Живописные берега Пры
Лика СыновецВместо предисловия
Пару лет назад ко мне обратилась моя давняя знакомая Татьяна Макарова с просьбой написать несколько слов о мещёрском селе Ершово, жительницей которого она является. Местные готовили информационный сборник о своей малой родине, и я с большим удовольствием согласилась помочь, тем более что с этими местами связана уже значительная часть моей собственной биографии и жизни моей семьи. Однако Татьянину просьбу выполнить было не так уж и легко. Я несколько раз начитала писать и оставляла эту затею – настолько насыщенными и событийными были дни, проведенные в этих местах, столько интересных и важных встреч состоялось за эти 15 «лесных» лет, что вырвать из контекста что-то одно оказалось для меня сложным и неподъемным заданием. Но так родилась идея «Мещёрских рассказов», каждый из которых посвящен событиям и людям, окружавшим меня все эти годы здесь – в клепиковской Мещёре. Решение пришло, как обычно, неожиданно: телефонный звонок племянницы Анны из Москвы, напомнившей мне об одном из давних летних вечеров в Мещёре, воспоминания о котором легли в основу повествования ниже.
Колеса велосипеда с трудом пробираются сквозь вязкий песок проселочной дороги, заставляя местами спешиться. Мы направляемся с Анюткой, племяшкой, приехавшей погостить на пару недель из столицы, за парным молоком в соседнее село Ершово к моей знакомой Татьяне Макаровой. У Татьяны хозяйство большое даже для сельского жителя: козы, лошадь, пони, овцы, куры, цесарки, павлины, охотничьи собаки, пуделяшки, штук 20 котов, большинство из которых приблудные или брошенные нерадивыми дачниками. Есть и корова, что по нынешним реалиям для мещёрских сел и деревень большая редкость. Увы.
– Поднажмите на педали! – кричит, пролетая мимо девчонка, с распущенными густыми волосами, уже загорелая, выспавшаяся и немного повеселевшая. Мещёрский климат иногда удивительным образом преображает городских: ложиться спать и просыпаться под пение лесных птиц – жить в совершенно далеком от городской суеты мире. Как будто сама жизнь именно здесь делится своей удивительной силой, обитающей среди вековых сосен. Но достается эта драгоценная энергия не каждому, а лишь тем, кто готов искренне и с чистым сердцем принять её. Анютке 12. Недетская печаль в глазах прибавляет ей взрослости. Совсем ребенком девочка потеряла отца – моего двоюродного брата Сергея – и боль до сих пор не отпускает, царапает иглой. Ей бы выговориться, но нет – закрыта наглухо.
Вечереет, и прохлада, волнами идущая с полей, напоминает о скорых сумерках. Ершово – небольшое мещёрское село, открытое нашей семьей несколько лет назад совершенно случайно. В Спас-Клепиковском есенинском музее, увидев магниты с изображением сосен-великанов, муж заинтересовался, не выдумка ли и не полет ли фантазии эти сосны. В то время он как будто заново открывал для себя малую родину своей семьи и все, что касалось мещёрской стороны, неподдельно интересовало его.
– Это реальное место или все-таки воображение художника? – спросил муж у экскурсовода.
– Нет-нет, это не картина, это фотография ершовских сосен, сделанная Василием Павловичем Тарутиным, «местным» москвичом.
– А что, сосны в Ершово какие-то особенные что ли? Чем деревья в соседних Полушкино или Калдево отличаются от ершовских?
– Возрастом и историей, которую хранят местные. Да вы поезжайте в Ершово, сами все и узнаете. Найдите Василь Палыча, он человек неравнодушный к местной истории, расскажет вам много интересного о тех местах. Его дом деревенские покажут—деревянный, увитый клематисами. Да не заблудитесь, поезжайте.
Василь Палыча мы тогда не застали – уехал в столицу, а вот здешние места надолго вытеснили из летних планов морские берега.
Поля у Ершово – это неяркие, но тихие и выразительные краски. Особенно заметны они в июльском предвечерье. Желтые охапки солидаго и белые заросли мыльнянки, редкие шапки крестовника и яркие малиновые свечи иван-чая, льнянка, голубые цветы цикория, черноголовка и синеголовник, синяк и смолёвки, вероники и разноцветные горцы… Для человека пытливого и живо интересующегося миром вокруг лучший проводник по местной растительности и обязательная карманная книга в мещерских походах – полевой атлас. В первые годы летней жизни здесь, уходя в многокилометровые походы по мещёрским лесам, всегда брала с собой «Атлас растений средней полосы России» Ивана Алексеевича Шанцера. Знания, почерпанные из справочника, здорово пригодились для того, чтобы не чувствовать себя здесь чужой.
