Твои ладошки в капельках дождя. И ветер теребит густую челку. Назвать тебя своей, увы, нельзя - смешную, слишком юную девчонку...
автор
Откуда - то взялась привычка просыпаться в полночь. И снотворное не помогало. Сердце - вдруг, наполняло ощущение лопнувшей струны (сотня их там, что ли?!). Пынь-с! Острый кончик корябал, мгновенно, вызывая тревогу, грозившую превратиться в чудовище. Геннадий Сергеевич торопливо шлепал на кухню, щедро плескал, во что придется, коньяк и припадал к нему, как к спасению.
В этот час, три года назад, остановилось сердце его жены Тамары. Она рано, слегка за тридцать, взялась копить все болячки подряд - мигрень, гипертония, диабет, ишемия. Каждый год или два, какой - нибудь новый диагноз пополнял её медицинскую карту.
Геннадий давно не любил жену, но жалел. Предлагал оставить работу воспитателя в детском саду, заняться здоровьем. Что, он ее не прокормит? Тамара усмехалась: "А вдруг между "кормежкой" девиц, обо мне позабудешь?"
Геннадий морщился от пошлой двусмысленности. Просилось грубо ответить, но одутловатая бледность жены останавливала. Суетливо взбивал подушку, измерял давление, приносил травяной чай и, убедившись, что чем мог - помог, с облегчением выходил из спальни.
Полигамным Геннадий Сергеевич себя не считал и первую "семейную пятилетку" оставался верен жене. Но обстоятельства, не только внутренние, но и внешние, ощутимо активничали.
Исторический факультет пединститута, напоминал благоухающий цветник. Быть может, за неимением достаточного количества парней - однокурсников, студентки направляли своё кокетство на преподавателей противоположного пола.
И не только строили глазки. В курсовых обнаруживались номера телефонов, записки любовного содержания. Иногда Геннадий Сергеевич позволял себе принять приглашение "в любовь" старшекурсниц - из тех, кто имел кой-какой опыт отношений.
Это были встречи без обязательств. Иногда сопряжённые с просьбами о помощи или ходатайстве в институтских делах, но чаще просто обоюдно приятные. Короткие романчики происходили реже, чем возможно, но достаточно, чтобы о них догадалась жена.
Шумных разбирательств Тамара не устраивала, давя, скорее морально. Тайная слежка, тяжёлое молчание, ироничные высказывания в адрес мужа при сыне. И подчёркнутое наплевательство на себя, демонстрация набирающего размах нездоровья, с комментарием кто виноват.
Но почему-то слово "развод" не звучало и долгие годы они для всех оставались дружной, интеллигентной семьёй.
В тот вечер, три года назад, пришлось вызвать к жене скорую помощь. Врач предложил госпитализацию, но Тамара отказалась, заявив, что не имеет возможности оставлять без присмотра супруга: даже в такую минуту, не отступила от своей мстительной вредности.
Укол загасил гипертонический криз, больная заснула. Врач ушёл, посоветовав с утра настоять на больнице. Казалось, обошлось. Сын Лёва отправился спать. Часы пробили полночь. Геннадий, совмещавший подготовку к лекциям с дежурством возле больной, вдруг увидел, что дыхание Тамару покинуло. Она, не просыпаясь, умерла.
"Из-за тебя мамы не стало! Ты её мучал изменами, сердце не выдержало и разорвалось от переживаний. За что ты с ней так?!"- выкрикнул Геннадию Сергеевичу в лицо сын Левка после похорон. По примеру матери, мстя отцу, он разнёс в дрова собственные послешкольные планы.
Способный в прошлом ученик, через пень колоду сдав выпускные экзамены, поступать в "отцовский" институт отказался (а ведь мечтал получить лингвистическое образование!). Проторчал всё лето на даче у приятеля и осенью отправился в армию. И вот кому, что доказал?
Почти не общались. Сын, конечно, в насмешку, мог прислать письмо с одним словом:"Служу." А между тем, у Геннадия, возможно имелся ответ на его возмущённое "за что?" после смерти Тамары.
