- … Сможешь нас до себя дотянуть?
- Конечно. Где вы?
- Я бы если знал, сказал бы. Я ж здесь не ориентируюсь
- А что вокруг?
- Тайга – отец усмехнулся. – Да ты едь в сторону дома, не ошибешься.
- Ладно, скоро буду.
Я нажал отбой, убрал трубку в карман и повернулся к Эрике:
- Поедешь со мной?
- Поеду. А куда?
- Отец на трассе встал, машина сломалась.
- Поехали скорее – Эрика подхватилась с места.
- Успеем, никуда они не денутся.
- Они?
- Ага, он с другом вдвоем.
- С дядь Гришей? – Эрика улыбнулась. Я уже успел ей рассказать о непутевом батином товарище.
- А с кем же еще. Эти двое друг без друга никуда.
- Они ведь там голодные, наверное – Эрика закусила губу.
- У нас целый бар под боком, сейчас сообразим что-нибудь.
Я зашел внутрь, про себя поражаясь отцовой неусидчивости. Это ж надо было на стареньком «Москвичке» сорваться за полтыщи верст. А с другой стороны, такой хороший повод проветриться, сна повидать, с будущей снохой познакомиться… Отец никогда долго не мог сидеть на месте, ему нужно было куда-нибудь двигаться. Стоило только кому-то из друзей заговорить о поездке на рыбалку куда-нибудь в дальние дали, как отец тут же начинал собираться. Он готов был сняться с места в любой момент и мчать куда глаза глядят, лишь бы ветер свободы в лицо и никаких стен вокруг. Если честно, я такой же. Поэтому сейчас вдвойне обрадовался этой поездке. Вдвоем с Эрикой… Мечта.
- Нин, можешь по-быстрому пельменей отварить и в термос упихать?
- Далеко собрался?
- Отец приехал. Только не доехал чуток, сломались на трассе где-то. Поеду выручать.
Через пятнадцать минут Нинка вручила мне большой пакет с двумя термосами, хлебом, горчицей и парой глубоких алюминиевых тарелок:
- Пельмени в большом термосе, а в маленьком чай, сладкий.
- Спасибо, Нинок. Мы полетели, а то старики там с ума от тоски сойдут…
Ночная трасса всегда меня завораживала. Маленьким я мог бесконечно смотреть на тянущуюся под колеса серую ленту дороги, на встающие по обочинам черные непроглядные тени, на мелькающие в свете фар ограждения и полосы разметки. Часто мы с отцом болтали о чем-нибудь, глядя в ночь, но еще чаще молчали, думая каждый о своем. Мысли в такие моменты текут неспешные, воздушные, как облака, которые плывут по небу, ни за что не цепляясь. Каждый раз я представлял, как вырасту и буду уже сам сидеть за рулем, стараясь не уснуть. Мне казалось, что уж я-то точно не буду хотеть спать, так сильно меня затягивала трасса.
Вот и сейчас мы мчим по ночной трассе. Улетают за спину полосы разметки, негромко звучит из динамиков Шаде, ровно урчит двигатель. Эрика забралась в кресло с ногами и молча смотрит вперед. Я иногда поглядываю на ее точеный профиль. Мы молчим. За бортом постепенно темнеет, и трасса растворяется в подкрадывающихся сумерках. Скоро ночь. Мы уже пару часов в дороге, где-то здесь они должны стоять, не пролететь бы в темноте.
Проехать мимо нам не удалось бы при всем желании. Сначала я увидел костер на обочине и наш «Москвич», уныло стоящий с потушенными фарами. А за ним стояла фура. У костра сидели четверо. Отца и дядь Гришу я узнал сразу, а вот двое других мне были незнакомы. Я включил поворотник и свернул к огню. Выбрался из машины, помог Эрике, и мы шагнули в свет костра. Отец, кряхтя, поднялся из раскладного кресла, обнял меня, повернулся к Эрике, подслеповато щурясь:
- Ну здравствуй, дочка.
Эрика смутилась, уткнулась носом мне в плечо, но быстро справилась со смущением и улыбнулась:
- Здравствуйте!
Тут и дядя Гриша подошел:
- Долго вы ехали. Хотя я в ваши годы тоже не особенно бы спешил – и залихвацки мне подмигнул. Я шагнул к огню:
- Здоров, мужики.
- Привет, привет. А мы, главное, едем, глядим, два деда на обочине бивак по всем правилам мастерят. Непорядок, думаем, помочь надо. Остановились, разговорились…
- Я им и говорю – к сыну еду, бар у него на трассе. А они мне «А как сына зовут?». Я им говорю, Димка, мол. Ну, они сразу давай нас на буксир пристегивать. Знаем, мол, Димку вашего, щас вас доставим в лучшем виде. На сиу отбился.