Анютка остановилась.
– Посмотрите, как красиво! Как будто волны на море. – Это она о зарослях вейника.
Ершовское поле, не тронутое человеком на протяжении нескольких лет, потихоньку зарастает травами и злаками. От дуновения ветра свечи вейника плавно колышутся, напоминая легкий морской бриз на бескрайней морской глади.
– А вон те желтые огни среди вейника видишь? Это ослинник. Красивый, правда? Вот такая яркая красота распускается, увы, только вечерами. А есть еще коровяк, козлобородник, кукушкин лен, мышиный горошек, ястребинка…
– Кааак? Ослинник?! – Анютка недоверчиво хихикает. – А почему ослинник-то? В Мещёре разве ослы водятся? Они же южные животные.
Парировать особо было нечем. Этимология растений – наука особая. Да и, честно говоря, не знала я, как этих «ослов» занесло в мещёрские луга. Ну ладно коровяк или мышиный горох с козлобородником. Коровами и козами в этих местах никого не удивишь. Кукушки и ястребы из лично составленного рейтинга вообще «местная интеллигенция» среди пернатых. О мышах упоминать излишне – о них народным фольклором уже все сказано. Но название «ослинник» всегда вызывало такое же, как у Анютки, неподдельное удивление.
– Еще как водятся! Вот сейчас к Татьяне завернем – сама увидишь мещерских осликов. А если Таня разрешит, еще и покатаешься верхом на одном из них. Будешь моим оруженосцем: не Санчо Панса, а Аня Панса. Ой, звучит-то как! – еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Анютка не без улыбки фыркает, и мы катим по проселку дальше.
Пересекаем просеку ЛЭПа, еще метров сто – и открывается просто удивительная панорама на ершовские заливные луга (все, что осталось от почти мифического Мартыновского озера или Мартына, ставшего невольной жертвой мелиорационных изысканий) за горизонт которых в ясные вечера, обволакивая закатными лучами и раскрашивая стволы сосен в огненно-колдовские краски, величественно садится солнце. Остановились, нельзя не остановиться – не получится. Удивительный момент: каких-то несколько прощальных минут и все – день становится историей из жизни, уходя вместе с последним прощальным всплеском солнечного диска. Не выдерживаем и кричим что есть мочи: «Эээээ-ге-геееееей!». Анютка машет тускнеющему на глазах горизонту. Тороплю племяшку, чтобы успеть сгонять в Ершово и вернуться домой до темноты.
Дорога плавно огибает поле, и за поворотом уже виднеется «Шишкин» – так мы окрестили сосну, стоящую в стороне от леса, вдоль которого бежит проселочная дорога. Название сосна получила от имени автора картины «Рожь». Уж очень напоминает наш «Шишкин» своих соплеменниц с холста знаменитого художника в Третьяковке: похожая проселочная дорога, пролегающая через поле и редкие сосны почтенного возраста, оставшиеся, по-видимому, от некогда старинного густого бора. Вдруг из поля наперерез велосипедам выскочило что-то серое и стремительно шмыгнуло в подлесок бора. Анютка от неожиданности взвизгнула.
– Какой-то зверек мещёрский. Чего так испугалась-то, тут таких много попадается. Вон следов сколько на песке – целая «карта». Кстати, знающие люди смогут легко её прочитать: кто и когда из зверушек прошёл-прополз-пробежал.
Как-то летом 2011 удалось побывать в Курше-2. Нашим проводником тогда был именно такой знающий человек из администрации Национального парка «Мещёрский». Картину после пожара десятого года мы застали удручающую: второй раз с разницей в 70 лет лес в Курше-2 выгорел до основания. Вокруг гарь, мертвая земля да восстановленный крест братской могилы, где покоятся погибшие в пожаре августа 1936-го, а под ногами на песке – жизнь….
– Вот заяц проскакал, видимо, торопился, – указывал на цепь редких следов наш провожатый. – А это лиса отметилась, вот лось, кабаны… Да, Мещёра начинает оживать потихоньку.
– А медведи и волки? – спросила я.
– Волки иногда попадаются, да, редко, но попадаются. А вот медведей здесь давно не видели. Не заходят они к нам.
