы, Элиза посторонилась пропуская нас во двор, и мы вошли.
Тут я увидела маму. На ней было длинное темное платье с широкой юбкой и белыми манжетами, волосы собраны в высокую прическу (в которой фиолетовая прядка уже смотрелась не ярким акцентом, как в моем мире, а неким загадочным бликом). Мама выглядела совсем по-другому. Я даже застыла, не зная, как приветствовать ее, в голове мелькнула дурацкая мысль, что она, может, меня и вовсе не помнит.
Но мама, совсем как раньше, протянула ко мне руки и, оторвав меня от земли, прижала к себе, как будто мне было три года.
— Верок! Доченька! — проговорила она, и в эту секунду я поняла, что она ничуть не переменилась.
Опустив меня на пол, она взяла меня за руку и повела в дом.
Наконец, мы оказались в тепле! Мне не хотелось ни на шаг отходить от матери, я даже как будто ждала, что она, как в детстве, поможет мне разуться, переодеться, вымоет мне лицо и руки с дороги. Хотелось держаться за ее руку и прятаться за юбку, зная, что теперь мне можно ничего не бояться.
Но, обернувшись на друзей, я поняла, что я одна позволила себе так раскиснуть. Вера и Мишель, не теряя ни минуты, перебивая друг друга уже докладывали Элизе о произошедшем в харчевне. Только Кити стояла в сторонке и осторожно оглядывалась кругом.
Лицо Элизы начало хмуриться, да и моя мама, внимательно прислушавшаяся к рассказу, теперь тоже насторожилась и крепко сжала мою руку.
Решительно кивнув, Элиза произнесла:
— В любом случае сначала вас нужно покормить. Пойдёмте в столовую, там же все и обсудим.
Мы пошли вслед за ней вглубь замка в небольшое, жарко натопленное помещение, где горел камин, а в жаровне томилось мясо, источая во все стороны такой аппетитный запах, что у меня слюнки потекли. За весь день нам ведь так и не довелось пообедать, отчего мой желудок теперь возмутился не на шутку.
Мы уселись вокруг широченного деревянного стола, и Элиза вместе с моей мамой принялись сами вокруг нас хлопотать, раскладывая по тарелкам тушёное мясо, печеный картофель, хрустящий жареный бекон и зелёный горошек. Пока мы не опустошили наши тарелки начисто, мы не в силах были прерваться ни на секунду. За столом царило молчание, и только две женщины, мои, так сказать, матери, время от времени подолгу смотрели друг на друга, будто продолжали между собой безмолвный разговор.
Когда мы доели, Элиза поставила перед каждым по чашке с какао и сказала:
— Теперь, думаю, вам необходимо немного отдохнуть, а я пока попробую изучить добытые Мишелем магические следы. — Повернувшись к Мишелю, она добавила: — Ты спешил, уходя, и был совершенно прав, оставаться там долее нельзя было ни на секунду, но кое-что ты успел собрать. Разумеется, их обработка сейчас, спустя несколько часов уже не даст столь достоверного результата, как обработка свежих следов но я уверена, некоторые ответы мы все же получим.
Все закивали, а я потупила взгляд, открыто смотреть на Элизу мне отчего-то было ужасно неловко. Я заметила, что и Вера, по возможности, смотрит в сторонку.
Элиза встала и уже собралась уходить, но уже в дверях она вдруг остановилась, повернулась и посмотрела мне прямо в глаза, а затем так же пристально на Веру.
— Вероника, Вера! — услышала я ее голос, но поняла вдруг, что губы Элизы плотно сомкнуты, а голос звучит как бы в моей голове! Я испуганно обернулась на Веру, та смотрела на Элизу таким же ошарашенным взглядом. — Вы – дочери мои, наследницы моего духа и моего магического дара, но Судьба распорядилась так, что вы обрели иных матерей, которые родили вас, воспитали, которые являются вашей плотью и кровью. Я никогда не покущусь на их место в ваших жизнях и в ваших сердцах, но буду счастлива, если смогу стать для вас магической наставницей и, я надеюсь, другом. Поэтому прошу вас не бояться меня и помнить, что вы ничего мне не должны. Это я должна вам, и до конца дней моих буду выплачивать вам свой долг!
С этими словами Элиза снова внимательно посмотрела нам обеим в глаза и вышла из комнаты.
Мы с Верой переглянулись. Было ясно, что все сказанное Элизой она (и только она!) слышала так же, как и я. Ни Кити, ни Мишель, ни даже моя мама не заметили нашего беззвучного разговора (точнее, монолога), но оттого, как все произошло, мне казалось непозволительным теперь обсуждать его вслух.
Меж тем, моя мама заговорила:
— Что бы ни обнаружила Элиза, теперь нам очевидно, что враг, не смотря на всю опасность и вашу, девочки, неуязвимость, перешёл в наступление. Я начинаю думать, что это фанатик, готовый пожертвовать собой ради своей цели. А это куда страшнее. И, очевидно, что его цель – помешать вашему с Элизой соединению.
Вера вскинула голову:
— Тогда нас необходимо как можно скорее соединиться! Я готова принести Клятву прямо сейчас!
Мама улыбнулась.
— Это не так просто. Для принесения Клятвы вы должны пройти ритуал, встретиться со своими ауринами, тем самым став истинными волшебницами, и потом уже приносить Клятву. Только если Вселенная решит, что вы достаточно чисты душой и невинны, вы будете допущены к Клятве. Все вы, — мама ласково посмотрела на Кити, — получите сегодня шанс стать юными волшебницами!
