Найти в Дзене

Милорад Павич

15.10.1929-30.11.2009 Милорад Павич происходил из «литературного» рода. Среди его предков был Эмерик Павич, в 1766 году опубликовавший сборник стихов. Дядя, Никола Павич, был известным писателем середины XX века. За свою жизнь Милорад переводил Пушкина и Байрона на сербский язык. Преподавал философию в университете. Был членом академии наук и искусств. Был даже номинирован на Нобелевскую премию по литературе. Милорад выучил русский язык во время Второй мировой войны по двум книгам - сборникам стихов Фета и Тютчева. Помог ему в этом бывший офицер царской армии. Вся жизнь Милорада была наполнена интересными собитиями и литературной работой. Я же хочу сосредоточиться именно на поэзии автора, поэтому не буду переписывать общеизвестные даты и события. Мои попытки найти переводы на русский язык стихотворений Милорада Павича не увенчались особым успехом. Нашел лишь немногое. Совет, если будете искать, то Вам наверняка попадутся авторские стихи Елены Рыжовой, к слову, очень замечательные. Прос

15.10.1929-30.11.2009

Милорад Павич происходил из «литературного» рода. Среди его предков был Эмерик Павич, в 1766 году опубликовавший сборник стихов. Дядя, Никола Павич, был известным писателем середины XX века.

За свою жизнь Милорад переводил Пушкина и Байрона на сербский язык. Преподавал философию в университете. Был членом академии наук и искусств. Был даже номинирован на Нобелевскую премию по литературе.

Милорад выучил русский язык во время Второй мировой войны по двум книгам - сборникам стихов Фета и Тютчева. Помог ему в этом бывший офицер царской армии.

Вся жизнь Милорада была наполнена интересными собитиями и литературной работой. Я же хочу сосредоточиться именно на поэзии автора, поэтому не буду переписывать общеизвестные даты и события.

Мои попытки найти переводы на русский язык стихотворений Милорада Павича не увенчались особым успехом. Нашел лишь немногое. Совет, если будете искать, то Вам наверняка попадутся авторские стихи Елены Рыжовой, к слову, очень замечательные. Просто то ли путаница на каком-то сайте произошла, то ли еще что...

Представляю перевод Максима Калинина.

Качели над колодцем имен.

В какие сны забредаешь, мой зачарованный взгляд, пока глаза мои спят?

Сердцу понятна усталость твоя по возвращении на этот свет

После омовения в горячем ключе на дне колодца с ледяной водой,

Где звёзды теряют отраженья свои. Сердце знает, но не скажет.

Что вы, глаза, словно псы бежите вперёд жизни моей, у неведомого воруя?

Кто пугает вас в чаще, что ныне — поросль? Могу ли испить из ваших ладоней

Завтрашний дождь? Вдруг в одно прекрасное утро проснусь,

А вас растерзали глаза из чужого сна? Девочка в белых носочках

На качелях золотых кос качается над вашим колодцем.

Струйками пара поднимаются к ней потонувшие имена,

Но она, в их суть не проникнув, играет ими, словно камушками,

И бросает обратно. Напрасно, глаза, ныряете ночью за ними,

Превращёнными в цветы. Я не ведаю, как из цветка сотворить слово.

Сердце знает как, но не скажет. И только девочка в белых носочках

Могла бы помочь нам, но не знает как, или не хочет знать.

Мистично. За сложностью образов мой разум ускользает и не может зацепиться за нить. Как будто перед глазами вся жизнь проходит. И я за нее цепляюсь, но не могу сосредоточиться. Как будто вся жизнь, это миг пробуждения между одной реальностью, и другой, настоящей. 

ЭПИТАФИЯ

В очажном дыму согреваются птицы и первые тают снежинки.

Чёрное млеко ночное в омуте гиблом вскипело,

На свет убежало, изгибы дороги приняв, как змеиное тело.

Снег превращается в слёзы, и вижу я, очи смежив, глазом каждой снежинки

Со щёк отверделых, что ветер становится чёрным в отчётливой дали

И ствол за стволом древеса подступают ко мне, словно на водопой пришедшие звери,

Тесно обстали меня. Долговязые сосны туман по верхам прободали.

Ветви вцепилися в небо, а корни опору нашли в дивной вере.

Промеж небесного взлобья и хребта осеннего леса

Птицы летят, торопясь, чтобы ветви, поспешные в росте, их в лёт не пронзили.

Под сердцем лелею болезнь одного со смертью замеса.

Лес — утешенье моё на земле, что я засадил семенами имён.

Уста мои — кладбище предков, которых в слова, как в могилу в свой час опустили.

В каждом из слов я лежу, в каждом из вас заживо я погребён.

Тут не менее мистично, но более понятно ощущением. 

Но мне не хватает языка оригинала. Уверен, на языке замешано гораздо больше тонкостей, неуловимых в любом переводе.