Неправду из своего сознания, как и раба из своей души, нам придется выдавливать по капле.
Иное дело – ложные идеологические константы и аксиомы, не просто внедренные, а буквально вбитые в мозги людей за долгие десятилетия методом бесконечных, беспрестанных повторений. Вот с этими ложными «истинами» необходимо бороться постоянно, не жалея сил, времени, а то и здоровья, ибо именно они являются причинами того, что российское общество в целом крайне дезориентировано в историческом пространстве и времени. А утрата представлений о своих координатах и о цели движения – случай очень тяжелый.
Если человек не понимает, куда он направляется и что собирается делать, близкие должны бить тревогу и предпринимать все необходимые меры. А если целый народ толком не может сказать, откуда он идет и куда путь держит, то с этим вообще шутить нельзя. Это признак очень серьезной когнитивной аберрации, которая сплошь и рядом предшествовала распаду государств и исчезновению наций.
Ложные «аксиомы», чаще всего представляющие собой слова-ловушки, слова-капканы или слова-обманки, похожи на шоры, если не на бельма. Они мешают видеть подлинную реальность. Люди, принимающие их за истины, за реальные ориентиры, напоминают слепых, которые бредут наощупь в незнакомых местах. Не случайно у многих более или менее честных литераторов и журналистов в последние годы появилось ощущение, что мы – всей страной – как бы ходим по кругу, регулярно возвращаясь в какие-то очень хорошо знакомые ситуации и места. Часто употребляемым стало выражение «ходить по граблям». Мало того, что мы плетемся по кругу, так еще и наступаем на одни и те же грабли. И надо признать, что это ощущение, каким бы субъективным оно ни было, по всей видимости, имеет самое прямое отношение к действительности.
Мы сегодняшние очень похожи на одного из героев С.Я. Маршака – поэта, обладавшего, как теперь выясняется, удивительной исторической проницательностью. Большинство из нас – все те же люди «рассеянные с улицы Бассейной», не возражающие вот уже целый век устраиваться в отцепленные вагоны. Причем это не только беда наша, но и несомненная вина, поскольку у нас недостает мужества посмотреть правде прямо в глаза. И в этом кроется разгадка той цикличности, которая стала столь характерной для современной русской истории.
Мы не сможем продвинуться вперед ни на шаг, пока не отвяжемся от тех свай и кольев, к которым мы привязаны. Причем, привязаны давно с помощью не так легко опознаваемых и почти неистребимых ложных аксиом. Рассмотрим одну из этих «аксиом» - комбинацию «слов-обманок» под номером один: определения «коллективный» и «индивидуальный» мы воспринимаем (так нам внушили) исключительно как антонимы, как понятия противоположные, не совместимые и даже противоборствующие друг другу. Диалектика, блин. При этом, разумеется, все, связанное с коллективом и коллективизмом, мы привыкли дружно восхвалять и высоко ценить, тогда как индивидуализм толкуется нами не иначе, как скопище пороков, имеющих много общего не только с эгоизмом, своекорыстием или себялюбием, но и со скрытой, а подчас и с откровенно антиобщественной, если и не с антигосударственной ментальностью.
Согласно этой логике, коллективизм, чувство локтя, способность человека ощущать себя частью общего, целого и подчиняться общепринятым нормам и правилам («Мы все, как один») – это та основа, на которой вырастают российский патриотизм, любовь к Родине, желание гордиться ею и служить ей. Индивидуализм, напротив, предстает очень скользкой дорожкой, часто ведущей в пропасть отщепенства и предательства.
Большинству из нас и в голову не приходит, что все это – несусветная чушь.
Во-первых, коллективные действия или усилия сплошь и рядом могут быть преступными, как, например, коллективное изнасилование, массовый оговор, групповое убийство или ограбление, государственная агрессия и т. д. и т. п. Во-вторых, мы почему-то упускаем из виду, что коллектив не просто может, а должен состоять из индивидуумов. Не считая, разумеется, «жесткие» коллективы типа экипажей подводных лодок, подразделений вооруженных сил, команд пожарников и прочие «коллективы», призванные функционировать в экстремальных условиях, связанных с риском для жизни, а потому и требующие беспрекословного подчинения приказам и командам.
