Био – значит жизнь
“Я учился в такой школе, что никакой теории Дарвина нам преподавать не надо было. Межвидовая борьба и происхождение от обезьян были очевидны.”
(Взято с сайта anekdot.ru)
Ирина Серафимовна была молодой, но некрасивой женщиной. Волосы прямые, лицо удлинённое, кожа неровная, как у человека, пережившего оспу. Видимо, давно осознав свою некрасивость, она махнула на себя рукой, не пользовалась косметикой, носила длинные платься платься бабушкиной эпохи. Она пришла в школу сразу после пединститута, опыта управления детской оравой не имела, зато имела характер робкого, неуверенного в себе человека.
Она поступила в поселковую школу по распределению. Мечтала преподавать математику, но в небольшой школе уже было два преподавателя математики, зато ни одного преподавателя биологии, поэтому суровый Иван Андреевич просто приказал Ирине Серафимовне вести уроки биологии. Выпускник пединститута, в то время обязан был преподавать любой предмет, если у школы к тому была острая необходимость. Предмет этот она сразу невзлюбила всей душой и приходила в класс преподавать, как отрабаьывала барщину, читала нудным голосом, навевая скуку и на учеников.
Когда приходит новый учитель, на уроках начинается процедура взаимного изучения. В классе всегда есть два-три записных шалуна. Когда они выкинут очередную проказу, класс внимательно следит за реакцией преподавателя. Если тот не пресечёт немедленно такую проказу, его песенка спета. Дальше восстановить дисциплину будет всё труднее и труднее.
Сенька Болдычев, стащив в химическом кабинете кристаллы перхлората калия, насыпал их под ножки учительского стула перед уроком биологии. Ирина Серафимовна вошла в класс, положила классный журнал на стол, возрузила очки на нос и села на стул. Раздался резкий хлопок, учительница вздрогнула, очки упали на пол, и классу открылись не испуганные, а скорее недоумевающие и беспомощные глаза, в которых застыл вопрос: «Зачем вы это сделали?». Никакого наказания не последовало, и девочкам стало жалко беспомощную и безобидную женщину.
Оправившись от испуга, Ирина Серафимовна продолжила урок:
– Итак, слово «биология» произошло от греческого «био», что означает жизнь. Таким образом, биология изучает свойства и законы функционирования живой материи, которая существует в виде целостных организмов. Основными функциями жизни являются способность к обмену веществ с окружающей средой для построения своего тела, а также способности к движению и воспроизводству живых организмов своего вида.
Витька Сквирский поднял руку.
– Что Вам непонятно? – нетерпеливо спросила учительница.
– Как же так, Ирина Серафимовна? Кастрированный кот неспособен к воспроизводству, но он проживёт не только полную жизнь, отведённую ему природой, но, возможно, даже большую, чем кот не кастрированный. Птица с перебитым крылом или олень со сломанной ногой теряют способность к движению, но если о них заботятся, они также живут и достаточно долго.
– И что же?
– Да то, что Вы дали определение не живого существа, а существа полноценного. Для живого нужно дать какое-то более точное определение.
– Что бы Вы предложили, к примеру – с любопытством спросила учительница, полагая, что этот «знаток» покушается на её авторитет, но Витька, подумал немного и ответил:
– Я бы в качестве основного свойства живого организма предложил обмен веществ. Ведь обмен веществ это не только погложение твёрдой и жидкой пищи, но и дыхание. Без кислорода организм погибнет за пять-семь минут, потому что погибает мозг, дишённый питания, а без мозгов – это уже не жизнь.
– Некоторые без мозгов живут всю жизнь. Вот Болдычев, например, – ехидно возразила учительница. – Впрочем, и это определение будет неточным, поскоьку науке известны живые организмы, обходящиеся без усвоения кислорода. Например, глубоководные водоросли.
Колька Болдычев при кличке «Балда» отвечать не стал, поскольку примерно то же ему говорили и другие учителя, но детскую месть затаил, подумывая, как бы её реализовать надёжным и достаточно безопасным способом. Случай вскоре представился.
На одной из уроков в класс заглянула завуч и, склонившись над ухом Ирины Серафимовны, что-то прошептала.
– Дети, посидите тихо пять минут. Я скоро вернусь, – сказала учительница.
Как только дверь за ней закрылась, Балда выскользнул из-за парты, подошёл к столу и, открыв журнал, вытащил из него какие-то бумажки. Вернувшись за парту, он стал их читать и через минуту зашёлся смехом.
