ХОРОШИЕ УРОКИ
Как Тася и планировала, она продала своё пальто и свой айфон, купила самое дешёвое пальто и самый дешёвый сотовый. Нет, особой денежной необходимости у неё в этом не было – Валентина Матвеевна с квартплатой не торопила, тем более, что её внуки остались очень довольны уроком, который Тася дала им в качестве репетитора. Но Тася спешила отделаться от всех вещей, напоминавших ей о ненавистной семье.
Уроки со внуками хозяйки Тася проводила более чем охотно. То, радостное «пригодилось!», с такой силой поднявшее ей настроение тогда, в автобусе, не угасало, а всё больше усиливалось. Передавалось настроение Таси и её ученикам.
Один из учеников Таси, Никита, любил разговаривать об англоязычных странах. Как-то раз он спросил:
- Почему в Индии английский язык – государственный? Англичане там не живут ведь.
- У них это – язык межнационального общения, - ответила Тася. – Да и потом, невыгодно это для государства - чтобы государственный язык был один. Вот тот же самый хинди – за пределами Индии его мало кто знает…
Валентина Матвеевна, уже одевшаяся, чтобы поводить внука, с интересом прислушивалась к диалогу. Когда Тася закончила, она сказала, с уважением на неё глядя.
- А мне это напомнило одну историю. Когда Южно-Африканский союз был исключён из Британского содружества, и была провозглашена ЮАР, государственным языком в новом государстве стал африкаанс. Все школы, прежде англоязычные, спешно перешли на африкаанс. Негритянские ученики возмутились, начались митинги, демонстрации. И в результате общество, прежде аполитичное, резко политизировалось. Так почему негры не хотели учиться на африкаанс? Этот язык легче изучать, чем английский, в нём много слов из языков банту…
- А это потому, - ответила уверенно Тася, - что африкаанс за пределами ЮАР даже в Голландии не все понимают. И, не зная английского, жители ЮАР были бы отлучены от мировой англоговорящей культуры.
- Верно. Вот поэтому и в Индии английский язык – государственный.
Валентина Матвеевна оделась и вышла со своим внуком. Тася взяла книгу «Метелло» и стала читать.
Она дошла до того места, где главный герой объясняет жене теорию прибавочной стоимости. «Да, - подумала Тася, - и ведь не устарела она в основном до сих пор, эта теория! Хоть и говорят обратное всякие буржуазные социополитологи. Правильно, пролетарии отличаются от буржуа тем, что первые продают рабочую силу, а вторые покупают её. И неважно, какая она, эта рабочая сила – физическая или умственная. Но кое-что в этой теории устарело. В 19 веке было неважно, какой продукт производится – полезный или вредный, неважно, какая услуга оказывается – полезная или вредная. А теперь? Так ведь и киллера, и наркопроизводителя в пролетарии можно записать».
Возле сквозного магазина, устроенного в доме, в котором жила теперь Тася, иногда сидел нищий. Тася иногда подавала ему, выходя. Заходить с той стороны Тасе никогда не приходилось, и она как-то не видела его в лицо.
На этот раз при расчёте с Тасей ошиблась продавщица, и она вернулась с того хода, у которого сидел нищий. Глянула мимоходом в его лицо и оторопела. Это был молодой парень, в старенькой, но чистой одежде, с худым лицом. На Петра Вадимовича – вальяжного, властного, с лопающимся от жира лицом – он не был похож ни единой чёрточкой. Но что-то в облике нищего неуловимо напоминало ей этого ненавистного человека.
Не сказать, чтобы такое было с ней в первый раз. В прошлом году она усмотрела сходство с Петром Вадимовичем в карманнике, который попытался обокрасть её в автобусе. Но тогда она могла ещё найти хоть какое-то объяснение этому – у них был похожий промысел – этот воровал, тот брал взятки. Но что общего могло быть у Петра Вадимовича с этим нищим?
Несколько дней ломала Тася голову над этой загадкой, а потом и забыла. Вспомнить пришлось потом, через два месяца. Началось всё со спора с Таугуль, которая оседлала своего любимого конька:
- Любовь к родине начинается с любви к семье, - сказала Таугуль.
- К семье? – переспросила Тася с горечью. – Но ведь семьи «вообще» не существует. И не может существовать. Есть семья буржуазная и семья пролетарская. Ещё Маркс и Энгельс в своём знаменитом «Манифесте» заметили, что пролетарская семья с буржуазной имеет мало общего.
- Ну допустим, это так, - ответила Таугуль. – Но тогда и патриотизм у разных классов разный.
- Конечно, разный! У буржуазии патриотизм потребительский, к родине она относится как к источнику прибыли. А у пролетариев патриотизм обусловлен тем, что они заинтересованы в прогрессе. В прогрессе своей Родины, Вы понимаете?
- Да, это так, - ответила, призадумавшись, Таугуль. – Но разве нет таких пролетариев, которые усваивают буржуазные ценности? Вот, например, Джо Гоулен из романа Кронина «Звёзды смотрят вниз». И в семье, кстати, такие – деспоты, равноправием там и не пахнет.
