Игрок за один вечер успевает пережить сотню смертей. Столько же раз он успевает воскреснуть. В принципе алкоголь схож по ощущениям. Наутро после грандиозной попойки мне лично не хочется жить. Я чувствую себя как простудившийся мертвец. И это лишний повод начать всё сначала. С чистого листа. Внутри образуется какая-то кристальная пустота. Её теперь можно заново чем-то заполнять. Пирожками с повидлом, беляшами, неинтересными сериалами, однообразной работой. Туда же сыпется рыбалка, очереди в магазинах, немытая посуда и несвежий хлеб. Ни черта этого не было в юности. Ну, кроме пустоты наутро. И ещё долгов. Долги были моими верными друзьями. На них можно было положиться. Они были надёжны как стоп-кран. Они всегда были рядом. Ими-то я и заполнял пустоту.
Играл я обычно в одном и том же немноголюдном зале. Мне нравилась тишина и звуки, издаваемые аппаратами. Хотя чаще я сидел в наушниках, отгородившись от мира громыханием своей музыки, сигаретой и бутылкой пива. Пиво я покупал дешевое в полуторалитровых бутылках. С тем расчетом, что б можно было протянуть до утра. Я приходил с наступлением темноты, а с первыми лучами солнца уходил. Часто денег до утра не хватало и приходилось растворяться в темноте. Пустые парки, одинокие памятники и случайные таксисты скрашивали мои прогулки по пустому городу. Играл я как-то волнами. То мог неделю подряд резаться без остановки, то внезапно брал паузу. Обычно паузы были как-то связаны с женским полом. Потом мы надоедали друг другу, и снова я обнаруживал себя за аппаратом. С сигаретой, бутылкой пива и наушниками. Играл я до последнего рубля. К концу той зимы на моих указательном и среднем пальцах были мозоли. Я нервничал, бил по кнопкам. Кнопки послушно нажимались. Однажды колечко, которое я носил на среднем пальце, треснуло. На нём была надпись – спаси и сохрани. Прямо по слову сохрани и треснуло. Видимо в таком виде меня никто сохранять не собирался.
Всех охранников в зале я знал. Иногда они менялись, но в целом были схожи. Аккуратные тёмные одежды. Короткие стрижки и сильные руки. Шутить с ними не стоило. Одно нажатие кнопки под столом гарантировало появление их коллег из вневедомственной охраны. Это кстати была единственная кнопка из сотен других, которую трогать было нельзя игрокам. И это была единственная кнопка, которую разрешалось трогать охране. Обычно не трогали. Обходились разговорами. Для совсем уж деликатных разговоров могли подъехать какие-то серьёзные люди в дорогих костюмах. Их вызывали по неуклюжему мобильному телефону. Минуты ожидания можно было скоротать с помощью биты. Она демонстративно стояла в углу для самых общительных и нетерпеливых собеседников. Впрочем, в моём тихом зале инциденты не случались. Центральная улица всё-таки – Комсомольская. Помню ещё, что в зале не было часов. Они были запрещены. На стенах висели изображения импортных городов, где нам было не суждено оказаться. Ни мне, ни охране. Во всяком случае, так казалось в то время.
В этом-то зале я и познакомился с Лёхой. На первый взгляд точно такой же, как и его коллеги. Короткостриженый, светловолосый с сильными руками. Лицо словно слепленное из глины. Но лепивший творец постарался. Слепок вышел волевым и одновременно улыбчивым. В глазах какие-то дьявольские искры блестят. Тронь такого и посыплется любопытство. Любопытство пытливое, не как у бабушки возле подъезда. С таким любопытством на Эверест карабкаются альпинисты. Но главное отличие, которое резало мне глаза, это была Лешкина манера одеваться. Во-первых, он носил кофту с капюшоном. Во-вторых, у него были белые ботинки на толстой подошве. Я знал эту модель обуви, потому что сам ходил в точно таких же, но чёрных. Обычно так обувались любители рок музыки. Такие ботинки были как пароль. По ним можно было безошибочно узнать своих. Мы и узнавали.