– Слушайте, – вскричал он хохоча, – что пишет наша кикимора: «Дорогая Мамочка! Ты не представляешь, в какой ад превратилась теперь моя жизнь. Директор – грубиян и хам, с учителями разговариает чуть не матом. Заставил меня читать предмет, который мне ненавистен. Ученики – бездельники и лоботрясы. На уроках плюются их трубочек шариками жёваной бумаги...»
В этот момент скрипнула дверь, Колька спрятал письмо в парту. Закончив приготовленную к уроку тему, Ирина Серафимовна приступила к опросу. Раскрыв журнал, она обнаружила, что письмо исчезло. Лицо её пошло красными пятнами.
– Кто это сделал? – её голос поднялся до такой высокой ноты, что некоторые девочки закрыли лица ладошками, многие просто зажмурились. – Пусть этот негодяй немедленно вернёт то, что он украл.
Класс молчал. Большинство неодобряли совершённого Колькой поступка, но выдавать товарища, даже такого непутёвого, было не в наших традициях. В таком гневе мы видели учительницу в первый раз, и гнев этот не обещал нам ничего хорошего. Вопрос был только в том, как исправить то, что произошло на наших глазах. И только Балда сидел совершенно спокойный. Для него выхода вообще никакого не было, а значит, и делать ничего было не нужно.
– Хорошо, – зловеще произнесла Ирина Серафимовна. – Тот, кто это сделал, не только вор, он и трус. Мне остаётся только доложить об этом администрации школы. Вашу судьбу будет решать педсовет. Негодник будет найден и сурово наказан, а заодно будет наказан и весь класс. Я понимаю, что признаться в содеяном не каждому по плечу. Даю вам пять минут на размышление. Я буду ждать в коридоре. Если класс не заставит вора сознаться, дальше отвечать придётся всем. Пусть дирекция решает этот вопрос.
Учительница вышла, закрыв за собой дверь. Все уставились на Кольку осуждающими глазами, а он вёл себя как партизан на допросе у немцев. Тогда Ваня решительно подошёл к его парте:
– Дай сюда письмо.
Колька молчал.
– Не дашь, получишь по морде. Так просто тебе это не пройдёт.
Балда сообразил, что если завяжется драка, он будет разоблачён, притом, что никто его не выдавал.
– Если хочешь подбросить, валяй, добренький, – он сунул Ване скомканное письмо в руку.
Большинство решило, что подбросить письмо в журнал – это решение с минимальными потерями, но Ваня делать этого не стал. Он вышел в коридор с письмом в руке. Ирина Серафимовна плакала у окна, теребя мокрый от слёз платочек. Не зная, как себя вести в подобной ситуации, в которой он оказался впервые, Ваня боком подошёл к учительнице, протянул ей письмо и пробормотал, глядя в пол:
– Вот Ваше письмо. Мы эта... разобрались сами. Я не могу сказать, кто это сделал, но... в общем, я хочу принести Вам извинение от всего класса. Больше это не повторится.
Он замолчал, не зная, что говорить дальше. Он ждал наказания, понуро свесив голову. Вместо этого, Ирина Серафимовна вздохнула глубоко, будто приняла какое-то решение. Она протянула руку и взъерошила ванины волосы:
– Пойдём уж. Надо закончить урок. Жизнь продолжается, даже если эта жизнь неполноценная.
Через неделю Ваня остался после уроков, подошёл к учительнице и завёл разговор.
– Я, конечно, извиняюсь, но, если говорить прямо, уроки биологии кажутся скучными, и не только мне. Мы живём в век, когда человечество начинает осваивать космос. Что, если разговоры о живой природе как-то связать с научно-техническим прогрессом, который сегодня определяет жизнь планеты. Например, сравнить живой организм с машиной. Сердце – мотор, желудок – карбюратор, ноги – колёса, нервы – электрическая сеть, кровеносные сосуды – бензопровод. И всё это хозяйство при хорошем и квалифицированном уходе функционирует слаженно и гармонично.
– А мозг с чем сравнишь? – с любопытством спросила Ирина Серафимовна.
– Мозг заменить нечем, – согласно кивнул Ваня, – это лишь аналогия, и её назначение вовсе не в том, чтобы принизить как-то человека. Совсем наоборот, аналогия нужна, чтобы, с одной стороны, продемонстрировать, что биологические машины, созданные природой, неизмеримо сложнее, надёжнее и эффективнее всего, что человек создал сам, а, с другой стороны, сделать изложение материала интереснее.
Генетика тогда была в таком загоне, что о ней никто практически не имел представления, а до реальных успехов генетики, расшифровки генома человека было почти полвека. А то бы рассказ Вани был гораздо убедительнее.