Например, примитивный. После родов Тамару начало разносить, а она процесс не останавливала. Ела, как "не в себя," покупая размер одежды всё больше и больше. Остриглась коротко, хотя знала, что Геннадий "лысых" женщин терпеть не мог. Будто боролась против него, но из-за чего? Тогда ещё и любвишек - то не было.
Но имелась еще тайна, одна на двоих. И сквозь неё следовало рассматривать семейную жизнь Тамары и Геннадия.
Тамара была первой любовью Геннадия. Родители считали их женихом и невестой, но просили закончить образование. Тома диплом педучилища защитила первой. И с чего-то понесло ее с подругами на юга.
Геннадий, впереди последний, преддипломный год, только-только устроился на летнюю подработку. Отъезд невесты ошеломил, но пришлось проглотить. Уезжала на три недели, а вернулась месяц спустя. Чужая. Отводя глаза, заявила, что встретила настоящую любовь.
Её избранник вернулся в свой город, но вскоре приедет для знакомства вместе с родителями. Естественно, свататься. В её тоне звучал вызов - защита. А Геннадию защититься от боли было нечем. Матери, заметившей в нём перемену, сказал: "Кажется, в ближайшие годы невестка у тебя не предвидится. Я в аспирантуру пойду, мне предлагают."
Месяц спустя, к нему прибежала подружка Тамары: "Томка таблеток достала снотворных и, как родители на дачу с ночёвкой уедут, будет травиться!" Гена, сам в полном душевном раздрае, бывшую подловил у подъезда. Не узнал: бледная, одни глаза остались и мелкой дрожью трясется.
Курортный знакомец не объявился. Из адреса она знала только город. Хотела заказать телефонные переговоры, но номер его домашнего телефона оказался неверным.
"Что, так любишь его?"- хрипло спросил жених - отставник. Тома, на грани истерики, прошептала:"Залетела я! Батя убьет. И аборт по тихому не сделать! Пусть, мне домой срочно надо."
Да, мать Тамары работала гинекологом и, в аккурат в том отделении, горбольницы, где зародившиеся жизни прерывали. Не отдавая себе отчета, Геннадий притянул к себе ревущую девушку: "Ладно, Томик, не плачь. Давай распишемся и заживём, как ни в чём не бывало!"
Бодрился, бравировал, конечно, а что оставалось делать? Может так и проверяется любовь на прочность?
Родителям "признались," что Тамара уезжала на юга беременной. Мол, в стрессе была, родителям открыться боялась. А теперь, хоть как, а им нужно отправиться в ЗАГС. Ничего, Гена и женатым доучится и даже аспирантуру закончит.
Наблюдала Тому знакомая тёщи и к сроку родов придраться не представлялось возможным. Всё тип -топ, как говорится. Свекрови поездка Тамары, явное расставание молодых и стремительная женитьба сына долго казались сомнительными. О чем размышляла теща, неизвестно, но зятя она боготворила до конца своих дней, покинув мир вслед за дочерью.
Рожденный Томой пацан, трепета в Геннадии не вызывал, но и желания обидеть или обделить тоже никогда не было. Из него получился среднестатистический отец - в меру заинтересованный. А общего ребенка жена Геннадию родить не захотела, говоря, что тогда он "задвинет" Лёвушку.
Впрочем, молодого аспиранта (Гена обучение продолжил) больше интересовала карьера: пелёнок, соплей и от Лёвки хватало. Потом предложили преподавательское место в институте и это тоже казалось важнее.
Уже в собственной квартире (сыну было лет шесть), среди вороха Томкиных журналов по дошкольному воспитанию, Геннадий обнаружил конверт, а в нем несколько фотографий. И увидел на кого его сын похож. И подпись с обратной стороны одной "порадовала:" "Мой Львенок и я."
Вот это, пощёчина! Сыну в честь папаши - предателя имя дала! Гадина! Но ворошить было бестолку - не менять же имя мальчишке! Геннадий выбросил фотки вместе с мусором. Кроме одной, надписанной.
