Кто твой друг?
Сочинение на такую тему нужно было сдавать завтра. Коля сидел за столом и задумчиво грыз кончик ручки. Сочинение как сочинение. Намного проще, чем «Катерина – луч света в тёмном царстве», но посложнее, чем «Как я провёл лето» или «Кем ты хочешь стать?». Не то, чтобы писать сочинения для Коли было труднее, чем, например, пилить дрова на зиму во время летних каникул, но больше трояка всё равно не получишь, потому что Алла Михайловна к нему придирается. Было бы за что, а то за всякую ерунду – запятые, мол, ставишь где попало. Что правда, то правда. Орфографических ошибок у Коли практически не было, потому что он любил читать книжки, и за свои двенадцать лет он прочёл их немало, но со знаками препинания дело обстояло гораздо хуже.
Правил грамматики родного языка Коля практически не знал. Исключение составляли два из них. «Жи – ши пишется через и» и «Цыц, цыган, цыпочки – составляют исключение». Какая связь между этими двумя правилами, было совершенно непонятно, потому что в исключениях не было букв «ж» и «ш». Но это было неважно. Учить правила было до того скучно, что никаких сил на зубрёжку не хватало. Коля писал слова, надеясь на интуицию. Интуиция его никогда не подводила. Иное дело было со знаками препинания. Они маленькие, поэтому при чтении книг внимание на них не останавливалось, а правила их написания были ещё сложнее и скучнее для зазубривания. Коля помнил, как при написании изложения «Пуск гидроэлектростанции» в его тетрадке появилась жирная двойка, издевательски начертанная красными чернилами. Он подсчитал ошибки. Все они были на запятые, а числом их было пять.
– Как же так, Алла Михайловна? – возопил он. – Двойки ставят за шесть ошибок, а у меня их только пять.
Алла Михайловна поджала губы и ещё раз перечитала колину работу. В результате, они обнаружила, что в конце текста не поставлена точка, поставила жирную точку, похожую на закрашенную букву «о» и исправила двойку на единицу, причём единица была размерами втрое больше прежней двойки.
И всё же Коля не обижался на учительницу. Она пришла к ним в пятый класс сразу после пединститута. Маленькая росточком и стройная, она была похожа на старшеклассницу. Своей энергией она заряжала всех окружающих, и надо же было ей стать классным руководителем пятого «Г». В первый же месяц Алла Михайловна организовала баскетбольную секцию, чуть позже – школьный театр. У Коли были больные лёгкие, и спортивные игры были не для него. По причине физического отставания он рос замкнутым и стеснительным, поэтому о театре он тоже не задумывался. Но однажды она сама подошла к нему:
– Коля, мы готовим концерт к Дню Советской армии в Доме офицеров. Ты у нас один остался неохваченный. Будешь читать монолог. Вот тебе тест, – она сунула в руки Коле два листка.
Неохваченный ученик вздохнул. Одно утешало: текст был небольшой по объёму. Дома он внимательно и неторопливо прочитал текст. Монолог шёл от лица школьного хулигана. Он был снабжён краткими редакторскими замечаниями. Нужно было взлохматить волосы, сдвинуть кепку на затылок, выйти на сцену вихляющей походкой и сказать через губу:
– Ну, что уставились, сявки? Не нравлюсь? И вы мне не нравитесь, и школа, и всё остальное, а, прежде всего директор. Учат нас и учат, жучат нас и дрючат. Свободы никакой, хотя крепостное право давно отменили.
В целом, текст был довольно глупый. Коля не знал, как это – говорить через губу, но, главное, он никогда не ощущал себя хулиганом, поэтому и походка, и манеры говорить, и все эти словечки были ему совершенно чужды. Хоть и доводилось ему иногда нашалить, но в этом не было никакой системы. Просто так получалось помимо воли.
Коля старательно выучил текст, а в среду состоялась первая репетиция. Из зрителей перед ним была только Алла Михайловна с копией текста в руках, чтобы подсказывать, если он где-либо запнётся. Коля выжал из этой роли всё, на что он считал себя способным. Говорил, энергично размахивая руками, помня, что нужно вести себя развязно, поскольку всех окружающих ты презираешь, ибо ты сильнее их физически и нравственно. Ему казалось, что он играл вдохновенно.