- Лёх, включи какую-нибудь музыку. – Я проигрался. Как обычно. Когда долго играешь, проигрыш становится чем-то обыденным. Он уже не оставляет горького послевкусия. Просто к долгу мысленно приписываешь ещё одну сумму.
В зале кроме меня и охранника никого не было. Батарейки в плеере предательски сели. За окном была тревожная ночь с мелким склизким дождём. Да тьма там была, честно говоря. И идти сквозь неё домой не хотелось.
- Так, посмотрим. Во! Вот это будем слушать. – Он выкрутил до упора громкость и по залу разлились знакомое: «Пять, четыре, три, два, один, пуск!» Дальше Юрий из Воронежа запел о брянских лесочках и травушке зеленой. Меньше всего я ожидал услышать «Сектор Газа». Мне казалось, что человек в таких ботинках включит что-то тяжелое. Может быть что-то с дудками типа «Яиц Фаберже». В худшем случае «Ленинград».
- О как.
- А то!
- Не думал, что ты его слушаешь. – Почему-то в среде неформалов слушать Хоя считалось зазорным.
- Да нормально они рубились. Я с детства уважаю. Жаль на концерт не успел сходить.
- Я тоже не был.
- А вообще чего слушаешь? – Примерно так и началось наше общение. Оно всегда примерно так и начинается. Это была не крепкая мужская дружба, завоёванная в совместных драках и распитии алкоголя. Простое знакомство, но лучше чем ничего. Во всяком случае, теперь я мог рассчитывать на хороший саундтрек к своим играм.
День рождения Андрюхи мы отмечали где-то на окраине города. При большом торговом центре хозяин додумался сделать кафе с какими-то лихими ценами. Лихими в том смысле, что покушать на четверых можно было за такую сумму, которой едва бы хватило в центре города на одного. Но главный козырь был в том, что в кафе разрешалось проносить спиртное из самого торгового центра. Чем и пользовались все посетители. Ну, хорошо. Может не все. Но мы-то точно.
Сначала мы пили водку и закусывали пиццей. Потом опять пили водку. Несколько раз ходили покурить. Момент, когда все стали пьяными, я упустил. Всегда теряю эту нить перехода из одного состояния в другое. Помню, что именинник порывался достать живых раков из огромного аквариума. Достать удалось лишь одного. Ещё Андрюха зачем-то купил мне кокос. А себе и друзьям взял несколько бутылок водки. Кафе прекратило свою работу, магазин должен был закрыться через минут десять. Праздник же был в самом разгаре. Расходиться никто и не думал. В конце концов, у нас был живой рак, угрюмо шевеливший клешнями, кокос и водка. Ну как тут разойдёшься?
Остановка на окраине города представляла собой преимущественно лужу талой воды, посреди которой стоял навес. На одной из стен красовались следы борьбы человека с пластиком. Человек победил. Всё-таки он царь природы и рожден, что б сказку сделать былью. Рядом с дырой от кулака можно было различить подробные сведения о какой-то Насте. Слово проститутка было самым приличным из её характеристик. А вот номер телефона Насти прочесть уже было нельзя. Кулак проломил его вместе с куском пластика.
- Ну и где твой автобус?
- Да сейчас будет, ты спешишь куда-то?
- А куда едем-то?
- Нормально доедем.
- Я в этом не сомневаюсь, но куда доедем? – Мои спутники были пьяны. Вопросы задавили друг другу риторические. Разницы куда ехать не было никакой. Важно было лишь убраться с одной окраины. Возможно, что бы лишь попасть на другую. Говорить же можно было о чём угодно. Хоть о кострах революции, хоть о футболе. О нём в тот вечер говорили много. Почти все присутствующие любили эту игру.
- А поехали к Рябе?
- Ну, так звони.