И вскоре пошли романчики со студентками - вполне взрослыми девицами, ни у одной "первопроходцем" он не был. Не мстил жене. Просто не отказывался. А Тамарка бесилась.
Может рассмотрела, что муж не на помойке найден - собой хорош, карьеру сделал и не стоило ей сына Львом называть? Кажется, даже приворотной водой поила. Смех!
... И вот, уже три года, можно все. Никто не контролировал, не ждал и не сканировал скорбно-злым взглядом. Ничего не хотелось. Он на работу-то себя с трудом выпинывал. Лекции студентам стал читать монотонным, скучным голосом.
Вошло ощущение, что не сорок один, а все сто сорок лет на свете живёт. И эти лопающиеся по ночам сердечные струны! Очень ждал возвращения Лёвы из армии, радуясь, что сгоряча не открыл сыну их с женой тайну. Но тот коротко сообщил, что едет к сослуживцу, под Питер. На сколько? Да может навсегда!
Как -то (у него образовалось "окно" между лекциями) в аудиторию заглянула старший библиотекарь института Светлана Васильевна:"Геннадий Сергеевич, я литературу подобрала по вашему списку. Второй день дожидается, а на часть этих книг - очередь..."
И, сделав характерный жест, словно отмахиваясь от неприятного, произнесла доверительно:"Голубчик, Геннадий Сергеевич, пора себя в ежовые рукавицы брать. Потеря жены, я понимаю, но рядом с вами стоять невозможно: специфическое амбре!" Даже возражать не хотелось.
Посидел, пожевал жвачку и поплелся в библиотеку. На удачу, книги ему выдала а девушка, которую он раньше не видел. Вспомнил: Светлана Васильевна, совмещавшая библиотечные дела с архивными, давно выпрашивала помощницу.
Челка по брови и коса, заплетённая на особый лад. Такая прическа была у юной Тамары, в период его сумасшедшей любви к ней. Серые глаза, чуть курносый нос. На бейджике он прочитал:"Мария Николаевна..." Маша. Геннадий Сергеевич вдруг испугался, что Маша учует его "специфичное амбре" и поспешил уйти.
Так бывает с потерпевшими кораблекрушение. Оказавшись в неспокойном море, уже потеряв надежду на спасение, они вдруг подхватываются волной и выносятся на остров, возникший из ниоткуда. Таким островом показалась Геннадию Сергеевичу Маша.
Пожившему мужчине девушка казалась чуть ли не вчерашней школьницей. На самом деле, Мария Николаевна прожив на свете двадцать четыре года, недавно получила дипломное право заниматься библиотечным делом. Ради первого стажа и ухватилась за место, с небольшой зарплатой.
Геннадий теперь частенько заглядывал в библиотеку, надеясь потихоньку приручить к себе Машу. Депрессивную паутину сдул ветер перемен. Мужчина стал лучше спать, с рвением занялся своим внешним видом. К нему вернулась утраченная щеголеватость, умение тонко и смешно шутить.
Студентки вновь смотрели на него с интересом, а не как на стареющего препода. Но его харизматичность смотрела в сторону Маши. Преподнёс букетик цветов. Она приняла. Спросил разрешения проводить. Согласилась. На другой день пообедали вместе. А что такого? Он, теперь свободный мужчина.
У Геннадия Сергеевича будто крылья за спиной выросли.
Мария снимала квартиру вместе с подругой, хотя родители в этом же городе проживали. Самостоятельная! И это тоже понравилось. Но на что он рассчитывал, добиваясь расположения девушки? Притягивала она чрезвычайно - молодостью, миловидностью, порой незрелыми рассуждениями.
Но старшим наставником или мужем Марии, Геннадий себя не видел. Ему, откровенно, желалось наполненного романа. Так приятно повсюду открыто бывать с молодой и симпатичной любовницей! То, что он станет воровать её время, Геннадий Сергеевич не задумывался. В ближайших планах виделась поездка за город - прогулка по берегу Волги, ресторан и ... мотель.