– Ну, что ж, неплохо для первого раза, – оценила классная, – только для уверенности мы ещё раз повторим репетицию в пятницу.
В пятницу получилось хуже. Нет, слова он не забыл и не переврал, но не было того, что называется вдохновением. Коля не понимал, как это артисты могут одно и то же разыгрывать на сцене в десятый и пятидесятый раз. Это же надоедает уже на третий раз.
Затем был концерт. К счастью, Коля выступал не первым. С одной стороны, это неплохо. Выступить первым он бы не смог, не хватило бы смелости. С другой стороны, ждать своего выступления тоже не просто, – нервная система устаёт. Коля беспрестанно повторял про себя слова своего монолога. Только бы не забыть. Наконец, настал его черёд. Алла Михайловна вытолкнула его через прорез бархатного тяжёлого занавеса. Перед ним были сотни глаз, а он один и такой маленький. Вспомним начальную фразу, Коля выкрикнул:
– Ну, что, сявки?.. – и оторопел. Какие там сявки, если в зале сидели офицеры и их разряженные жёны. У большинства офицеров на мундирах поблёскивали ордена и звенели медали. Не какие-то там юбилейные, а настоящие боевые награды. А у жён сверкали серьги, брошки и кулоны. Нет, хулиган им явно не понравится.
Но отступать было поздно, и Коля стал выталкивать из себя остальные слова монолога. Дойдя почти до самого конца он забыл какое-то важное слово. Повисла вынужденная пауза. Из-за занавеса Алла Михайловна что-то нашёптывала, но Коля не мог разобрать, что именно. Когда пауза превысила все возможные границы, он на ходу придумал какие-то свои слова. Конец монолога был явно скомкан. Всё бы ничего, в зале даже начали хлопать, желая подбодрить маленького артиста, но он знал, что самое главное и смешное содержится именно в конце. После этого провала, Коля дал себе зарок когда-либо ещё выходить на сцену.
Прощал же он Алле Михайловне все придирки за две вещи. Во-первых, она любила водить класс в походы, а природа на Сахалине просто фантастическая. В походах они сидели на привалах у костра, поджаривали на прутиках сосиски и вели очень интересные разговоры на любые темы, которые в стенах школы обсуждать было намного сложнее. Второе качество, отличавшее их классного руководителя, заключалось в том, что уроки литературы Алла Михайловна вела вдохновенно. Именно тогда Коля начал сочинять свои первые стихи. Правда, сказывалось это на успеваемости не совсем положительно, потому что он стал частенько сидеть на уроках с отсутствующим взглядом начинающего поэта. Особенно это не нравилось преподавателям физики и математики, хотя именно по этим предметам у Коли отметки раньше были отличные.
Осень на Сахалине не самое лучшее время. Если зарядит мелкий дождик, он может продолжаться неделю и даже две. Зато именно в такие дни находит меланхолия, которую иногда называют вдохновением, потому что в таком настроении почему-то стихи приходят в голову чаще, чем летом, когда для размышлений времени не остаётся, потому что нужно бегать и скакать, орать и хохотать. Сидя на уроке литературы, Коля смотрел задумчиво в окно, когда его выдернул из этого состояния окрик:
– Коля, ты опять ворон считаешь? Повтори, что я сейчас сказала.
Он не стал отпираться и сказал простодушно:
– Я сейчас сочинил стихотворение.
– Эт-то, конечно, интересно, но разве ты ходишь в школу не учиться, а ворон считать?
– Я полагаю, - совсем тихо ответил Коля, – что одним из не самых простых и лёгких результатов изучения литературы является умение писать романы или сочинять стихи.
– Вот как? – иронически протянула Алла Михайловна. – Впрочем, отчасти ты прав. Давайте же послушаем вместе, чем нас осчастливил Пушкин наших дней.
Коля немного помолчал, внутренне концентрируясь на только что сочинённых стихах, чтобы не сбиться, и начал читать неторопливо и задумчиво:
Еще таятся первые морозы,
Но осенью в рассветные часы
На листьях выступают, словно слезы,
Серебряные капельки росы.
И в сердце защемит тоскливой нотой
Осенних песен заунывный свист,
Когда глядишь, как кружится в полете
Берёзки тонкой пожелтевший лист.