Тася призадумалась. Уж ей-то не надо приводить примеры из литературы – свой опыт есть.
«Кто же они, мои родители? – думала Тася. Ведь пролетарии же – продажей рабочей силы живут. Но ведь не мешает им это придерживаться буржуазной – до тошноты – идеологии. Значит, что же?»
Тася пошла домой. В воздухе парили снежинки, мелкие, как пылинки. Тихо и плавно ложились они на землю, покрывая обледеневшую, тёмную грязь. «Этот снег уже, наверное, не растает» - подумала Тася, оглядываясь.
На этот раз у Валентины Матвеевны в гостях был Виталий. Тася хотела было пройти в свою комнату. Надо было готовить пособия для завтрашнего урока. Но перевесило желание побыть с людьми. «Ночью пособия сделаю, - подумала Тася. – что там, кроссворд да пару шарадок». И Тася прошла в комнату Валентины Матвеевны.
- Можно? – конфузливо спросила Тася.
- Конечно, можно. И спрашивать незачем, - подбодряюще кивнула ей Валентина Матвеевна.
Виталий радостно улыбнулся Тасе. Валентина Матвеевна пригласила её за стол. Дама тут же залезла Тасе на колени и громко замурлыкала. Казалось, она зовёт Ласю, устроившуюся на коленях у Виталия.
- Ждала её, - сказала Валентина Матвеевна, кивнув на Даму. – Сразу признала.
- Да, а меня – нет, - ответил Виталий. – Хочу взять – вырывается, - и он качнул головой, давая знать, что тема исчерпана.
Валентина Матвеевна посмотрела на радио. Местная радиостанция передавала интервью с главой отдела по борьбе с коррупцией.
- Виталик, сделай погромче, - попросила она. Тот охотно выполнил просьбу. Чиновник рассказывал, как директор департамента архитектуры вымогал взятку у владельца ресторана – за оформление документов тот должен был организовать свадьбу сына чиновника в своём ресторане.
- Как, однако, разнообразились в наше время «борзые щенки» - сказала Валентина Матвеевна.
- Да, - ответила Тася, - и ведь оправдывают их некоторые! Для семьи, мол крадут и берут взятки.
- Это правда, - ответила Валентина Матвеевна, - для семьи.
- Правда, и ещё какая! – горько откликнулась Тася. – В разрушении социалистического строя в СССР виноваты, в том числе и семьи чиновников, тех, которые накапливали капитал. Разве не для семьи они его воровали? Хотели, чтобы их личные детушки всё имели!
- Вы, Тася, верно заметили, - сказала Валентина Матвеевна, - и ключевое слово здесь – «личные».
Тася смутилась. «Личные» она сказала для красного словца, а оказалось… Валентина Матвеевна между тем продолжила:
- Дело в том, что одни относятся к детям как к собственности. Они и себя воспринимают, как отдельных особей, и детей учат так же. А вот другие воспитывают детей так, чтобы они чувствовали себя частицей чего-то крупного – класса или народа, общества или государства. Относятся они к детям, как к общему достоянию, потому что к себе они относятся как к частице. Это мировоззрение – есть только у пролетариев.
Тася невесело улыбнулась и задумалась. В какой же семье выросла она? С одной стороны – пролетарская, мать и отец у неё – люди наёмного труда. А с другой, таких гадких индивидуалистов, как они, ещё поискать! Кто же они?
Но, с другой стороны, не всё определяется воспитанием, раз она, Тася, выросла совсем другой! Родители все силы приложили, чтобы вогнать в неё свои мерзкие положения, а она их отторгла, как инородные тела.
- Но пролетарии не все ведь такие, - осторожно начала Тася. – Есть среди них и такие, что по буржуазности иного буржуа обгонят.
- Да, есть,- задумчиво сказала Валентина Матвеевна. – Только, говоря о классовой психологии, надо иметь в виду, что она формируется классовыми интересами. Значит, те пролетарии, которые усвоили идеологию господствующего класса, действуют вопреки классовым интересам. И если действуют долго – то…
- Да погодите вы! – запальчиво перебила её Тася. Я это о другом… Есть пролетарии, которые в своих интересах действуют, а эти интересы противоречат интересам их класса.
- Например? – недоумённо спросила Валентина Матвеевна.
- Ну вот, например, берущий взятки преподаватель или врач.
- Ах, эти! – Валентина Матвеевна облегчённо рассмеялась. – Они люмпенизируются ещё быстрее.
Только тут Тасе стало понятно, почему тот нищий у «Дианы» так напомнил ей отца. Люмпены они оба, и это их сближает.
Виталий понял Тасю по-своему. «Наверное, от взяточников-преподавателей натерпелась», - подумал он, с сочувствием на неё глядя. Тася заметила этот взгляд и нахмурилась – ей показалось, что тот всё понял.
- Но не всё же зависит от воспитания, - сказала Тася осторожно, взвешивая каждое слово. –Можно вырасти хорошим гражданином и в очень даже обывательской семье. А можно и наоборот.