- Набрал уже. Алло? Лёха? Слушай, ты дома? Ну, так и мы не сразу подъедем. Да нас немного. Сколько нас? Восемь человек? – Андрюха обвёл взглядом остановку. Порылся в карманах. – Не, девять вроде. – Достал из кармана рака. Задумчиво посмотрел на него и улыбнулся. Рак угрожающе зашевелил клешней. – Девять да. Паша вот ещё с нами. Водка есть. Деньги есть. Будем день рождения мой отмечать. Ага, спасибо. Спасибо. Ну, скоро будем. – Ночь, последний автобус и мы куда-то едем с моими друзьями. Потом идём сквозь дворы, шлёпая по лужам. Типовые пятиэтажки, гаражи, трубы теплотрасс. Одинокие вовсе и не крылатые качели, песочница утонувшая в грязи. Всё везде одинаковое. Ещё в таких дворах можно встретить каких-нибудь местных долгожителей. Долгожителей в том плане, что приличный человек должен скончаться сразу от приёма стеклоочистителя. А эти вот вытянув свои плесневые лица и не собираются. Более того стреляют сигареты, гладят бродячих псов и проявляют прочий интерес к жизни.
Я не забивал себе голову к кому мы шли посреди ночи. Прозвище Ряба услышал и этого было достаточно для спокойствия. Да и вообще нас было восемь человек плюс рак по имени Паша в кармане Андрюхи. Имея рака гулять по ночному городу не страшно. Страшно просыпаться поутру с головной болью и пустотой. Ещё страшно иметь долг напоминающий номер сотового телефона. Вы же не забыли, что я иногда играл в автоматы? Вот и я не забывал об этом. А вместе со мной не забывали и кредиторы. Они иногда звонили мне домой, но там меня не было. Я блудил где-то посреди луж, пятиэтажек и сломанных заборов.
- Так, разуваемся. Обутыми по хате не ходить! – Голос я узнал не сразу. Зато Ряба и он же Лёха опознал меня моментально. – О, и ты здесь.
- Ага. – Почему-то мне он обрадовался больше других. Мы расселись на полу в одной из комнат. Сразу откуда-то взялись стаканчики и кружки. Появилась дешевая газировка. Удивительно, но была даже закуска. У Лёхи дома нашлись сначала консервы, а потом и чёрствый хлеб. Посреди застолья медленно ползал рак. Он совал свою клешню то в банку с килькой, то пытался усами дотянуться до треснувшей рюмки с остатками водки.
- Слушай, а ты ж говорил, что вас будет девять. А вас восемь.
- Ну, так вон же девятый! Я его Пашей назвал. – Андрюха радостно показывал на рака. Рак Паша скромно игнорировал внимание к своей персоне.
- Ну, давай за тебя!
- Давай. – Длинные и пышные тосты никто не произносил. Собрались, в конце концов, не для этого. Как обычно все присутствующие должны были напиться. Хотя я вот уже к тому времени был никакой. В таком состоянии хорошо молча курить и предаваться грусти о том, что в жизни не сбылось. Хотя, что там должно сбыться-то в двадцать лет? Ряба заметил мою напускную печаль и на всякий случай, подцепив бутылку водки махнул рукой. Мол, пошли со мной. Сейчас такое покажу! И показал. Точнее включил. Из колонок полился «Сектор Газа». В соседней комнате тут же последовала ворчливая реакция.
- Ну чего ты врубил? Давай что-нибудь другое.
- Я у себя дома буду слушать то, что считаю нужным. – Лёха отрезал любые попытки перевести диалог к компромиссу. В ответ раздалось очередное беззлобное ворчание. А мы уткнулись в монитор и начали ставить друг другу любимые песни. Ставили на проигрывателе, где весь шрифт был зелёным, а играющая песня выделялась белым. Помните такие? Да конечно помните. У всех они стояли когда-то.