Но это вовсе не коллективы, а всего лишь – организации, подразделения, ведомства, то есть иерархически организованные структуры. Они отличаются четким распределением обязанностей и наличием как формального, так и реального неравенства, чинов и рангов. У них имеется руководство, наделенное правом отдавать приказы, и подчиненные, обязанные эти приказы выполнять. Никакого отношения к коллективам организации не имеют. Это – эвфемизм, неточное, а, вернее, совершенно неверное употребление термина, с которым мы, тем не менее, за долгие годы фактически сроднились. Именно организации мы считаем и именуем коллективами.
Настоящий коллектив – это всегда добровольный союз, ассоциация единомышленников, товарищей (то есть собратьев «по товару»), сообщество людей, как правило, объединенных сходными интересами, проблемами или взглядами. Эти союзы могут быть оформленными или же неформальными (как многие землячества, например), они могут даже выбирать себе руководителей, способных организовывать их деятельность, но они никогда не должны делиться на тех, кто повелевает, и на тех, кто подчиняется. В настоящем коллективе все равноправны. И в этом основное отличие настоящего коллектива от якобы коллективных организаций.
Из данного отличия вытекает еще одно чрезвычайно важное следствие: коллектив принимает каждого своего члена как вполне сложившуюся, самоценную личность, не требующую никаких манипуляций над собой. Коллектив довольствуется той долей времени, свободы и финансовых средств (как, правило, в виде взносов или соучастия), которые каждый человек может и готов пожертвовать на общее дело. При этом всякий член коллектива в принципе понимает, что этот союз ему самому нужен не меньше, чем он сам нужен союзу, что это - подлинный социальный симбиоз. Сила коллектива обусловливается не только количеством его членов, но и их репутацией, их общественным весом, их способностью содействовать процветанию общего дела. И при этом у коллектива нет тенденции превращаться в очередной общественный институт, в некую могущественную инстанцию, кумулятивные интересы которой способны доминировать, подменять собой, а то и подминать интересы всех его рядовых участников. Одним словом, коллектив, в отличие от организации, не стремится к подавлению личности своих участников, а, напротив, заинтересован в их индивидуальном развитии и самоутверждении. Коллектив – это не сводный хор, а собрание солистов.
Организация, напротив, никогда не признает права своих членов на какую бы то ни было индивидуальную идиосинкразию, то есть на своеобразие и неповторимость. Это – привилегия, принадлежащая только верховному правителю, вождю. Ее неимение и лишает членов организации права быть личностью, оставаться самими собой. Именно по этой причине в нас с детства закладывали неприязнь к индивидуализму, отрицательное отношение к людям, не желающим быть «как все». Таких всегда старались «прописать» во дворе и в школе. Потом юношей достругивали до нужных параметров в армии. Сержанты на плацу, «деды» - в казарме. Не обходилось и без летальных исходов, и общество всякий раз лицемерно воздымало руки к небесам: «Как же так! Откуда такая жестокость?!» Все оттуда: это самый простой и самый эффективный способ выбить индивидуализм из каждого, в ком он еще остался наряду с чувством собственного достоинства. Практически любой организации такие персональные, личностные качества представляются не просто чуждыми, но именно неприемлемыми.
Наше мышление отмечено обилием штампов. Согласно одному из самых лживых и самых распространенных штампов – мнение о том, россияне в массе своей якобы «предрасположены к коллективизму». Это у нас, мол, в крови, еще от крестьянских общин, которых никто из ныне живущих и в глаза не видывал. Особенно отчетливо это будто бы выявляется при сравнении нас с жителями западных стран, зараженными вирусом индивидуализма. Господа-товарищи, это – пропагандистский бред. Россиянам коллективизм вообще почти неведом, так как у нас практически нет реальных коллективов, не считая, разумеется, довольно многочисленных ОПГ. Кстати, одним из первых подлинных коллективов в современной России стал «Комитет солдатских матерей», между прочим, много сделавший для улучшения ситуации с «дедовщиной» в вооруженных силах. Тем не менее, власть с этим смириться никак не могла и добилась фактической аннигиляции этого комитета.
