Поскольку бурные дебаты в социальных сетях, вызванные приговором карельскому фотографу Юрию Дмитриеву никак не прекращаются, наверное, имеет смысл еще раз артикулировать некоторые ключевые моменты – просто, чтобы не потерять суть дела за яростными обвинениями в адрес друг друга.
Первое. Никто, в том числе сам Юрий Дмитриев и его защита, не отрицает того факта, что он на протяжении нескольких лет регулярно фотографировал свою приемную дочь Наташу в полностью обнаженном виде, в том числе отдельно, крупным планом – ее наружные половые органы. И делал он это вплоть до того момента, когда в возрасте 11 лет девочка была изъята у приемного отца органами опеки. Предложим каждому самостоятельно оценить объяснения подсудимого, что эти фотографии половых органов девочки-подростка он делал в «медицинских целях», «для контроля развития ребенка» или с целью предъявления неким врачам для удаленной консультации. Суд, во всяком случае, правдивость этих объяснений уже оценил.
Второе. Несмотря на то, что в большинстве западных стран любые обнаженные фотографии несовершеннолетнего, на которых видны его половые органы, были бы практически неизбежно признаны детской порнографией (оставим сейчас в стороне вопрос, насколько это оправдано с точки зрения здравого смысла), суд в Карелии не признал фотографа виновным в изготовлении порнографии.
Третье. Суд не признал Юрия Дмитриева виновным в изготовлении порнографии в целях распространения, не нашел и признаков сексуального насилия (изнасилования). Г-н Дмитриев был найден виновным в насильственных действиях сексуального характера, совершенных в отношении лица, не достигшего 14-летнего возраста. Еще раз, жирным шрифтом: дело не в фотографиях, как таковых, а в самом процессе фотографирования. Именно этот процесс, как считается, может привести к нанесению человеку психической травмы той или иной степени тяжести. И в данном случае привел, как решил суд – в том числе на основании показаний самой потерпевшей, которые она дала в суде.
Четвертое. В этом деле, вопреки расхожему мнению, есть не две стороны, а три. Помимо самого г-на Дмитриева и государства, вынесшего ему приговор, есть также потерпевшая: 15-летняя (на сегодняшний день) девушка. Она давала в суде показания, на основании которых, в том числе, суд и вынес свое решение. Она, будучи психически полноценной и уже дееспособной в силу возраста гражданкой, не находящейся в изоляции, являясь активным пользователем Интернета и, в частности, соцсети ВКонтакте, не сочла нужным ни прокомментировать процесс, ни выступить в защиту своего якобы несправедливо преследуемого приемного отца. Это довольно красноречиво говорит о ее собственном отношению к происходившему тогда с нею и происходящему сейчас вокруг этого процесса.
Пятое. Всякие сравнения «дела Дмитриева» с казусом покойного Владимира Буковского, в свое время обвиненного британскими властями в хранении «детской порнографии» на домашнем компьютере, являются абсолютно неуместными по одной простой причине: в деле Дмитриева есть несовершеннолетняя потерпевшая, а в деле Буковского потерпевших не было и нет.
В правовом и по-настоящему свободном обществе не может быть преступления без потерпевших. Законы, карающие людей за хранение скачанных из интернета (или даже из даркнета) крамольных фотографий, являются чудовищными и оруэлловскими законами. Законы и правоприменительная практика, объявляющие, например, «изготовлением и распространением детской порнографии» так называемый секстинг, состоящий в том, что люди, не достигшие 18-летнего возраста, посылают друг другу собственные откровенные фото – суть преступление против человеческой природы и человеческой свободы. Но законы, охраняющие детей и подростков от «игры в доктора» со стороны седовласых фотографов-любителей, в чьей власти эти дети находятся – вполне разумные законы.
И, наконец, шестое и последнее. Дело защиты – любыми (подчеркиваю, любыми!) способами облегчить положение своего подзащитного. Умолчания, манипуляции, даже прямая ложь являются вполне легитимным оружием в руках профессионального адвоката, если это оружие способно защитить клиента. Но когда к таким средствам прибегают уже не адвокаты, а самые уважаемые лидеры общественного мнения, включившиеся в кампанию по защите того, кого они сочли «своим», то это не просто неприемлемо, это самоубийственно – и для их репутации, и для гражданского общества в целом. То, с какой нерассуждающей яростью этот сплоченный легион рукопожатных людей с хорошими лицами, построившись черепахой, набросился на тех немногих, кто, подобно журналистам Анастасии Мироновой или Александру Подрабинеку, осмелился вслух задаваться «неудобными» и «несвоевременными» вопросами, заставляет прийти к довольно печальным выводам о перспективах так называемого «института репутаций» в этой стране, о котором так много – к месту и не к месту – разглагольствуют в последнее время.