Есть что-то неизъяснимо трогательное в нашей петербургской природе, когда она, с наступлением весны, вдруг выкажет всю мощь свою, все дарованные ей небом силы, опушится, разрядится, упестрится цветами...
Как-то невольно напоминает она мне ту девушку, чахлую и хворую,
на которую вы смотрите иногда с сожалением, иногда с какою-то сострадательною любовью, иногда же просто не замечаете ее, но которая вдруг, на один миг, как-то нечаянно сделается неизъяснимо чудно прекрасною, а вы, пораженный, упоенный, невольно спрашиваете себя: какая сила заставила блистать таким огнем эти грустные, задумчивые глаза?
Что вызвало кровь на эти бледные, похудевшие щеки?
Что облило страстью эти нежные черты лица?
Отчего так вздымается эта грудь? Что так внезапно вызвало силу, жизнь и красоту на лицо бедной девушки, заставило его заблистать такой улыбкой, оживиться таким сверкающим, искрометным смехом?
Вы смотрите кругом, вы кого-то ищете, вы догадываетесь.
Но миг проходит, и, может быть, назавтра же вы встретите
опять тот же задумчивый и рассеянный взгляд, как и прежде,
то же бледное лицо, ту же покорность и робость в движениях
и даже раскаяние, даже следы какой-то мертвящей тоски и досады
за минутное увлечение...
И жаль вам, что так скоро, так безвозвратно завяла мгновенная красота, что так обманчиво и напрасно блеснула она перед вами — жаль оттого, что даже полюбить ее вам не было времени...»