После Краснодара экспедиция перебазировалась на берег Крыма. Там, в Феодосии в январе и в начале февраля 1961 г. были проведены испытания парашютной системы во время приводнений парашютистов-испытателей, поочерёдно одетых в скафандр космонавта (СК-1). Они приводнялись в бухте Золотой Рог. Наш ИЛ-14 взлетал с парашютистом в скафандре СК-1, с уложенными парашютами и НАЗом с военного полигона «Кировское» (в пустынной местности Крыма). Мы — врачи и спасатели — поднимались там же на вертолёте, либо отплывали из военной базы в Феодосии на торпедном катере. Море штормило. Парашютист, спускавшийся на парашюте, после приводнения должен был подгрести к уже отделившейся от НАЗа и надувшейся лодчонке (МЛАС-1 — морская лодка аварийно-спасательная на одного человека) и вползти на неё. Удавалось это не каждый раз.
Наверное, зная об этом, Гагарин, спускаясь на парашюте, завершая первый космический полёт, отрезал пятнадцатиметровый фал, соединявший его с болтающимися под ним НАЗом и МЛАЗом, чтобы стать легче и долететь до берега Волги, а не приводняться в ней. На реке был ледоход, Гагарин мог утонуть, затёртый льдинами.
Запомнился один опасный случай. Спускался на парашюте в море Кир Чернобровкин. Когда он оказался в воде, мы на торпедном катере были уже рядом с ним. Я в непромокаемом спасательном костюме спрыгнул с борта катера в воду рядом с Киром. Как обычно, погрузился с готовой. Вода была довольно холодная. Воротник моего костюма наполнился воздухом и вытащил меня на поверхность. Подплываю к Чернобровкину и вижу, что волны перехлёстывают через него, через закрытое забрало скафандра. А под забралом уже есть вода, попадающая, как потом выяснилось, через дыхательный клапан. Понял я, что надо поддерживать, поднимать шлем скафандра, чтобы вода в нём была ниже подбородка у Кира. Нас быстро вытащили на катер. Всё обошлось. А дыхательный клапан (он расположен под забралом справа) срочно переделали. Плавать в скафандре при любом волнении стало безопасно.
Во время наших испытаний приводнения приятно было видеть ярко-зелёные, травянистые склоны гор (и это в феврале!) рядом с пустынным мрачным городом. Башни венецианской крепости — чёрные громады на фоне дождливых туч. Тысячи скворцов готовились к перелёту в южные страны, а волны Чёрного моря перехлёстывались через ледовые горы, покрывавшие набережную города Феодосия. Там в кафе продавались удивительно аппетитные чебуреки: одна порция — шесть штук! Только что прилетев в Крым, мы этого не знали и заказали по две порции — пришлось мне с Киром и Валерием съесть по 12 штук на каждого. В промозглую погоду это было не так уж трудно.
В Феодосии участники экспедиции жили в гостинице «Астория» на набережной напротив железнодорожного вокзала. В больших комнатах — несколько старых железных кроватей, с блестящими шишечками. По вечерам одни играли в карты, другие — в шахматы.
Тратили в ресторане новенькие рубли, в народе их называли фантики. Они были меньше прежних. Перед командировкой мне выдали пачку в банковской упаковке — 100 р. Это было тогда для меня непривычно много! Не скрою: приятно было (после аспирантской стипендии) вытаскивать из аккуратной пачки новенькие купюры. Но всё же несравнимо более приятным стало то, что мне выдали лётное обмундирование: пилотскую кожаную куртку и из чёрной романовской овчины куртку и штаны, ещё и сапоги с собачьим мехом внутри, меховой шлемофон и кожаные, меховые перчатки (белая каракульча до сих пор не сносилась). В такой одежде я чувствовал себя причастным к авиации и даже к космонавтике.
В то время ещё не было «кораблей науки», оснащённых огромными локаторами: чашами и шарами гигантского размера. Связь с космонавтом была только над территорией СССР. И если бы он приземлился/приводнился ещё где-либо, то найти его было бы нелегко. Главной задачей, естественно, стали бы поиски радиосигналов из радиостанции, спрятанной в НАЗе. Кроме того, должны были бы быть использованы, так называемые, подручные средства. Чтобы поисковая команда обнаружила приводнившегося/приземлившегося космонавта, его НАЗ был снаряжён фаерами, дымовыми шашками и оригинальным зеркальцем.
Фаер — яркий, сверкающий, слепящий (если ты вблизи от него) предназначен для сигнализации ночью и в сумерках. Днём приводнившийся космонавт мог бы использовать дымовую шашку. Багрово-красный дым из неё быстро расширялся бы. Если его несло ветром, то с самолёта была бы видна багровая стрела, остриём указывающая на плавающего космонавта. В безветрии дым довольно быстро распространяется концентрически. И тогда сверху видно огромное красное пятно с космонавтом в его центре. Ещё в НАЗе космонавт мог найти оригинальное зеркальце с прицелом. Если им прицелиться в летящий самолёт, то солнечный лучик-зайчик мог попасть в глаз пилота, и он увидел бы — откуда сверкнул огонёк. Но это только если: светит солнце, и самолёт не так уж далеко, а пилот смотрит в твою сторону. Ещё один сигнал для поисковиков: поверх гермо-оболочки, то есть на скафандр космонавта был надет ярко-оранжевый балахон-комбинезон, называемый «демаскирующей оболочкой скафандра космонавта», чтобы он был заметен на фоне земли, травы, снега и плавающий в воде.
Проектировщики рассчитали, что, если тормозная двигательная установка (ТДУ) космического корабля «Восток-1», толкающая спускаемый аппарат (СА) с космонавтом к Земле, не сработает, то СА затормозится о земную атмосферу, летая 7 суток вокруг нашей планеты. На всякий случай кислорода и питания в «Востоке-1» было припасено на 10 суток. Но приземлиться/приводниться он мог бы в любом месте Земли (за исключением полярных зон). Приводнение было рассчитано почти на любую морскую волну, на долгое плавание, пока не подберут спасатели. Неприятность случилась с Гагариным. Орбита «Востока-1» оказалась на 40 км выше расчётной орбиты. Если бы ТДУ не сработала, не толкнула бы космический корабль в сторону Земли, то торможение об её атмосферу длилось бы куда как дольше — примерно 30 суток; запаса воздуха, воды и еды не хватило бы. Это — гибель космонавта. По счастью ТДУ сработала и вернула Гагарина на Землю.
Во время испытательных парашютных прыжков с приземлением (в Краснодаре) и с приводнением (в Феодосии) не было ситуаций, требующих медицинской помощи парашютистам-испытателям. Сейчас на здании гостиницы, в которой мы жили на берегу Чёрного моря, установлена мемориальная доска.
