ГЕЙЧ ВОРМ
История Гросс Луи Джорджа, начальника инструментального цеха Сталинградского тракторного завода
Мы жили в городе Веко, густые техасские леса которого охранял мой отец Джозеф Гросс. Был он человек веселый, беззаботный. Меня он хотел сделать лесником, считая это самой благородной профессией...
На юге нас воспитывали в духе южан, а на севере - уверяли нас - живут янки, лживые практичные люди. Южане уважают своих вождей, свои традиции и ненавидят негров. Негры в нашей школе не учились, для них была специальная школа, специальная столовая, по тротуарам нашего города они не ходили, а только посередине улицы. С 1915 года им разрешили ходить по тротуарам, но в трамваях для них отведено попрежнему специальное отделение и в поездах - специальные вагоны.
Подростком я впервые увидел, как белые линчевали негра на улице города Веко... Это запомнилось навсегда.
Из Нью-Йорка к нам приехал погостить дядя Арон - худой, высокий слесарь. Я часто ходил на маленькую станцию городка смотреть, как работает паровоз... А дядя рассказывал мне о том, какие машины стоят на фабрике, где он работает... Я хотел быть таким человеком, который владеет этими машинами, который управляет паровозом и автомобилем... Дома я ничего похожего не видел, мы ездили верхом на лошадях.
Я задался целью стать слесарем. Отец отговаривал меня:
- Зачем тебе это? - говорил он. - Смотри, какой у тебя брат - худой, маленький, волос нет. И второй брат худой. Все рабочие в городах такие. То ли дело я!
А отец был здоровый, широкоплечий и краснощекий.
- Смотри на меня, - говорил он, - в лесу не жизнь, а рай.
Очень он хотел, чтобы я стал лесником. Но я возражал ему:
- Ты сидишь, как пентюх, в лесу, а дядя Арон машины делает.
В конце концов я удрал из дому. Бежал я двенадцати лет к брату моего отца. В Нью-Йорк я приехал утром... Остров Манхэтен - старый Нью-Йорк. Он очень заселен, и народ там живет бедно. Целый день люди остервенело работают, вечером приходят домой и тотчас усталые ложатся спать... Хозяйкин сын, у которого я снимал полкойки, работал клерком. Я спал с ним в одной кровати спина к спине, но за все время не проговорил с ним ни слова...
Дядя принял меня с холодком... он устроил меня учеником на заводе типографских машин...
Он сказал:
- Если ты бежал, то устраивайся на работе и живи как хочешь.
Жизнь моя была очень тяжелой. Я платил 2,5 доллара в неделю за то, что спал на полкойке и питался в бедной семье. Учился я на инструментальщика, а не на слесаря.
- Это более почетное дело, - сказал мне дядя. - Ты будешь гейч ворм, лекальный червяк...
Я кормился сам. По шесть месяцев я работал на каждом станке завода: перебрал станки - строительный, токарный, фрезерный, шлифовальный. По вечерам мы проходили теорию: черчение, математику, английский язык и историю. Я работал на заводе до пяти часов дня, потом с семи часов вечера до десяти - в школе, а с десяти часов возвращался домой и заваливался спать. Вместо обеда я брал из дома булку и колбасу, делал бутерброды, садился на них, чтобы они как следует сжались, и ел. Во время отдыха, который у нас получался в перерыве между работой на заводе и школе, мы повторяли свои уроки. Учили нас те же инженеры и мастера...
Мастера, как во всех странах, измывались над учениками. Дадут ведро и гоняют с четвертого этажа в подвал, говорят: "Принеси ведро пару!" Ученик отвечает: "Как можно принести пар?" Мастер повторяет, а если ученик откажется, дадут по шее. Так они заставляли идти в подвал, а там кочегары знают, что если шлют за паром, то нужно подать ведро пива...
Был среди мастеров старичок, знаменитый инструментальщик Смит, которого мы за грузный, неуклюжий вид прозвали "Гамбут-Смит" - океанский корабль. Он меня многому научил, делясь секретами своей высокой профессии... Однажды, когда я бродил по лесу с другом - венгерским парнем, он стал мне говорить об организации... "Индастриал уоркерс оф дзи уорлд"... она объединяет таких людей как мы с ним, то есть работающих... в маленьком холле, куда он привел меня, нам стали рассказывать, что мы рабоотаем на "чужого дядю", который нас эксплоатирует, что мы отдаем свое рабочее время за грош, а "дядя", который владеет фабриками, живет прекрасно... Я не мог понять, почему кадровые рабочие не вступали в организацию... Когда я спросил "Гамбут-Смита", он ответил:
- Посуди сам, что мне там делать? Я живу хорошо, имею свой дом, накопил достаточно денег. На старость мне хватит. Мне больше ничего не нужно.
Когда он узнал, что я стал уоббли (членом Организации - ред.), он покачал головой:
- Вот еще один смутьян прибавился...
В 1917... мы вышли на улицу и у ворот устроили митинг. На палках мы носили предупреждающие плакаты о начавшейся забастовке и ходили с ними вокруг завода, чтобы не пускать к работе штрейкбрехеров (тех работников, кто не поддержал забастовку - ред.).
Полицейских мы избегали. Главная наша задача - следить, кто идет на работу... Таких людей мы останавливали... Если они не слушались, мы их ругали или колотили. Мы прослеживали, кто идет на работу, где живет, залезали на крышу дома и били окна его квартиры.
Так прошло недели две. Старички заныли, что забастовку вести трудно, денег нехватает...
Проигрыш первой забастовки ошеломил меня, но позже я привык смотреть прямо в глаза поражениям и духом не падал...