- Ага. Едет, говорит, Димка уже, так что нечего. Сидайте, говорит, лучше к огню, чаю поварим, за жизнь погутарим. Вовка – он протянул мне руку.
- Николай – представился и второй.
- Мы так и так хотели сегодня к вам заезжать, поужинать по-человечески.
Услышав про ужин, Эрика молча сходила к машине и вернулась с давешним пакетом. Выставила термос, тарелки, высыпала в них пельмени:
- Правда, вилок и тарелок всего по две, но справитесь же?
- Конечно!
Отец с дядь Гришей ели неспешно, основательно, а мужики свою порцию умяли моментально и теперь пили чай.
Пока деды ужинали, мы пристегнули «Москвича» к моему «Форду». Подошел Николай:
- Давайте я в «Москвиче» поеду, дедам отдыхать надо. Они виду не показывают, но устали основательно.
Понятное дело, полдня за рулем и еще столько же на трассе в ожидании помощи.
- Пап, вы садитесь к нам.
- А пепелац?
- А в пепелаце Николай поедет.
- Рулить-то он умеет? – проворчал дядя Гриша. – А то доверишь так машину…
- Двадцать лет на трассе! – бодро отрапортовал Николай, слышавший наш разговор. – Как у вашего пепелаца с тормозами?
- С тормозами хорошо, с газом плохо – ответил отец.
- Ну, если двадцать… - для порядку проворчал дядя Гриша и полез в машину.
- Иди уже, пень трухлявый – отец подмигнул Эрике и полез следом.
- Ты на отца похож – шепнула она мне и чмокнула в ухо.
- Это хорошо?
- Очень…
И снова ночная трасса нашептывает свои бесконечные истории шорохом шин по асфальту. Отец с дядь Гришей уснули еще до того, как мы ронулись.
- Умаялись, бедные – Эрика посмотрела назад. – Что их с места сорвало в такую даль? Ведь не мальчишки давно.
- Мальчишки, и еще какие. На днях войну учинили из-за полива огорода. Дядь Гриша батин огород заливать повадился. Так отец целую дамбу возвел и воду в гараж ему завел. А ты говоришь…
- Соскучился отец?
Я помолчал, хитро поглядывая на нее.
- Что? – она уже уловила какой-то подвох и теперь ждала немедленных объяснений.
- Я отцу сказал, что скоро женюсь.
Она секунду смотрела на меня непонимающе, потом лицо ее осветилось улыбкой, и она полезла целоваться.
- Тише, тише, в кювет уедем! – смеясь, я пытался ее остановить, но куда там.
Крепко меня исцеловав, она устроилась в кресле и спросила:
- Это можно считать официальным предложением?
- Конечно нет. Официальное я как-нибудь красиво сделаю.
- Дурачок, не надо красиво – она с улыбкой потрепала меня по волосам. – Вот сейчас красиво.
Я подал машину к обочине, включил аварийку, привлек Эрику к себе, осыпал ее поцелуями… И почувствовал, как кто-то шарит у меня в кармане куртки. Кинул взгляд на отца. Он подмигнул и сделал вид, что спит. Я сунул руку в карман и нащупал там небольшую коробочку. Вытащил ее на свет, открыл… На бархатной подушечке лежало золотое кольцо с прозрачным белым камнем. Настоящий алмаз. Это мамино кольцо, отец подарил ей его вот так же, делая предложение. В носу предательски защипало.
- Эрика, самая красивая в мире девочка-поэт, ты станешь моей женой?
Эрика бесконечно долго смотрела на меня своими огромными глазами, в которых сейчас плавились такие разные чувства, и ничего не отвечала. Она словно искала в моих глазах ответ на какой-то невысказанный вопрос, жадно, истово. Нашла. Глаза наполнились слезами, вспыхнули улыбкой:
- Конечно.
С заднего сиденья раздалось двойное громогласное «Ура!». Я взял ладонь Эрики в свою и осторожно надел кольцо на тонкий палец. Идеально.
- Это мамино – в полголоса сказал я. – Отец подарил его, когда делал предложение.
Эрика подняла руку, разглядывая кольцо с разных сторон.
- Очень красивое. И нежное…
- Гриня, доставай шампанское! Праздновать будем!
- Где ж я тебе его возьму, старый ты сапог?
- Нельзя на тебя ни в чем надеяться, а еще друг называется. Хорошо, что из нас двоих хотя бы я умный – и жестом фокусника отец извлек откуда-то из недр своей объемной куртки бутылку шампанского.
- Оп! Учись, тетёха.
- А пить, наверное, из горла будем – голос дядь Гриши сочился ядом.