Музыку мы слушали, словно состязаясь в познании дискографии. То я включал «Утопленника», то мне в ответ сыпался «Гуляй, мужик». Я отвечал песней «Скотник», а Лёха смеясь, включал «Пасху». Естественно всё это параллельно мы запивали водкой, но опьянение куда-то ушло. Вместо него включился азарт. Мы будто делились чем-то важным друг с другом. Делились долго. В соседней комнате коллеги успели всё выпить и сходить повторно в продрогший круглосуточный магазин. Потом у всех кончились сигареты, и друзья снова ползали куда-то в ночь, а мы всё так же сидели, слушая простого воронежского парня. Лёха рассказывал, как ездил в Тулу. Рассказывал о Липецке и Москве. Все эти города он посещал ради футбола. Вернее ради хорошей драки между футбольными хулиганами. В Брянске ему чуть не проломили голову, а в Воронеже продержали в милиции сутки. По дороге в Калугу их автобус закидали петардами, но зато в Курске они перевернули милицейский бобик. Жизнь Рябы была полна каких-то залихватских приключений.
Наверное, разошлись мы с первым троллейбусом. Может быть со вторым. Время стёрло эти детали. Не сомневаюсь я в одном. К обеду в тот день у меня точно раскалывалась голова, а вечером я, заняв денег, опять побежал в игровой зал. К своим обезьянкам, гаражам, альпинистам и звуку в восемь бит. Естественно было и пиво и сигареты. Лёхи только не было в тот вечер. Не было его и потом. Он почему-то уволился из игрового зала. А потом и я перестал играть. Зависимость вылечилась очень просто. Все без исключения залы в стране закрылись на какое-то время. Потом у меня случилась армия, и мне показалось, что я прожил ещё одну жизнь. Сколько их было уже? Десять, двадцать? Да не. Больше. Это у кошки всего девять жизней. Человек успевает прожить куда больше. Просто не все замечают.
Единственный же раз, когда я захотел поиграть был в один из первых дней после службы. Я гулял по Москве. Увидел огромный двухэтажный комплекс забитый автоматами. Вывеска гостеприимно переливалась огнями. Внутри что-то ёкнуло. Как перед свиданием в юности. Или с юностью. Зашёл. Даже достал купюру. Прошёл к одному автомату, потом к другому. Всё было одновременно знакомым и невероятно далёким. Я трогал холодное железо, гладил сверкающие экраны и хотел рыдать. Тысячи раз я играл. Сотни раз выигрывал. Проигрывал больше. Но автоматы съели не деньги. Они съели часть меня. Перемололи и выплюнули. И вот я снова оказался один на один со своей зависимостью. Ласково погладив очередной аппарат, я понял, что нельзя вернуться назад. Да и кто мне включит «Сектор газа» если я вдруг проиграю? Никто. Лёхи тут не было. Как не было и меня прежнего. Тот прежний кончился. Был, да весь вышел. Вместе с ним ушли навсегда и зависимость, и прошлое десятилетие.
В Киев меня позвали фотографировать. Потом ещё надо было что-то написать в интернете. Писать сказали – только хорошее. Поскольку коньяк я начал пить ещё до того как самолет вылетел из Калининграда, то не видел ничего дурного в том что б погулять в одиночестве, а потом уже написать хорошее. Гулять я пошёл ночью. Организаторы поездки почему-то опасались за моё здоровье. Зря. Парки, одинокие памятники и случайные такси всё ещё жили в моих воспоминаниях. Если меня не убили в одной из прошлых жизней, то, что может мне сделать толпа обманутых и дурно пахнущих людей в центре украинской столицы? Она ничего и не сделала. Постепенно обрела индивидуальные черты. Сначала я пил с каким-то Костей из Львова. Потом с Колей из Харькова. Пили почему-то на мои деньги, но я не переживал. Мне же всё-таки рассказывали про украинское гостеприимство. Оно обязательно должно было случиться. Так и вышло. Меня пригласили в одну из палаток. Там мы снова пили. В этот раз водку. Расплачивался опять я, ну да ладно. Зато возле костра посидел. Наутро моя голова тревожно гудела. Гудела она и последующие несколько дней. Толпу в Киеве уже после нашего отъезда расстреляли. А весной началась война. Теперь вечерние новости по центральному телевидению состояли из сводок боевых действий. Ничего другого в мире не существовало. Лишь война. Все вдруг узнали о существовании таких городов как Донецк и Луганск. Ещё мелькала Горловка и Славянск. Потом грозной сибирской тучей всплыли Иловайск и Дебальцево. В интернет страшно заходить и до сих пор. Слово Украина генерирует какие-то безумные разговоры. Вокруг нас, оказывается, живёт целый легион аналитиков и стратегов. Есть ещё историки, специалисты широкого профиля и тактики.