Поэтому мы – нация отнюдь не коллективистская. Мы - нация организованная, причем организованная именно сверху. Методом элементарного, тупого и бездушного давления, которое обычно называют «гнетом». Именно поэтому при ослаблении давления или, если выразиться на современном политическом лексиконе, при ослаблении «скреп» и «гаек», наше общество подвергается довольно быстрой эрозии и распаду - атомизации. Нации и этносы, обладающие навыками коллективного взаимодействия, столь быстро не распадаются. По этой же причине у нас так легко создаются банды, шайки, мошеннические и коррупционные схемы и с таким трудом – честные трудовые коллективы, деловые сообщества, профессиональные ассоциации, настоящие клубы (не путать с «домами культуры», которые у нас, особенно на селе, постоянно назывались «клубами»). В России и настоящих профсоюзов вот уже сто лет как не было. Нельзя же всерьез считать профсоюзами те фактически казенные организации (профкомы), которые даже официально именовались «помощниками администрации» и которые реально выполняли функцию ее прихвостней, раздававших материальные подачки и всегда поддерживавших любые решения дирекций и парткомов.
По сути настоящих профсоюзов у нас нет до сих пор. Даже дальнобойщики на этот счет особо не чесались, пока их крепко не клюнул в одно место жареный петух по имени «Платон». То же самое можно сказать и о многих других тяжелых профессиях.
Наши трудящиеся не очень склонны объединяться в настоящие профсоюзы, потому что начальству это не нравится. А желания начальства для многих из россиян – закон, даже если они антиконституционны или откровенно порочны. Как ни парадоксально, но весь пресловутый российский «коллективизм» есть не что иное, как готовность массово подчиняться приказам сверху (будь то масочно-перчаточный режим, прогулки по штатному расписанию, как в тюрьме или в санаториях, ритуал получения санкций на собрания и митинги и т. д. и т. п.). Этот «коллективизм» настолько густо замешан на начальстволюбии или, вернее, на начальствобоязни, что их трудно, если вообще возможно разделить. Вот и выходит, что при избытке неосознанной, неконтролируемой дисциплинированности (впрочем, еще, конечно, не достигшей масштабов, свойственных населению КНДР) нам остро не хватает как раз того самого коллективизма, которым мы привыкли столь долго и столь безосновательно гордиться, а то и кичиться.
События начала ХХ1 века крайне убедительно доказали, что, вопреки распространенному самомнению или самооценкам, народам России не хватает именно коллективизма, способности на реальные, целенаправленные, осознанные коллективные действия, свойственные отнюдь не бесформенным «массам», не оболваненной толпе, а как раз лишь обществу разумных, рационально мыслящих и действующих индивидов.
Парадокс? Конечно, но только на первый взгляд. В действительности – такова подлинная реальность. Она кажется парадоксальной лишь потому, что мы рассматриваем ее через кривое зеркало лживой пропаганды. Российский «коллективизм» – одна из тех галлюцинаций, которую многим из наших сограждан следует выбивать из собственных голов. Иначе коллективизма реального, основанного на существовании великого множества горизонтальных связей людей друг с другом – соседей, коллег, членов тех или иных групп, объективно объединяемых по своим интересам, по возрасту, по состоянию или по положению и т.д., нам не видать, как своих ушей. До каждого человека должно дойти, что он сам способен улучшать свое положение, а заодно и мир вокруг себя, проявляя готовность общаться с другими, помогая окружающим и рассчитывая на их помощь. Для этого даже не надо все время выходить из дома, а тем паче – вставать из инвалидного кресла. Слава Богу, «позорный корыстный Запад» изобрел интернет и создал социальные сети. Эти инструменты уже вполне позволяют людям сотрудничать напрямую, вне всякой зависимости от вездесущих бюрократических структур, собирая по крупицам подлинный, созидательный коллективизм, не имеющий ничего общего с нынешним «коллективизмом», который ну очень похож на «коллективизм» селедок в бочке или зеков в бараках.
Можно не сомневаться, неправда будет рваться и в интернет. Во-первых, в любом обществе имеется определенное количество моральных уродов и душевнобольных личностей. Во-вторых, в России чрезвычайно много преступников и мошенников, рассчитывающих жить исключительно за чужой счет. Интернет для них – неограниченное поле деятельности. Ну, и наконец, бюрократический аппарат, изображающий из себя «заботливое, социально ориентированное государство», всенепременно будет бороться с компьютерной самодеятельностью населения, расходуя неимоверные суммы на разного рода «фабрики троллей» и на технологические разработки по блокированию независимого интернета. И чем хуже госаппарат будет справляться с задачами охраны вверенного ему народа, ради чего он, собственно говоря, и был создан исторически, тем активнее он будет пакостить в интернете. Зависимость здесь прямо пропорциональная и крайне наглядная.