Сын нагрянул совсем неожиданно. Похудевший, одетый в дешёвый ширпотреб с рынка. Да, видно не особо в нём Питер нуждался! "Пап, я насовсем. Надо куда - то учиться пойти. Но на "вышку" не хочу годы тратить. Лингвистика, я понял, не моё. В высотке, по прежнему, есть центр профориентации?"
Они говорили: за ужином, за чаем и до середины ночи. Благо с утра ждало воскресенье! Геннадий несколько раз вспоминал о Маше. Охватывало острое желание позвонить и тут же забывалось.
С утра поехали к Тамаре на кладбище.Оставили на могиле ее любимые белые розы. Постояли. Сын подумал, что в такое место лучше приходить по одиночке, чтобы не стесняться своих слез. Дома соорудили обед. Лёва достал из спортивной сумки коньяк:"Вчера забыл одарить тебя, папа."
Выпили, вспомнив, какой отменной кулинаркой была Тамара. Геннадий смотрел на Леву и думал:"А красивый у нас парень вырос, Томка! И совсем взрослый стал - вместе коньяк пьём."
Потом Лёва стал располагаться всерьёз, в своей прежней комнате, ставшей для отца спальней. И поставил на тумбочку рамку с фотографией матери. Говорил, что хочет пригласить друзей и заодно "пошукать" насчёт трудоустройства.
Вообще, сын был некстати. Он требовал внимания, должно быть, материальной поддержки: штампика "успешен" на его лбу Геннадий Сергеевич не видел. И если разовьётся настоящий роман с Машей (а он разовьётся!), где с ней встречаться? Здесь, наспех, в отсутствии сына?
Будто подслушав отцовские мысли, Лёва сказал, не без ухмылки:
"А я побаивался, что тут уже молодая кобылица живёт. Ты ведь всегда был на них падок. Я очень обижался за маму. Целый день в своём садике с непослушными детками, а только войдёт - к плите, за тряпку хватается. Даже, когда телик смотрела, твои рубашки гладила! Тут дурацкие звонки на домашний. И дышут в трубку. А тебя всё нет. Придёшь - уже сытый и слегка пьяный, духами разит!"
Геннадий смутился и возмутился:"Да было-то пару раз!" "Маме хватило." "Вот давай ты перестанешь мне выговаривать, Лёва!" Отцу захотелось вынуть запрятанную фотографию и познакомить сына с его "настоящим" папашей. И поведать, что мать любила этого негодяя после свадьбы, после рождения ребёнка. Потому и назвала во имя его.
Дёрнулся и осел:"А что дальше? Не будет у Лёвки ни мамки, ни папки?" Произнёс глухо:"Ты завязывай меня гнобить, Лёвушка. Поживи с моё, полюби, обожгись, а потом мы с тобой поговорим." Пошёл на кухню за добавочной рюмкой коньяка, а в спину прилетело:"Извини, папа."
В понедельник, к обеду, сын пришёл к отцу в институт. Воодушевлённый: "Бать, я в учебном центре был. Пойду на курсы автомехаников. Пол года учиться, зато основательно: лекции, практика. Надо срочно восстановить прописку, тогда смогу взять подработку. Курьером, к примеру..."
Дверь аудитории приоткрылась и вошла... Маша. Впервые сама! У Геннадия Сергеевича сердце подпрыгнуло, но вида не показал. Заметив в руках девушки какой-то журнал, деловито спросил: "Мария Николаевна, вы о книгах напомнить? Чесслово сегодня сдам. А это, позвольте представить, Лев, мой сын."
Маша так ясно и открыто взглянула на парня, так запросто протянула ладонь, что Лёва купился: набежавшая на лицо тень ушла. Глаза вспыхнули заинтересованно.
Джинсы, рубашка, кроссовки, приобретённые накануне в достаточно дорогом бутике, сидели на нём превосходно. Подарки в виде одежды сын принял, но на карманные расходы не взял:"Я привёз кое-что. Хватит до первой зарплаты."
