Это мероприятие бывает два раза в год – весной и осенью. Выполняется оно с простой основной целью: чтобы наши боевые товарищи, проходящие службу в отдаленных подразделениях, у черта на рогах, не передохли там от голода и тоски. Кроме того, в ходе экспедиционного завоза производятся проверки боевой готовности и оказание всяческой помощи, ремонт техники и вооружения, а так же смена личного состава по призыву.
Наши отдаленные подразделения – это маяки и радиотехнические посты наблюдения, разбросанные по побережью Татарского пролива и острова Сахалин. Экспедиционный завоз производится морским путем. Сухопутный способ не применяется, потому что железных и других дорог на отдаленные точки не строили со времени их основания. Теперь не строят и подавно, и, подозреваю, что не построят и в ближайшие сто лет.
В старые добрые застойные времена для выполнения экспедиционного завоза каждая служба имела свой отдельный транспорт. То есть для обеспечения маяков выделялось судно гидрографической службы, для постов наблюдения - плавмастерская радиотехнической службы, а для завоза топлива и прочих грузов – танкера и военные транспорты вспомогательного флота службы тыла. Отдельные задачи можно было решить с помощью вертолета, который выделялся по заявке. Но пришли верховные реформаторы – подлецы и негодяи – и всю эту налаженную систему разрушили до основания. А затем … ни хера нового не построили. Не стали уподобляться проклятым коммунистам.
И вот теперь в экспедиционный завоз снаряжается только лишь небольшое суденышко, которое имеет грузоподъемность около тридцати тонн, а пассажировместимость – четыре человека. Однако желающих попасть на это судно всегда значительно больше. И грузов тоже. Каждой службе кровь из носа нужно выполнить свою задачу и подать на отдаленные точки все, что положено. Другой возможности это сделать просто нет. Тогда хозяин судна – начальник гидрографии – начинает хвататься за сердце и нецензурно орать, что у него не Ноев ковчег, и не сухогруз и не танкер, а всего лишь маленькое гидрографическое судно, которое, в принципе, для этих целей вообще не предназначено. И чтобы все мы шли в задницу со своей картошкой, морковкой, бочками, кирпичами и бревнами. А так же вместе со своим личным составом молодого пополнения. И что наши дурацкие проверки и ремонты его никуда не интересуют, поэтому более положенных планом двух суток на каждой точке судно стоять не будет. Еще он обычно ругает нас прихлебателями, балластом, его головной болью и занозой в жопе. И вообще, по его мнению, не мешало бы нам заправлять судно своим топливом – не хер на халяву кататься.
И тогда перед погрузкой мы идем к начальнику гидрографии и начинаем его облизывать. Облизываем его со всех сторон и, заискивающе глядя ему в глаза, рассказываем про любовь к нашей общей Родине. Гидрограф страдальчески стонет и рычит, глядя в четырехзначные цифры заявленного нами тоннажа и списки личного состава, однако, конечно, все понимает и выгоняет нас вон со словами:
- Да идите вы все… к капитану судна! Пусть он решает, что с вами делать, а я умываю руки…
Так бывает всегда. Капитан – это последняя инстанция. Он отвечает за всё. Поэтому мы дружим с капитанами судов. Это, как правило, старые и опытные волки, бывшие командиры боевых кораблей. И они ни хера не боятся. Судно постоянно идет в перегруз: трюм заполнен под жвак, на верхней палубе горами громоздится различное имущество и техника. Тут же можно увидеть домашнюю мебель или личные автомобили - людям на точках нужно тоже как-то жить. Народу набивается масса: различные ремонтники, бригады строителей, семьи маячников, матросы радиотехнических постов, проверяющие всех мастей. Под ногами путаются чьи-то собаки, кошки. Короче, Караван-Сарай, а не судно ВМФ. Старший помощник капитана бьется в истерике, не в силах разместить эту публику по каютам.
Но вот все каким-то образом утрясается. Пароходик неторопливо выползает из залива, ворочает вправо и начинает своё штрихпунктирное плавание по маякам и постам, разбросанным по нашему унылому дальневосточному морскому побережью. Вообще-то разбросаны они грамотно - маяки стоят ровно через каждые двадцать миль: чтобы зоны видимости их огней чуть-чуть перекрывали друг друга. Но меня и нашу группу «прихлебателей» маяки совсем не интересуют. Наша цель – посты наблюдения (РТП), расположенные на мысах Татарского пролива. Есть еще одно богом забытое место, представляющее для нас интерес – на мысе Крильон, но туда мы не пойдем. Туда обычно ходит Корсаковское судно.
На верхней палубе торчать скучно. Всё то же кино про море. Проплывающие мимо однообразные серые картины с бесконечными сопками и скалистыми берегами навевают смертную тоску. От созерцания этих пейзажей сразу же хочется выпить водки. Что мы и делаем, спустившись в выделенную нам каюту. Наша группа – это, как правило, командир части - начальник района наблюдения, его заместитель по тылу, начальник медслужбы, и еще кто-нибудь из старшин-контрактников, специалистов по ремонту связи или дизелей. После нескольких рюмок наш доктор, майор м/с Андрей Октаевич, начинает свою обычную болтовню про то, как он служил в авиационном гарнизоне Николаевка, что в Приморье. Если его не перебивать, он может говорить бесконечно. Мы уже всех в этой чертовой Николаевке знаем, как родных. Октаевич всегда сидит у стола на своем медицинском чемоданчике, словно боится его потерять, хотя все знают, что ни хрена у него там нет, кроме бинтов да йода. Есть ещё, правда, плоская фляга из аварийного комплекта летчика, наполненная спиртом. Но пока есть запасы водки, эта фляга никого не интересует. Потом мы ложимся спать до первой точки…
Продолжение следует.....
Спасибо за внимание и до новых встреч!!
А еще у меня есть канал на Ютубе, буду признателен за подписку.
С уважением, Василий Сергеевич!!