В глазах летают жёлтые и зелёные мушки. Голова – сама по себе, тело – само по себе. Мозг включается и выключается, когда ему хочется. Идёшь вперед, вдруг падаешь, откатываешься, поднимаешься, рывком уходишь в сторону и только после понимаешь, что по тебе стреляют. Кто отупел до того, что не реагирует на выстрелы, – падает раненым или убитым. Потерь пока мало, но они есть… Уже несколько часов мы идём вперёд и откатываемся назад, наворачиваем зигзаги и восьмёрки, и всё без толку. Перед селом, прямо над дорогой, нависла гора. Ещё только начало апреля, а эта высотка уже вся зелёная – Кавказ, бля… Сил у «чехов» достаточно, чтобы держать и село, и город. И боеприпасов у них, похоже, действительно девать некуда. Идти на село не дают занявшие оборону на горе, а штурмовать гору не дают снайпера, миномёты и ДШК, окопавшиеся в селе. «Духи» постоянно меняют позиции, местность труднопроходимая, но боевики, как пауки, в состоянии двигаться по самым крутым склонам и тропкам, таская при этом на себе неподъёмное железо. У нас так что-то не получается. Вертолёты долбят село и гору, но похоже, что им сверху ничего не видно, а «духи» на месте не сидят и, постреляв с одного места, тут же сваливают на другое, не зная усталости. Вертушкам приходится стрелять почти наугад, и толку от этого мало. Радует, что отцам-командирам не приходит в голову мысль воевать по старой русской традиции – пытаться закидать «чехов» шапками и трупами, но что-то надо срочно решать, иначе мы протопчемся здесь до темноты…
Пехотинец с мутным взглядом, что идет рядом, вдруг, махнув рукой, садится на землю и, приставив автомат к своей голове, нажимает на курок. Похоже, смертельно устал в прямом смысле этого слова. Наконец-то комбригу приходит в голову более-менее умная мысль – по обратному склону, который не виден из села, затянуть на вершину горы пару миномётов. Оттуда Центорой будет как на ладони. Если эта идея прокатит, то пехота сможет зачистить восточный склон, а это даст возможность нашим танкам пройти опасный поворот под горой и долбить село прямой наводкой, не боясь получить в борт пару гранат. Напрягает только, что обратный склон очень крутой, градусов шестьдесят, и уж совсем не радует тот момент, что мины к миномётам тащить придётся нам. И хотя силы на исходе – выбора у нас особо нет. Придётся лезть на эту долбаную гору… …Такое ощущение, что каждая мина весит не меньше ста килограмм. Потихоньку ловлю себя на мысли, что застрелившийся час назад солдат был не так уж и не прав. Один пиф-паф – и всё закончится… Заставляю себя сделать ещё десять шагов, затем ещё десять и ещё… – Привал пять минут! Приятнее команды я не слышал ещё никогда в жизни. Правда, если сейчас откуда-нибудь материализуются «чехи», это будет полный звиздец! Пугаю возможностью появления на нашем пути боевиков Кобру. Он спокоен, как всегда: – Не, не появятся… – С чего такая уверенность? И вообще, как комбриг догадался отсюда на гору лезть?! – «Чехи» сами подсказали. – «Чехи»? – Ага, перехват был. Кстати, на этой горе оборону держит наш старый знакомый – Торпеда. А в Центорое воюет какой-то Хусейн.
– И чего? – Торпеда высказал сомнение, что мы можем с этой стороны подняться, а Хусейн его успокоил, что это типа нереально. У них, видишь ли, даже ишаки здесь не лазают… – А мы, значит, тупее ишаков, выходит? – А вот кто кого тупее, мы узнаем очень скоро. Ладно, хорош отдыхать, полезли дальше…
***
– Ох какая позиция, как всё вкусно!.. Старлей-миномётчик, очень плотоядно улыбаясь, рассматривает Центорой в бинокль: – Значит, так, миномёты – в эту ложбинку, мины складировать там же. Одно отделение – цепью залечь вон в тех кустах, чтобы ни одна сука сюда не пролезла… Старлей опять приник к биноклю: « Ага, вижу-вижу. Никуда вы теперь от меня не денетесь. Ну что, господа, сезон охоты на «чехов» объявляю открытым. Ориентир – памятник, влево – триста, один пристрелочный огонь… Огонь!» Прямо под нами, с километр вниз, какие-то или дома, или сараи села Верхние Курчали, и, пока миномётчики разносят окраину Центороя, мы решаем слазать посмотреть, чем там есть поживиться. Спускаться вниз – это тебе не вверх, идти полегче и всяко поприятнее. Но за то время, пока мы спускались, ситуация успела поменяться. Пехота без особых помех полезла по склону, танки наконецто прошли поворот, который не могли пройти с самого утра, и теперь прямой наводкой сбивали цели с окружающих высоток. А по дороге в Центорой под прикрытием взвода разведчиков шагал сапёр Гук. У него на боку висит приготовленная ещё с вечера противогазная сумка, набитая стограммовыми тротиловыми шашками
с двадцатисантиметровыми отрезками бикфордова шнура. По ходу движения он их поджигает и расставляет в подозрительных местах. Если там оказывается мина – она детонирует. Это называется «облегчённое разминирование». Не найдя в сараях ничего интересного, мы тоже вышли на дорогу и через двадцать минут были уже в Центорое. На входе в село стоит какая-то большая стела, под которой мы устроили привал. Интересный монумент, как-то он не вписывается в окружающий ландшафт… – Что за памятник? Кто-нибудь в курсе? – Это — памяти жертв сталинского геноцида чеченского народа. – Хреново, что сейчас Сталина нет. Катили бы уже местные всей Чечнёй в сторону Чукотки… На своём БМП с блатным позывным «Бродяга» к нам подкатил наш ротный Байкал: – Ну что, головорезы, поздравляю, был радиоперехват – больше тридцати «чехов» настреляли! Через пару часов в село войдут вэвэшники на зачистку, а посему даю вам час на разграбление Центороя. Веселись, бойцы, заслужили!.. Ответом ротному было наше громкое «Ура!». На закате мой окопчик был выложен коврами и набит подушками, и на ужин у меня была яичница из трёх десятков яиц… В селе полыхали несколько случайно подожжённых домов, но, как говорится, война – она и есть война. И как сказали бы мои далёкие предки – горе побеждённым, ибо боги улыбаются только победителям!
"ПАМЯТНИК БЕШЕНОЙ ПЕХОТЕ" (отрывок) Журнал "Болевой порог"