- Ты из горла, и никак иначе. А мы… - отец достал раскладной пластиковый стаканчик, тот самый, из которого я все детство пил чай на рыбалках. Да что ж такое, отчего такой комок в горле…
- Пап, давай только шампанское на улице откроем, ладно?
Отец категорически не умел открывать шампанское и всегда половина содержимого бутылки уходила в потолок вслед за пробкой.
- Вот это прально, Димка, а то ведь знаем мы…
Кому как не дядь Грише знать, да. Как-то давным давно праздновали мы вместе Новый год. Отец, открывая шампанское, направил бутылку чуть вбок, и пробка влетела дядь Грише четко в глаз, из-за чего все новогодние праздники он проходил с отменным фингалом, подвергаясь насмешкам от каждого жителя деревни.
- Можно и на улице.
Хлопок, шипение уходящего в небо шампанского…
- Ну, по чуть-чуть всем хватит. Держи, дочка.
Эрика с улыбкой приняла стаканчик, выпила, чмокнула меня в щеку.
- Ну, за молодых – дядь Гриша опрокинул шампанское в себя, словно водку, сморщился. – Уууу, шипучка – просипел он. – И кто ее только придумал…
- Живите долго, деточки – отец подозрительно шмыгнул носом и выпил свою порцию. – Тебе не предлагаю, ты за рулем. За тебя Эрика с удовольствием выпьет, а?
Никогда не пить за рулем ни грамма алкоголя. Этого железного правила отец придерживался всегда и накрепко вбил его мне в голову. Так что я не расстроился.
- Едем?
- Как едем? А горько? – возмущению дядь Гриши не было предела.
- Так ить на свадьбе горчат-то, тетеря.
- Так ить дело молодое, пущай целуются, тетеря – передразнил дядь Гриша отца.
Мы с Эрикой переглянулись и расхохотались в голос…
В бар я дедов не повез. Глубокая ночь. Пусть у меня отоспятся, а завтра уже будем с делами разбираться.
- Дим… я тоже с ног падаю…
Поскольку живу я один, избытка мебели не наблюдается. Не на полу же спать, в самом деле. И вдруг меня озарило. Я схватил одеяло и какой-то плед:
- Пойдем, я тут знаю одно местечко.
Эрика молча взяла мою ладонь в свою и согласно кивнула.
Я вывел ее из двора и повел по освещенной лунным светом деревенской улице.
- Дим, а куда это мы? – Эрика не выдержала.
- Тссс – я прижал палец к губам. – Увидишь.
Через три дома от меня жила баба Нюра, и держала она корову. И был у нее роскошный сеновал. А собаки не было, чем я и решил воспользоваться.
Калитка открылась без скрипа и закрылась без стука. Мы на цыпочках прокрались через двор, пробрались в сарай…
- Вот – шепотом казал я, широким жестом обводя залежи душистого мягкого сена.
- Димка! – пискнула Эрика и бросилась мне на шею. – Я никогда, никогда не спала на сеновале. Давай скорее стелить!
Мы лежали на брошенном поверх сена одеяле, укрывшись легким пледом. Эрика уютно устроила голову у меня на груди и вовсю сопела, а я никак не мог уснуть. Не верилось мне, что я сделал ей предложение и что она согласилась. Пожалуй, я могу официально читаться самым счастливым человеком на земле. Одуряюще пахло свежим сеном и висящими под крышей пучками трав, за стенкой сопела корова, изредка шоркаясь боками о тонкую деревянную стенку, где-то брехал пес…
Я проснулся от того, что Эрика толкала меня в бок острым кулачком и шипела мне в ухо:
- Дим, там ходит кто-то, Дим.
Я открыл глаза. Светает. За стенкой звонко брякнул подойник, что-то успокаивающе заговорила баба Нюра, протяжно замычала корова. Время дойки.
- Это хозяйка. Не переживай.
- А если сюда зайдет? – Эрика хихикнула.
- Притворимся спящими.
- Ну это уже наглость – шепотом рассмеялась Эрика.
- А что нам остается? Или бежать, сверкая филеем на всю деревню.
- Это у тебя филей, а у меня вполне себе аппетитные формы.
Вскоре из-за стенки донесся звонкий звук бьющих в подойник струек молока. Хорошее деревенское утро. Едва поднявшееся над домами солнце заглядывало к нам сквозь щели между неплотно пригнанными досками, обливая душистое сено медовым светом и делая глаза Эрики изумрудными.
- Дим, а как мы уйдем?
- Дождемся, когда баб Нюра в дом зайдет, и сбежим.
- А заметит?
- Все равно сбежим.
Мы дождались, пока баб Нюра не закончит с дойкой. И принялись спешно одеваться. Эрика путалась в юбке и безостановочно хихикала, глядя, как и я в спешке не попадаю в штанины. Справились кое-как. Эрика свернула одеяло и плед и застыла рядом со мной, готовая в любую секунду сорваться с места. Я осторожно приоткрыл широкую створку, осмотрелся. Баб Нюры во дворе видно не было.