Вспомнила тогда просто удивительную историю про мещерских медведей, которую услышала однажды от выжившей в пожаре 36-го Раисы (Ираиды) Руновой из Головановой Дачи. В августе 2009 судьба Мещёрской магистрали (ныне легендарной узкоколейки) уже была предрешена, но рельсы на некоторых участках были еще в рабочем состоянии. Одна из таких веток вела в Голованово. Узкоколейные поезда к тому времени были отправлены на запасные пути и добраться в мещёрскую глухомань стало настоящей проблемой. Отвезти нас с мужем взялся тогда Сергей Никулин, живший в то время с семьей ещё на разъезде Гуреевский, позже, после разбора узкой колеи, перебравшийся в деревню Верещугино под Туму. На дрезине с мотором от мотоцикла и с ветерком мы ехали по таким сказочным местам, что дух захватывало от удивительной картины, открывшейся нам, как только узкоколейка свернула в непролазные дебри.
– Воздушные у нас места, воздушные! Владимир Семеныч, наверное, о наших лесах в песне пел, – пытаясь перекричать трескучий рев мотора своего разрывающего лесную тишину «детища», по-хозяйски разъяснял Никулин.
Узнав о нашем неподдельном интересе к событиям жаркого августа 36-го, Сергей предложил заглянуть в гости к своей тетушке Раисе.
– Живет она в Голованово. Да не боись, с головой-то все нормально у тетки, хотя ей уж сто лет в обед, – чувство юмора у Сергея было даже по здешним меркам чрезвычайно колким. – Поспрашивайте ее, она всю жизнь в тамошних местах. В 36-ом еще девчонкой с родичами в Курше-2 жила. Когда огонь пришел в поселок, какой-то мужичок запихал тетку в выгребную яму, так и спаслась. Уцелели их считаные единицы: то ли пять, то ли десять человек. Раису, значит, тот мужичок спас от жуткой смерти в лесном огне.
Именно тогда от Раисы я и услышала историю про дочку лесозаготовителя – то ли Машу, то ли Маню – которая выхаживала медвежат. Как-то в лесу недалеко от Курши лесники нашли двух детенышей рядом с погибшей медведицей. Отец Маши-Мани вызвался с дочерью опекать малышню. Им помогали все куршаки: кто ведро яблок принесет, кто молока, кто сухарей…Что было дальше – история и память Раисы Руновой умалчивали. Скорее всего, семья девочки погибла в августе 36-го. Автору Спас-Клепиковской скульптуры «Девочка с медведями», возможно, эта давняя история из мещёрской глуши была знакома. Очень хочется верить, что гипсовая девчонка, выкармливающая маленьких медведей на задворках клепиковского мебельного магазина, – это именно та Маша-Маня из Курши-2, с чутким сердцем и обязательно пережившая тот роковой август. Стоять эта скульптура, уверена, должна на самом видном месте мещёрского городка, а не прозябать в небытие магазинных задворок.
Мы въезжаем на асфальтированную дорогу, ведущую в деревню мимо руин Обновленской церкви. Анютка резко останавливается, кивает в направлении деревянного остова, наполовину скрытого кустарниками и высокими сорняками.
– Наверное, красивая церковь была, – не по-детски задумчиво произносит девочка.
Именно с этого места когда-то и началось наше знакомство с Ершово. В самый первый приезд в Мещёру, лет 15 назад, оглядывая по рекомендации экскурсоводов музея окрестности Полушкино, мы забрели к деревянному остову. Тогда нас здорово поразил стенд с надписью о погосте, находившемся в давние времена у церковных стен. Здесь, повествовала надпись, покоилось не одно поколение ершовцев, и авторы великодушно просили чужаков уважительно и с должным трепетом относиться к этой земле. Позже узнали, что трогательное напоминание путникам оставили двое неместных уроженцев – москвич Василий Павлович Тарутин и Иван Иванович Марков. Удивительная природа и аутентичность мещёрского села не оставили равнодушными авторов послания: и Василий Павлович, и Иван Иванович, переехав в Ершово «с концами», уже не представляли своей жизни без Мещёры. В клепиковских группах в социальных сетях до сих пор гуляет популярное по количеству просмотров видео с песней «Ершовские сосенки», написанной Марковым. Ничем не примечательный мотив и простые незамысловатые строки – искренне признание в любви этому сказочному сосновому краю на живописных берегах Пры.