Между тем где-то там, в ослепительных заледенелых степях, в заиндевевшем аэропорту и в разрушенных выгоревших дотла зданиях умирали настоящие люди. Молодые люди. Люди, которые должны были бы размножаться, запивать ананасовым соком тёплую водку, жарить шашлыки и ездить летом на море. Ещё они должны были ходить по музеям, жрать мороженое, гулять по паркам, да, в конце концов, любить и быть любимыми. Вместо этого они взяли в руки оружие. Туда же поехал и мой знакомый Ряба. Он же Лёха охранник из зала игровых автоматов. Он же футбольный хулиган, изъездивший полстраны в поисках драк с оппонентами. Он же почитатель «Сектора Газа».
Его история любопытна настолько, насколько вообще может быть любопытна история про войну. Оказалось, что квартиру, где мы пили в Орле, ему приобрели родители. Сами родители жить в России почему-то не захотели. Они предпочли Испанию. Такое бывает. Почему бы и нет? Лешка пожил в Орле. Потом уехал к папе и маме. Ходил на футбол, в Испании же играют в футбол? Играют. Ещё он пил вино, соблюдал сиесту и ел сыр из овечьего молока. Рискну предположить, что теперь Лёшка знал, что такое фламенко и коррида. По всей видимости, Дали и Пикассо он поглядел в оригинале, а не на репродукциях как подавляющее большинство его бывших соотечественников. Я могу представить, как он купается в Атлантическом океане или Средиземном море. Могу представить, как он соблазняет заезжих мулаток и ходит в обнимку с местными горбоносыми красавицами. Гибралтар, кастаньеты и серенады теперь для него стали не просто абстрактными словами. Можно запросто увидеть воображаемого Лёху идущим где-нибудь по Мадриду. У меня хорошая фантазия. Хотя чёрт его знает, как он выглядит этот Мадрид.
Но единственное чего я не мог себе представить это того, что Рябе станет в Испании скучно. Он бросил басков, Гауди и Франко ради того что бы поехать на войну. Оттуда из далёкого королевства ему вдруг показалось, что русских людей обижают в Донецке. Обиды он не прощал. Таким его сделали дворы пятиэтажек, где мы блуждали по ночам, круглосуточные магазины и не крылатые качели во дворе. Может песня «Туман» его таким сделала. Та где надо пройти нелёгкий путь. Не знаю, честно говоря. Зато знаю, что он бросил всё и уехал добровольцем в Донбасс. Прослужил там два года. Получил какие-то награды. Дальше его пригласили поехать в Сирию. Пригласили естественно воевать. Дважды уговаривать не пришлось. Он поехал. Прожил год в древней и песочной Сирии. Там видимо тоже обижали русских людей. Терпеть в Испании это было просто невыносимо. После Сирии вернулся в Россию. Осел в частном охранном агентстве. Не, это не те ребята, что стоят в супермаркетах и рыскают глазами по нашим покупкам. Он устроился каким-то то ли инструктором, то ли специалистом широкого профиля. В интернете не бывает. Там ему тоже скучно. Вместо этого ходит на футбол теперь уже как просто болельщик, кушает мороженое, гуляет по паркам и делает всё то, что положено делать ещё не старому человеку.
Говорят, недавно приезжал в Орёл. Опять все собрались на той же квартире. Снова пили водку, закусывали суровыми консервами и запивали газировкой свою зрелость. Меня вот только там не было. И рака Паши в этот раз тоже не было. Зато наверняка снова был «Сектор газа». Хорошая группа. И Ряба хороший. Пойду, послушаю Хоя. Может, ещё чего-нибудь вспомню про Лёшку.