В 1991 году в 40 лет я впервые в жизни попал в реанимационное отделение областной больницы с диагнозом «отравление неизвестным ядовитым веществом». Сам я думаю, что отравился гороховым супом на мясном бульоне. Моя мать уехала к родственникам в деревню. Суп простоял в холодильнике несколько дней. Первого апреля я пригласил к себе в гости на 7 часов вечера несколько человек знакомых, чтобы отметить День юмора пивом с рыбой и анекдотами.
Я купил две трёхлитровые банки разливного пива и двух больших копчёных лещей. До семи часов вечера было ещё далеко, и в два часа дня я поел горохового супа, пожевал плавник от копчёного леща и запил двумя глотками пива. Суп показался мне каким-то сладковатым на вкус.
Я лёг подремать, а когда через час хотел встать, то не смог, всё плыло в глазах, кружился потолок, ноги похолодели и не хотели вставать. Я понял – отравление. Симптомы отравления мне довелось когда-то прочитать в одной художественной повести. Я начал промывать желудок, непрерывно пил воду с марганцовкой, вставлял два пальца в рот. Мне становилось всё хуже и хуже. Я вызвал скорую помощь, позвонил в соседний дом бухгалтеру нашей фирмы Андрею, чтобы он пришёл и дождался врачей скорой помощи у меня на квартире. Я открыл все двери настежь, чтобы в случае потери мной сознания Андрей и врачи скорой помощи могли войти в квартиру. Пришёл Андрей, приехали врачи. Меня всю дорогу рвало какой-то жидкостью. Я чувствовал, что вверх по моим рукам и ногам пошёл холод. Врач держал мои руки в своих руках, смотрел мне в глаза и кричал водителю: «Гони! Гони! Уходит!» И водитель гнал и гнал машину с включенной сиреной, невзирая на красный свет светофоров.
В реанимации мне пытались поставить капельницу в подключичную область, но меня сотрясали конвульсии рвоты – не получалось. Наконец врач-реаниматолог всунул иглу под ключицу, но не мог никак найти вену. Я орал матом. Врач сказал: «Не ругайся». Я взвыл: «Так ведь больно!»
Он мне ответил так: «Тогда пой, легче станет». И я запел: «Бывали дни весёлые, по десять дней не ел. Не то, чтоб было нечего, а просто не хотел». И мне стало легче.
За ночь в меня влили 8 капельниц по 500 мл каждая - 4 литра! Утром мне стало легче, даже очень хорошо, хотя я всё время лежал голый. Там у них так принято.
За ширмами лежали другие голые люди – мужчины и женщины. Двух мужчин вынесли вперёд ногами. Они в санатории Икорца отметили приезд вместе с одной дамой. Бутылку водки на троих в лесу закусили жареными на костре грибами. И все трое – в реанимацию. Дама выжила и мне всё рассказала позже уже в отделении токсикологии.
Я лежал в реанимации под восьмой капельницей, как утром заступила на смену новая медсестра лет 25-27 и стала за столом заполнять бумаги. Я шёпотом подозвал её и спросил: «Девушка, скажите откровенно, я вам нравлюсь, как мужчина?» Она внимательно с ног до головы осмотрела меня голого под капельницей и серьёзно ответила: «Да». Я воодушевился: «Тогда давайте с вами встретимся сегодня и здесь». Она вздохнула: «Здесь негде».
- А комната отдыха персонала?
- Я там отдыхаю не одна.
-А комната типа кладовки?
- Да, у меня есть от неё ключи.
- Вот там мы и встретимся.
- Когда?
- Сегодня в семь часов вечера.
- В семь рано. Весь персонал на ногах.
- Тогда в 10 часов вечера, после отбоя.
- Ну, хорошо.
Она ушла. А меня врач в связи с моим хорошим самочувствием перевёл из реанимации в отделение токсикологии. А я – голый. Вся одежда заперта. Кладовщик на двух днях выходных до понедельника. Я обмотался простынёй, как Индира Ганди в сари. Ну, как я пойду в простыне в реанимацию в 10 часов вечера к удивительной медсестре на свидание? Одежду выдают, только если пациента выписывают. Я стал просить заведующую отделением токсикологи, чтобы меня выписали и выдали одежду. Она - ни в какую. Но, я её стал терроризировать, чтобы она нашла запасные ключи от общей кладовой верхней одежды приёмного отделения, и выдала мне мои вещи. Долго искали запасные ключи, но нашли, открыли кладовую приёмного отделения и выдали мне мои вещи.
Я оделся, спустился на второй этаж в реанимационное отделение, а туда никого не пускают. Посетители в реанимации не предусмотрены внутренним распорядком. И даже запрещены. Вход только для врачей и персонала. А у меня свидание в 10 часов вечера к кладовой реанимации с удивительной медсестрой! А я не знаю ни её имени, ни её фамилии. Кого спросить? Кого позвать? Вот - дурак! Вот - тупица! Да я ещё и выписался уже, насильно заведующую токсикологией заставил себя выписать, и дал ей расписку, что под свою ответственность.
Растерялся я. Не знал, что делать. Сломался морально. И поехал я, как побитый пёс домой. А квартира закрыта на ключ. У меня ключей нет, я их бухгалтеру Андрею оставил, чтобы он приглашённым гостям сообщил, что я в больнице. Ужасно захотелось есть. Я позвонил из телефона-автомата Наташе Кузнецовой. Она, сердобольная, принесла мне бутерброды с маслом и сыром и горячий чай в термосе. Сил у меня прибавилось и мне с помощью Наташи Кузнецовой удалось забраться на свою лоджию, благо – первый этаж, а с неё через форточку в квартиру.
Там были останки двух лещей и две пустые трёхлитровые банки из-под пива. Гости отметили День юмора без меня. Ну, выжил, и - слава богу.
Но какого замечательного человека я потерял из-за своей глупости! Какую удивительную девушку-медсестру! Красивую, откровенную, не ломаку, деловую.
Так я потом и не предпринял ничего, чтобы снова встретиться и познакомиться по-человечески с чудесной девушкой, которая совсем не была против этого.
Я по своей робости постеснялся, что в отделении реанимации привлеку к себе и медсестре излишне пристальное нездоровое внимание.
Прошло 30 лет, а сердце ноет у дурака от неосуществлённой мечты.
Ведь именно с такой честной и прямой девушкой мечтал я связать свою жизнь.
А мне всегда попадались другие. Не прямые и не честные.
Не везло мне в жизни. Женщины были. Счастья не было. Ни капли.
июль 2020 года
Алексей Алексеевич Агапов (Э. Э. Алмазов – Брюликов), г. Воронеж