Кити покраснела до корней волос и поспешно отвела глаза, а я удивленно спросила:
— Но разве для нас Клятва не является тем самым выбором? Я думала, нам не нужны никакие ритуалы!
Мама усмехнулась:
— Напротив, ваша миссия в гораздо большей степени означает ответственность, нежели привилегии. Вы, как никто, должны быть невинны и чисты душой. Если в ваших головах блуждают черные мысли, если вы не невинны или неспособны на бескорыстность и самоотверженность, Ауриново Зеркало не позволит вам в полной мере обрести Силу Двери в Прошлое, ведь тогда вы сможете обернуть ее во Зло!
Мама ещё раз пристально взглянула мне, Вере и Кити в глаза и продолжила:
— Пока есть время, постарайтесь настроиться на ритуал, заглянуть внутрь себя, и честно ответить, готовы ли вы. Ритуал ведь сам по себе – непростое испытание, ведь Зеркало покажет, момент, когда ваше сердце совершило выбор: между добром и злом, между любовью и ненавистью. Или же момент, когда вы совершили нечто, что уничтожило вашу волшебную силу.
Не в силах больше сдерживаться, Кити вскочила.
— Нет! — воскликнула она. — Я не готова к ритуалу! Пусть девочки проходят, им мир спасать, а мне ни к чему. Я не волшебница и на такие вещи не гожусь!
Она упрямо затрясла своей маленькой головой, щеки ее пылали румянцем.
Мама мягко, но настойчиво потянула ее за руку, как бы призывая снова сесть, затем накрыла ее ладошку своей.
— Почему ты так не хочешь проходить ритуал? — тихо спросила ее мама. — Ты против волшебства? Или ты чего-то боишься?
Кити, красная, как помидор, не в силах была оторвать глаз от пола. Я-то знала, что с ней не так, Вера тоже (хоть ей и не было как будто до этого дела, она была погружена в какие-то свои мысли, которые, казалось, ее совсем не радовали), но маме-то откуда было знать, что Кити, сама не ведая того, нарушила одно из главных правил становления волшебника? Она влюбилась и поцеловала любимого, а значит, она уже не так чиста, чтобы сделать самый важный магический выбор.
— Я знаю, что потеряла свою Силу, — с трудом выдавливая из себя слова, прошептала Кити.
По маминому лицу я поняла, что она, похоже, начала догадываться, что произошло. Но вместо того, чтобы обеспокоиться или рассердиться, мама ещё крепче сжала ладошку Кити и попыталась заглянуть ей в глаза.
— Даже если тебе известно нечто про себя, что может помешать тебе обрести аурина, — вкрадчиво начала она, — тебе не стоит решать за Вселенную и избегать ритуала. Мы никогда не знаем, когда случился наш выбор, никто также не знает насколько чиста его душа. Порой волшебник, неукоснительно соблюдавший все правила, оказывался лишён магического дара из-за темных мыслей, которые он и сам не до конца осознавал. Мы редко знаем себя до конца, но Вселенная все видит, и ее решения зачастую бывают неожиданными.
Мамины слова, хоть и не до конца понятные мне самой, удивительным образом ободрили Кити. Она смогла даже на секунду оторвать взгляд от пола и с робкой улыбкой взглянуть на маму.
Я же чувствовала, что что-то в мамином рассказе сбивает меня с толку.
— Погоди, ма, — я непонимающе затрясла головой, — о каком таком моменте выбора ты толкуешь? Мишель ни о чем подобном не говорил.
Я поняла, что допустила бестактность: теперь Мишель покраснел до кончиков ушей. Мама поспешила прийти ему на помощь:
— Эта часть ритуала – нечто очень личное, Верок. Мало кто с охотой рассказывает об этом. Ты увидишь себя в одном из самых непростых моментов жизни, и, как бы ты в тот миг ни поступила, поверь, ты этим не станешь гордиться.
В эту секунду дверь распахнулась и вошла Элиза. Лицо ее было сосредоточено, она прошла прямиком к столу и, разложив перед собой бумаги, сразу приступила к делу:
— Я провела анализ, изучив, насколько смогла тщательно, следы отравителя. К сожалению, как я и ожидала, следы поблекли, собраны не целиком, поэтому его личность я пока определить не могу. Возможно, это удастся мне позже, но одно я могу утверждать уверенно: я знаю, что это за магическое существо. Первый же анализ показал, что злоумышленник оставил очень характерный магический след – серебряную пыль. Это могла быть только звезда.
Последняя фраза прозвучала до того абсурдно, что я, слушавшая Элизу крайне внимательно, на секунду подумала, что я уснула, отвлеклась или попросту потеряла нить.
— Какая ещё звезда? — вырвалось у меня, и я с запозданием сообразила, что это было не слишком учтиво.
Но Элиза терпеливо ответила:
— Люди-звезды нередко встречаются в магическом мире, хоть и обитают они на небе. По своей сути, это оракулы, провидцы. Они наблюдают человечество сверху, они отстранённы и почти всегда нейтральны. Они не принимают сторону Добра или Зла, их интересует лишь общее Вселенское Равновесие. Только при опасности, что Оно может быть нарушено, звёзды позволяют себе вмешаться. Тогда они отправляют на Землю гонца, чтобы передать сообщение, или солдата, чтоб что-то исправить. Их магия очень сильная, хоть и бесстрастная, холодная. Они упрямы и видят только свою правду, потому они очень опасные противники. Если на вас охотится звезда, то нам необходимо действовать незамедлительно. Сейчас же приступаем к ритуалу!