- Тася, - мягко ответила Валентина Матвеевна, - это у вас жизненная позиция постоянная. Да и то, на вашу деятельность она не влияет. Не обижайтесь, вы в этом не виноваты, - выставила она ладонь, увидев, что Тася хочет что-то возразить. – Просто вы стеснены жизнью. Не можете что-то сделать согласно вашей жизненной позиции. То же самое можно сказать и о нас.
- Валентина Матвеевна, я помню эту вашу теорию, - сказал Асхат, молчавший до сих пор. – Но если возможно это, то должно быть возможно и обратное? Я имею в виду невозможность для обывателей действовать по-обывательски.
- Да, Асхат. И, что самое сложное – не только обывателей по обстоятельствам, но и воинствующих.
- Погодите вы! – с жадным интересом посмотрела Тася на Валентину Матвеевну. – Что такое «обыватели по обстоятельствам» и что такое «воинствующие»?
- Ах, да, - сказала Валентина Матвеевна тоном лектора, возвращающегося к прерванной лекции. – Так вот, жизненная позиция не у всех постоянна на протяжении жизни. Есть граждане, для которых главное – класс или народ, к которым они принадлежат, а есть обыватели воинствующие…
- Да, - перебил её Виталий, - но ведь чувство причастности к народу возможно только через класс.
- Безусловно, - кивнула Валентина Матвеевна, - но в данном случае это роли не играет. Так вот, воинствующие обыватели – это те, которые навязывают людям своё обывательское мировоззрение, считая его единственно нормальным. А между ними – те, чьё мировоззрение аморфно, зависит от среды. И таких большинство.
- Но какое отношение это всё имеет к семье и воспитанию?
- Такое, что воспитывается человек не только в семье и не только в детстве. Воспитывает людей вся жизнь.
И тут Тася поняла, что нужно государству, чтобы не было в нём коррупции. Надо организовать жизнь так, чтобы не могли воинствующие обыватели действовать по-обывательски. Чтобы могли они только разглагольствовать, что для человека главное собственность да семья, но накапливать эту собственность для семьи не могли. И чтобы даже Пётр Вадимович, будучи назначен на высокую должность, не смог потребовать взятку.
Асхат и Виталий ушли. Валентина Матвеевна собрала посуду и ушла на кухню. Тася отправилась к себе и стала раскладывать на столе учебники и тетради.
Вчера она нашла в Интернете интересный текст про Англию. Адаптировала для детей, неизвестные слова перевела, а сегодня надо было из тех слов, которые они проходят, составить кроссворд.
Привычным усилием воли Тася отогнала набегающие мысли. Работа заняла у неё часа два. «Разгадывать будут вместе, наверное, - подумала Тася, записывая определение для ключевого слова. – А я буду наводить, как позавчера».
Тася легла и попыталась заснуть. Но мысли, отогнанные перед работой, вернулись, и с утроенной силой стали работать, выстраивая перед девушкой стройную логическую цепь.
Патриотизм вырабатывается в семье? Да, с одной стороны. С другой – настолько, насколько сама семья отражает классовое расслоение. Потому что и понятие «Родина» и понятие «семья» буржуа понимают иначе, по-другому, не так, как пролетарии.
Понятно, что буржуа заинтересованы в распространении в пролетарской среде своего мировоззрения. И то, что часть пролетариев клюёт на это – тоже понятно. Труднее понять то, что они становятся люмпенами. Но тоже можно, если подумать – ведь мировоззрение формируется классовыми интересами. А если человек, остающийся пролетарием, живущим за счёт продажи своей рабочей силы, начинает придерживаться идей, враждебных пролетариату? Что ж, он остаётся пролетарием только до тех пор, пока может лишь на словах быть их последователем. А если переходит от слов к делу – становится люмпеном.
Этим и объясняется лицемерная буржуазная свобода слова. Что толку с разговоров, с высказываемый идей, если нет возможности их воплотить?
Придя после работы домой, Тася увидела своих учеников. Они обступили Валентину Матвеевну и о чём-то ей говорили.
После урока Валентина Матвеевна, присутствовавшая в комнате, сказала, с благодарностью глядя на Тасю:
- Как начали внуки с вами заниматься, так сразу отличниками стали по английскому. У вас образование какое? Педагогическое?
- Нет, если бы у меня было педагогическое образование, то я не торчала бы в этой фирме – вырвалось у Таси.
Тася, сказав это, тут же пожалела о своих словах. «Начнёт сейчас расспрашивать, - подумала она обречённо, - и выкручивайся теперь. Не скажешь ведь, что специальность переводчицы заставили меня получить мерзкие люди, для которых я – вещь, собственность, а не личность?»
Но Валентина Матвеевна и не думала спрашивать Тасю об этом. Она сказала только:
- Жаль, жаль. Способности у вас есть. Ну что ж, спасибо за хорошие уроки.
Тася горько усмехнулась. Знала бы Валентина Матвеевна, что за хорошие уроки должна благодарить её она, Тася!