Пообщаться с Иваном Ивановичем мне, к сожалению, так и не удалось, а вот в гости к Василию Павловичу Тарутину меня как-то привела Татьяна. Собеседником он был действительно интересным: увлеченным, великолепно знающим Мещёру и быт местных, творческим человеком. Его талантливые фотографии здешней природы можно и сейчас увидеть на буклетах в клепиковском музее. Помню, с каким неподдельным азартом рассказывал он мне в ту единственную встречу о том, как с московским приятелем, биологом по образованию, неделями пропадал в ласах в поисках крайне редкого для рязанской Мещёры растения — венерина башмачка. Несколько попыток не увенчались успехом, но надежды не терял—вновь собирался в непролазные чащи, чтобы таки найти этот «аленький цветок» Мещёры. А еще у Тарутина была давняя мечта найти источники в архивах, которые безапелляционно доказали бы его версию о том, что знаменитый ученик Спас-Клепиковской второклассной учительской школы Сергей Есенин добирался на учебу по старинному клепиковскому тракту, проходившему в конце 19 века через сосновый бор у Ершово, от которого в начале 21 века осталось всего несколько деревьев.
Спешившись у дома Татьяны по привычки кричим ей. Стучать в дверь или звонить на сотовый бесполезно – никто не услышит. Все заняты по хозяйству: и муж, и сыновья-подростки, и сама хозяйка. Чтобы быть услышанными на заднем дворе, приходится изрядно напрягать голосовые связки:
– Тааань! Выходиии! Таааань!
– Банку привезла? – по-деловому спрашивает Таня, открывая ворота, ведущие на хозяйский двор. О таких как Татьяна принято говорить: «место в Царствии Небесном уже заслужила». Такого трепетного отношения к братьям нашим меньшим я за свою жизнь встречала редко, да и те нечастые встречи приходились на героев литературных произведений. Может быть их авторам везло больше?
– Ой, а что это за рыжий? Новичок? – замечаю маленького и немощного котенка, испуганно прижимавшегося к скамейке у входной двери.
– Да Лешка приволок, опять кто-то из городских привез да и выбросил за ненадобностью. Таких в месяц парочка обязательно наберется. И всех мальчишки ко мне тащат.
Лешка – младший десятилетний сын Татьяны, старший Женя – ровесник Анютки. Летнюю жизнь в селе для мальчишек вольготной не назовешь: утром за ягодами, продажа которых в сезон – часто основа семейного бюджета в мещёрских деревнях, в обед – за сеном или еще какой-нибудь работой взрослые по хозяйству нагрузят. Расслабиться можно только вечером, и то, когда очередь пасти овец выпадает брату или отцу. Но такая трудовая закалка с детства приучает мальчишек к настоящей взрослой жизни – брать ответственность за свою землю, свой собственный дом, свою родину. Возможно, многие сочтут эти слова высокопарными, но настоящая, а не раскрашенная фильтрами гаджетов жизнь, всегда расставляет точки над i: «крепкие хозяйственники», как принято называть качественных управленцев из «поколения титанов», как правило, цену благополучию и достатку знали с детства.
Сумерки стали сгущаться – пора домой. Уложив банку с молоком в рюкзак, мы, не останавливаясь, быстро катим обратно: мимо ершовской фермы, кладбища, «Шишкина» и уже покрытого густым туманом поля. За околичная свежесть холодным душем бьет в лицо. Ночные птицы, стрекотание кузнечиков на лесной обочине и запах сосновой смолы… Еще один летний мещёрский день закончился. А через неделю Анютка уедет домой в Москву. Школьные будни и столичная жизнь вновь захватят с удвоенной силой. Спустя несколько лет племяшка поступит на сложнейший факультет столичной Бауманки – робототехнику. Будет в будущем обеспечивать своими инженерными изысканиями сложные процессы производства.
Сыновья Татьяны, Женя и Леша, отслужат в армии и, вернувшись в Ершово, найдут себя на родной земле. Евгений служит в полиции, Алексей – трудится на производстве в районном центре.
Василий Павлович Тарутин и Иван Иванович Марков ушли в мир иной, оставив свой след в истории не только Ершово, но и всего клепиковского края. Их наставления путникам до сих пор можно встретить на околице села у трех вековых сосен-великанов, которым были посвящены марковские строки «Ершовских сосенок» и замечательные по колориту фотографии Тарутина, ставшие визитной карточкой этого мещёрского села.
Через 10 лет у остова Обновленской церкви местный фермер с ершовцами установят небольшую часовенку. Двери в ней никогда не закрываются: любой путник может зайти и поклониться святым, иконы которых, как считают ершовцы, оберегают здешние места от напастей, пожаров и недобрых людей. Здесь верят, что таких гораздо меньше, чем открытых, трудолюбивых, искренних и настоящих. Ведь места, как не без основания заметил когда-то Сергей Никулин с разъезда Гуреевский, здесь воздушные, и те, кто когда-либо попадает сюда, другими и быть не могут.
Лика Сыновец
Май 2020, Ершово