В 1917 году я подсчитал, что зарабатываю не так уж много. Характер у меня горячий, я не мог долго сидеть на одном месте... поступлю куда-нибудь, поработаю неделю, а через неделю увольняют. Чорт его знает, в чем тут дело, как будто все в порядке, но все-таки увольняют, а по каким причинам - не говорят. Возможно... потому что я был активным членом ячейки Микрометр-Лач (уоббли - ред.) и не был на хорошем счету у хозяев...
Конструктором я проработал шесть месяцев. Но работа не нравилась из-за давящей обстановки. Нужно было обязательно ходить в белых воротничках, нельзя было проронить лишнего слова, нельзя свистать и смеяться, а я привык работать весело... я бросил конструкторское бюро и вернулся к станку... Я был активным уоббли, между тем как в Пантиаке (место работы героя рассказа - ред.) союза не было. Но я получал листовки из Чикаго и расклеивал их в уборной. Листовки призывали рабочих об'единяться, чтобы свергнуть капитализм... В один из понедельников я выхожу на работу, а стража у ворот... вместо того, чтобы пропустить, мне выдают конверт с деньгами, ящик с моими инструментами и говорят:
- Убирайся из города или мы переломаем тебе ребра...
Я поступил на завод Студобеккер. Проработал я шесть месяцев, а однажды заметил, что рядом со мною стал к станку рабочий с "Окленда" (одно из предприятий, на котором прежде работал герой рассказа - ред.). Поздоровались с ним, а на следующий день меня уволили...
Я перешел на завод "Каделяк" в Детройте. Четыре месяца я там работал. Сбилась там группа уоббли, и мы начали агитировать... в один прекрасный день мне вручают конверт, ящик с инструментами и заявляют:
- Сен-оф-э бич, сукин сын. Катись отсюда подальше или изобьем!...
1918... Я уехал в Нью-Йорк... (с товарищами - ред.) Часто мы говорили о России. Я уж тогда хотел бросить все и уехать в страну о которой было так много разных толков...
Но мне не пришлось тогда уехать, меня вызвали на мобилизационный пункт... Я возражал и говорил, что не признаю войны... Меня выслушали и коротко предложили:
- Или мы тебя подтянем на веревочке по суду Линча и подожжем или попросту повесим, если не пойдешь на войну. Выбирай!
Меня ... угрожали прикончить. В конце концов я решил, что надо служить...
Нам об'явили, что наш полк отправляется в Нью-Йорк... (в дороге - ред.) нам об'явили отдых на 24 часа и отпустили погулять... Недолго думая, я купил старую одежду, оставил на берегу Миссисипи форменную, сел на лодочку и пустился вниз. Фуражку военную я забросил на середину реки...
...ночью, в двенадцать часов, я явился прямо к брату в Техас. Вильям ошалел, он испугался, что меня убьют... мы поехали на границу к Мексике... я выехал в Темпико на нефтяные промыслы и стал работать токарем... Когда кончилась война (Первая мировая - ред.), мне сообщили, что... можно приехать домой... С большим трудом я устроился на работу в "Луна-парк"... Я отвратительно себя чувствовал среди всех этих глупых развлечений. Ведь вот выдумывают всякие глупости и берут деньги, чтобы отвлечь рабочих от настоящего дела. Тошно было смотреть, как этими глупостями дурманили народ и отвлекали от подлинной жизни...
(Скоро герой рассказа вернулся к уоббли - ред.) Когда на наши вечера (развлекательные мероприятия, что-то вроде дискотек - ред.) хотела прийти буржуазная молодежь, мы становились на пороге и не пропускали. У нас ребята все были молодые, и, чтобы сохранить порядок, мы приходили вооруженные, кто ножом, а кто дубинкой. Чуть где-нибудь плохо или проникал чужой, мы окружали его, избивали и выбрасывали через окно... В это время сбивалась первая группа американцев, пожелавших уехать в Россию, в Кузбасс. Россия переживала трудности, и мы решили, что каждый американец должен вложить в это дело 360 долларов и захватить разный инструмент... Брат Андрью сказал, что я глуп, что я способный рабочий, а еду чорт знает куда. Все кроме него считали, что я поступаю хорошо и собрали для меня 360 долларов. Вильям (брат героя рассказа - ред.), прощаясь, сказал, что Россия - единственное место в мире, где стоит жить и работать...
28 июля 1922 мы прибыли в Кемерово, а два дня спустя я приступил к работе. Со мной был мой немзменный спутник - ящик с инструментами... Мы строили химический завод... Первая русская фраза, которую я выучил, звучала: "Я вас люблю!" Ее я с мужеством произнес русской девушке из Кемерово, моей будущей жене.
Так мы жили: строили завод, возводили стены своих жилищ и обучали новые кадры русских рабочих... В Кемерово уже заработали возведенные нами коксовые печи, там стало так тихо, что жизнь показалась не интересной для моего кипучего характера... Слишком спокойная жизнь в Кузбассе!... Я сказал жене:
- Ну, белокурая, собирайся в дорогу. Мы скоро тронемся отсюда...
(начальник героя рассказа - ред.) предупредил, чтобы я в Москве не оставался, а то, мол, умру там с голода...
(В Москве герой рассказа устроился на завод АМО (ЗИЛ), так как он был высококвалифицированным работником, то сделал неплохую карьеру, а затем ему предложили приехать на строительство Сталинградского тракторного завода в 1930 году. Он переехал в Сталинград, стал начальником инструментального цеха, из него получился очень эффективный менеджер. Он сумел наладить производство сложнейших деталей с нуля. Обучить рабочих - вчерашних крестьян, которые до этого ничего сложнее плуга не видели - ред.)
Докопаться до мелочей, до тонкости - моя привычка. Не зря ведь дядя Арон когда-то сказал мне: "Луи, ты будешь гейч ворм, лекальный червяк".