А вечером багровые закаты
Раскрасят золотом стволы берёз.
И жду я, словно в чем-то виноватый,
Когда ж ударит, наконец мороз.
Когда он закончил читать, класс не проронил ни звука. Лицо Аллы Михайловны выглядело совершенно изумлённым:
– Это ты сам сочинил?
– Сам, – совсем тихо произнёс Коля.
– М-да... – с трудом пришла в себя преподаватель литературы и пробормотала, – Старик Державин нас приметил и, в гроб сходя, благословил.
Итак, нужно рассказать о друге, причём именно в письменной форме, где ошибки в знаках препинания не поощрялись. Пятый класс – это не дитя и не юноша. Нечто среднее, называемое словом «пацан». Это слово предполагало естественную глупость молодости. Что может написать человек в таком возрасте? «У меня есть закадычный друг. Он хороший. Я его люблю». Понятно, что до Пушкина ему ещё далеко. С учётом этого ученикам дали некоторые рекомендации: описать внешность (рост, фигура, походка, лицо, особенности), затем переходить к описанию характера и внутреннего мира. Наиболее подробно следовало описывать лицо: форма контура (округлое, вытянутое, треугольное), уши (приплюснутые, оттопыренные, малые или большие), нос (прямой, с горбинкой, вздёрнутый, клювообразный), глаза (цвет, холодные, добрые, умные, раскосые), подбородок (волевой, широкий, выдающийся). С характером тоже более или менее понятно (открытый, замкнутый, импульсивный, флегматичный), а вот с внутренним миром – полный мрак. Наверное, тут наука ещё не достигла какой-либо ясности.
Размышляя над рекомендациями и установками, Коля пришёл к выводу, что они слишком уж явно приближены к правилам составления фоторобота преступника. Друга так станет описывать только полный дурак, поэтому он перешёл сразу к характеру. Друг у него, конечно, был – Серёга Белик. Характер спокойный, походка горбящаяся, внешность самая обыкновенная, красавчиком не назовёшь. И тут Коля задумался впервые, как и почему люди сдруживаются с кем-то, а с остальными либо просто приятели, либо даже откровенные враги. Ну, с врагами-то понятно: если подлец, стукач, предатель, значит враг – извольте получить по морде. С приятелями тоже всё более или менее ясно, а вот по какой такой причине возникает дружба – полный туман. Тот же Серёга, он добрый, не жлоб, не заложит в трудную минуту. Но таких в классе с десяток наберётся, а друг всего один.
Рассуждая так, Коля, наконец, нашёл правильное слово, и слово это было «философ». Точнее, это был кличка Серёги в классе. Он был задумчив, но о причинах этой задумчивости знал только он, Коля. Сначала это была тайна только Серёги, но поделился он ей лишь с ним, и только тогда Коля осознал, что Серёга ему настоящий друг. Тайна состояла в том, что Серёга был влюблён в классную красавицу Нину Выборнову. Сам Коля ничего особенного в ней не находил: симпатичная, но холодная и надменная. Наверное, к тому времени оба друга ничего тольком не знали о любви, а особенно Коля, потому что книжки он читал пока только о кругосветных путешествиях, приключениях и пиратах. Таинственность же этого понятия он осознавал лишь глядя, как мучается его друг. Нина никак не хотела замечать задумчивую грусть классного философа, и однажды Коля стал свидетелем трагической сцены. Он сидел у Сереги дома. Друзья были одни. В тот вечер Серёга был особо мрачен и молчалив. В комнате царил полумрак. Коля решил не тревожить друга зазря, потому также молчал. Затем Серёга открыл дверцу печки и бросил в огонь фотографию Нины, которую весь вечер держал в руке.
Время шло. Надо было что-то писать, но что именно, Коля никак не мог придумать. Писать же о сокровенном другим людям, даже тем, к кому ты неплохо относишься, было бы просто подло. Коля вздохнул тяжело и начал выводить на бумаге: «Враг, это, как правило, просто и понятно. Друг же, это всегда загадка. Есть у меня друг. Он немного горбат, и глаза у него смотрят слегка в разные стороны. Но именно поэтому он мой друг...». Пусть погадают, о ком он это написал.