– Пошли – шепотом позвал я Эрику, забрал у нее свертки и засеменил к калитке. Выскочили на улицу и во весь дух бросились к себе, смеясь в голос. Ворвались во двор и застали умиротворяющую картину. Отец с дядь Гришей сидели за столиком под яблоней и пили чай. Увидев нас, отец усмехнулся в усы:
- Сильны вы спать, молодежь.
- Так на то и молодежь, чтоб сильно спать – дядь Гриша громко швыркнул чаем. – Сидайте чай пить.
- Умоемся только.
Мы сидели напротив дедов и пили чай.
- А Димка-то наш смотри каков молодец, такую дивчину полюбил! – дядь Гриша восхищенно прицокнул языком. – Будь я лет этак на пять моложе, и не видать тебе, Димка, твоей Эрики как своих ушей – он залихвацки подкрутил жиденькие усы.
- Ты одну фельдшерицу уже завоевал, сиди уже – хохотнул отец.
- А что, хороша фельдшерица? – Эрика откровенно наслаждалась беседой.
- До тебя, дочка, ей далеко, уж это точно. Но наш Григорий женщин не за красоту ценит.
- Вот что ты несешь такое, балда ты стоеросовая? Красавица, каких мало, все при ней.
- А ты не при ней – отец и не думал останавливаться.
- Что ты за человек такой особенный, Гера? Я ему о чувствах, а он по ним грязными сапожищами. Эхххх – дядь Гриша махнул рукой.
- Ты чай пей, остынет, будешь потом опять полдня бурчать.
Позавтракали. Эрика взялась мыть посуду, а отец подсел ко мне, положил руку на плечо:
- Сына, девка – во! – он показал большой палец. – И красивая, и умная, видно сразу. Я так рад, сынок…
- Знал бы ты, пап, как я рад. Столько лет…
- Я тебя благословляю, сын. За себя и за маму – отец стал серьезным. – Не обижай ее, никогда. Любящую женщину обидеть несложно, а вот прощение заслужить… Береги ее и ваши отношения, понял? Не давай никому со стороны в них влезать, влиять на вас. Ты как пес сторожевой должен вашу семью хранить. А если вдруг поймешь, что разлюбил или она тебя больше не любит, уходи сразу.
Я слушал отца, не перебивая. Это напутствие на всю жизнь, наполненное такой огромной любовью, что перехватывало дыхание.
- И еще. Запомни одну вещь. В любой вашей ссоре я буду на ее стороне.
- Почему?
- Потому что ты мужчина и глава. Если вы ссоритесь так, что это доходит до меня, значит, плохо ты свою мужскую семейную работу делаешь. Ты за все в семье отвечаешь.
Я согласно кивнул. Все верно.
- Сын…
- ?
- И с внучатами не тяните. Хочу пока в силах с ними понянькаться – отец улыбнулся.
- Спасибо, пап – я обнял его, вдохнул родной запах. – Люблю тебя.
- И я тебя люблю, сынок. Когда родите, поймешь, насколько сильно.
- Развели лирику – заворчал все это время тихонько сидевший в сторонке дядь Гриша.
- Ох и балаболка ты, Григорий. Вроде сто пятнадцать стукнуло, а умишко-то…
- Сто пятнадцать?! – ахнула подошедшая Эрика.
- Да слушай ты его – возмутился дядь Гриша. – Шестьдесят пять всего.
- Но старческое слабоумие налицо – хмыкнул отец.
Мы рассмеялись.
- Сын, машину есть кому посмотреть и починить?
- есть, конечно. Сейчас утянем и в бар поедем, похвастаю тебе.
«Москвичка» мы оттащили к Иван Иванычу, завгару, а заодно и знатному автомеханику. Он походил вокруг машины, буркнул «Оставляйте» и ушел переодеваться в робу…
Бар отцу понравился. Он обошел его весь, заглянул в каждый угол, посидел на каждом диванчике.
- Толково устроено. И люди у тебя хорошие.
Знакомство отца с Игорем, Нинкой и Витькой живо напомнило мне хроники визитов советских вождей куда-нибудь в глубинку. Они выстроились перед стойкой и по очереди пожали отцу руку. Дядь Гриша как верный оруженосец шел следом, тоже тиская протянутые руки.
Когда расселись, отец спросил:
- Гостей-то много?
- Когда как, но в целом не жалуемся.
- Ну и слава Богу. Не меняйте ничего…
К бару подъехали сразу два междугородних автобусов, и нам стало не до разговоров…
Продолжение следует
Донат для автора
2202200793435098 Сбербанк