И теперь, галантно склонив голову, предложил отцу, но больше Марии Николаевне:"Если обед - может по пельмешкам ударим? Я сам голодный до обморока." Геннадию Сергеевичу захотелось крикнуть грубое, по типу: "на чужой каравай..." Но сдержался и безмятежно ответил:"Идите вдвоём, если Мария Николаевна не против, а у меня есть неотложное дело."
Маша согласилась столь охотно, что ревность больно уколола мужчину. Они вышли, а он подошёл к окну. Вскоре увидел, как Маша и Лёва - одного роста, красивые торопливо покидают территорию института. Ну, да - у них всего час.
Мысли нахлынули сердитые: "Только что молодой. А ничего из себя не представляет - ни образования, ни работы. А я заканчиваю кандидатскую. Очередная ступень."
И тут же усовестился:"Мне поиграться, а тут может, что-то серьёзное получиться. Маша девушка образованная. Старше? Но, возможно, такая и нужна Лёвке. Ей двадцать четыре. Кавалера нет. Не исключено, что замуж хочет. Наверняка, сын, почти доцента, её устроит."
Он так и эдак перекладывал, то злясь, то остывая. И остаток рабочего дня, со студентами, провёл рассеяно. Специально вышел одновременно с Машей (он знал её время). Поинтересовался:"Как пельмешки?"
Она засмеялась:"Ужасная гадость, но вку-усные! Лёва на вас очень похож. Очень приятный парень. В кино меня пригласил. Не возражаете?" "С чего бы? Вы оба совершеннолетние,"- прозвучало грубовато, но Маша не заметила. Помахала ручкой:"Тогда пока, Геннадий Сергеевич."
Сын был дома, в приподнятом настроении и с желанием поболтать. Сказал про девушку:"Эта Мария Николаевна очень зачётная. Ты её, надеюсь, не опекаешь?" Потом он ушёл к приятелю - кино уходило в завтра.
А Геннадий Сергеевич, приложив усилия, отыскал ту самую фотографию. Упрекнул "соперника вечного:" "Что ж вы, Лёвки, в который раз, меня в дураках оставляете?"
И вдруг волну весёлого азарта внутри ощутил. Чиркнув спичкой, поджёг фотку с дальнего от соперника уголка и, пока тот содрогался, от приближения огня, пообещал: "Машка, конечно, зачётная, но я её уступлю Лёве, а себе ещё лучше найду. На мой век прекрасных дев хватит!"
P.S. Мама моя не вечно в посёлке жила. По прежнему адресу соседку имела: преподавательницу музыкальной школы Татьяну Борисовну. Ну, сколько ей было? Лет тридцать пять. Всё при ней, но одна. Она частенько заглядывала к маме моей с просьбой раскинуть картишки. Мама ей щедро обещала достойного короля.
Так что вы думаете? У кого-то в гостях, Татьяна Борисовна познакомилась с Геннадием Сергеевичем - старшим преподом института (быть может, уже доцентом). Моментально у них закрутилось - "кино, домино." Не знаю, какие планы вынашивал Геннадий Сергеевич, но Татьяна Борисовна "отяжелела."
Мама говорила, что она при любом раскладе бы родила, но получилось в браке. Явилась в мир дочка Наташка. Препод (или доцент) к жене заселился, а в его квартире сын с девушкой жил. По имени Маша. Женился на ней когда - нибудь Лёва или нет - неизвестно.
А про всю свою жизнь Геннадий Сергеевич постепенно рассказал Татьяне Борисовне - Танюше своей. Она, как водится, маме моей. Та мне. А я вам, придав форму рассказа. Да! Лёву я не видела. А Геннадий Сергеевич - ничего такой. И дочка очень милая получилась - в зубах таскал.
Благодарю за прочтение. Сейчас такие времена для авторов: нужны ваши лайки, отзывы и подписки. Без них каналы задвигаются и даже малая копейка не капает. Кстати, автору тоже пальчики вверх приятны, а отзывы просто бесценны. Поэтому, если не затруднительно... Лина