Мы продолжаем знакомить вас с поэтами-путешественниками. Полностью с серией очерков историка Сергея Дмитриева о путешествиях русских поэтов и их творчестве можно ознакомиться на сайте проекта «Поэтические места России».
Среди «скитальцев русской поэзии» одно из самых первых и почетных мест, без сомнения, занимает Константин Бальмонт, который взошел на поэтический Олимп с «жаждой безграничного и безбрежного», с открытым воспеванием природных стихий — Океана и Солнца, Огня и Ветра. Поставив в эпиграф сборника «Будем как Солнце» строку древнегреческого философа Анаксагора, поэт превратил ее в гимн своего стихотворного предназначения:
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце
И выси гор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Море
И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре,
Я властелин.
«В течение десятилетия Бальмонт нераздельно царил над русской поэзией. Другие поэты или покорно следовали за ним, или, с большими усилиями, отстаивали свою самостоятельность от его подавляющего влияния», — так писал в 1906 году Валерий Брюсов, определив хронологические рамки этого доминирования поэта — 1895–1905 годы. Бальмонту, как увлекающейся натуре, были свойственны не редкие метания и зигзаги в разные стороны, вплоть до антихристианских выпадов, но все-таки «светлое начало» всегда побеждало в его творчестве.
Литературное наследие Бальмонта просто огромно, ему принадлежат десятки сборников стихов и прозы. С детства одаренный особыми лингвистическими способностями, он овладевал языками по мере своего интереса к той или иной культуре. По свидетельству современников, он знал более десяти европейских языков, изучал санскрит, японский и китайский языки. Бесконечные путешествия поэта давали ему мощный импульс к творчеству, обеспечивая приток новых жизненных впечатлений, которые отливались в рифмах и статьях. Чаще всего поэт не просто описывал увиденное, он старался вжиться в чужую культуру и историю, отождествляя себя то с ацтекским жрецом, то с японским воином, то с индийским крестьянином. «Со всеми я сливаюсь каждый миг», — признавался поэт. «Я вечно другой», — утверждал он, и это его увлекало, как и переменчивость окружающего мира.
По размаху своих путешествий Бальмонт до сих пор превосходит всех русских поэтов, опережая, без сомнения, даже таких «странников русской поэзии», какими были И.Бунин и Н. Гумилев. Начало его путешествиям положила поездка в 1892 году в Скандинавию, в 1896 году он уезжает во Францию, знакомится со многими странами Западной Европы. В 1897 году читает лекции о русской поэзии в Оксфордском университете. С марта 1902 года живет преимущественно в Париже, совершая поездки в Англию, Бельгию, Германию, Швейцарию и Испанию. В январе 1905 года отправляется в Мексику и Калифорнию. А в январе 1912 года, стартовав из Лондона, он совершает настоящее кругосветное путешествие, длившееся почти год — до 30 декабря 1912 года. Судно взяло курс из Лондона к берегам Южной Африки через Плимут и Канарские острова, далее путь лежал к Австралии, Новой Зеландии, Самоа, Фиджи, Новой Гвинее, Яве, Суматре, Цейлону и Индии, где поэт просто «утонул» в глубинах индийской культуры, мифологии и религии. «Я был совершенно счастлив, — сообщал он М. Цветаевой, — два месяца я был в старой Индии».
Возвратившись из этого путешествия, поэт пришел к очень показательному выводу, который он сформулировал в своем письме Ф.Д. Батюшкову: «Я видел моря и океаны... и снова, сидя у окна в моем парижском домике, среди своих книг и цветов, я говорю: «Я рад, что я родился русским, и никем иным быть бы я не хотел. Люблю Россию. Ничего для меня нет прекраснее и священнее ее. Верю в нее — и жду». В это же время поэт писал в одной из своих статей: «Я люблю Россию и русских. О, мы, русские, не ценим себя! Мы не знаем, как мы снисходительны, терпеливы и деликатны. Я верю в Россию, я верю в самое светлое ее будущее».
Бальмонт, как никто другой был открыт миру и посвятил несколько лет своей жизни переводам лучших образцов мировой литературы — творений Перси Биши Шелли, Эдгара Аллана По, Педро Кальдерона, Э.Т. Гофмана, Оскара Уайльда, Лопе де Веги, Уильяма Блейка, Дж. Байрона, Ш. Бодлера, он осуществил переложение на русский язык знаменитых древнеиндийских памятников («Упанишады», драмы Калидасы, поэма Асвагоши «Жизнь Будды»). Поэт, изучивший после поездки в Грузию в 1914 г. грузинский язык, сделал перевод поэмы Шоты Руставели «Витязь в тигровой шкуре», считая её лучшей поэмой о любви, А после посещения Японии в 1916 году он переводил танка и хокку различных японских авторов. Как писал М. Волошин, «Бальмонт перевёл Шелли, Эдгара По, Кальдерона, Уольта Витмана, испанские народные песни, мексиканские священные книги, египетские гимны, полинезийские мифы, Бальмонт знает двадцать языков, Бальмонт перечёл целые библиотеки Оксфорда, Брюсселя, Парижа, Мадрида... Произведения всех поэтов были для него лишь зеркалом, в котором он видел лишь отражение собственного своего лика в разных обрамлениях, из всех языков он создал один, свой собственный...». И поэт действительно никогда не стремился к точности в переводах: ему часто важнее было передать «дух» подлинника, то, каким он его ощущал.
За свою бурную жизнь Бальмонт совершил немало путешествий не только земными дорогами — сквозь параллели и меридианы планеты, но и духовными путями «машины времени» — сквозь эпохи и века, сквозь культуры и цивилизации. Однако из всех этих путешествий он выносил стойкое убеждение, что только в России можно найти счастье, покой и душевное равновесие. Вот что он написал однажды, находясь в Африке:
Где б я ни странствовал, везде припоминаю
Мои душистые леса.
Болота и поля, в полях — от края к краю —
Родимых кашек полоса.
Где б ни скитался я, так нежно снятся сердцу
Мои родные васильки.
И в прошлое открыв таинственную дверцу,
Схожу я к берегу реки.
У старой мельницы привязанная лодка, —
Я льну к прохладе серебра.
И так чарующе и так узывно-четко
Душа поет: «Вернись. Пора».
А в 1922 году, уже в эмиграции, Бальмонт написал сонет «Только», где во всю силу прозвучала его тоска по далекой Родине:
Ни радости цветистого Каира,
Где по ночам напевен муэдзин,
Ни Ява, где живет среди руин
В Боро-Будур, Светильник Белый Мира...
Ни Рим, где слава дней еще жива,
Ни имена, чей самый звук — услада,
Тень Мекки, и Дамаска, и Багдада, —
Мне не поют заветные слова, —
И мне в Париже ничего не надо,
Одно лишь слово нужно мне: Москва.
Тоска по России постепенно переходила у поэта в душевную болезнь: «Я хочу России, я хочу, чтобы в России была преображенная заря. Только этого хочу. Ничего иного. Здесь пусто, пусто. Духа нет в Европе. Он — только в мученической России...» — таковы были одни из последних слов умиравшего в 1942 году вдали от Родины в оккупированном немцами Париже Константина Бальмонта. А в небе над Парижем тогда блистало зимнее Солнце...
В основе этой статьи лежит серия материалов, опубликованная на сайте проекта «Поэтические места России».