- Дядь Дим…
- А?
- А какая она?
- Кто?
- Ну эта ваша…рыжая.
- Для начала, она не рыжая – я улыбнулся.
Мы с Витькой сидели за столиком, коротая долгую ночь. Витька напросился ночевать в баре, аргументируя это тем, что пора бы ему уже учиться работать по-настоящему, и ночная смена самый лучший для этого способ. Мы с Нинкой только переглянулись, и она махнула рукой. Понятно же, что пацану в двенадцать лет страсть как интересно ночевать не дома. И очень ему не хватает отца, нормального мужского разговора по душам не хватает. Маме далеко не обо всем можно рассказать, и не потому, что ей нельзя знать, а потому, что тебе об этом говорить с мамой неправильно. Вот и носит Витька в себе свои мальчишеские переживания и волнения.
- Ну не рыжая – легко согласился Витька. – Какая?
Я задумался. Что можно сказать мальчишке о взрослой женщине такого, чтобы он понял именно так, как должно, не придумал себе разного?
- Я пока что ее не знаю, мы слишком недолго общаемся. Но мне показалось, что она очень интересная.
- Это как?
- Ну, мне очень любопытно разобраться, какая она внутри. Она пишет такие стихи, которые с первого раза до конца понять у меня не получается. Откуда в ней это?
- Так это не она интересная, это вы любопытный – Витька хмыкнул.
Вот шельмец!
- Не любопытней, чем ты – я вернул ему ухмылку. – Еще она очень…живая, что ли. Ей все интересно, она радуется таким простым вещам…
- Каким?
- Помнишь, когда я приехал в бар только утром и потом спал полдня?
Витька утвердительно кивнул.
- Мы с ней полночи проболтали здесь, в баре, а потом поехали… не угадаешь.
- Ну… - Витька покраснел
- Вот же ты испорченный тип. Нет, Витька, мы с ней поехали в деревню Теплые Росы, бегать по росе. По росе, понимаешь?
Витька округлил глаза:
- По росе? Зачем?
- А ты бегал когда-нибудь?
- Неа.
- Попробуй, не пожалеешь.
- Но вы же взрослые…зачем вам?
Я от души рассмеялся:
- Думаешь, когда становишься взрослым, уже не хочется просто радоваться чему-нибудь?
Витька смутился, опустил взгляд:
- Ну…не знаю. Взрослые все серьезные.
- Эх, Витька… Если б ты знал, какой пацан во мне живет. Такой же, как ты, шалопай. Как-то так устроено в жизни, что когда ты ребенок, то стремишься быстрее повзрослеть. Кажется, будто у взрослых много свободы, они сами все решают и вообще. А на самом деле, чем старше ты становишься, тем меньше принадлежишь сам себе, меньше у тебя свободы. И вдруг понимаешь, что все бы отдал, чтобы вернуться в детство, где мама еще молодая, где всех забот у тебя это чтобы гулять отпустили и куда половчее спрятать дневник…
Витька надолго задумался о чем-то, глядя в темноту за окном. Я наблюдал за ним и видел, что он хочет о чем-то поговорить, но никак не может собраться с духом.
- Знаешь, я очень ей благодарен за вот это утро с росой. Сам я вряд ли бы собрался и поехал. Потому что взрослые же все серьезные. Глупо как-то взять и поехать бегать по росе. Но живем один раз всего, коротко живем, быстро. Надо каждый миг наполнять чем-то хорошим, Витька. Мне сорок три, и сколько там еще отмерено, не знаю. Но я каждую секундочку ощущаю, как время уходит. Взамен ведь никто новых секунд не добавляет, понимаешь? И получается, что ты меняешь свое время на что-то, что происходит в твоей жизни. Ты меняешь, сам. Кто-то меняет на зарабатывание денег, кто-то водку пьет, кто-то просто живет, ни о чем не думая. А кто-то стихи пишет, необыкновенные. От тебя зависит, по какому курсу ты будешь менять время…
Витька повернулся ко мне и необыкновенно серьезно спросил:
- А прямо сейчас мы по какому курсу меняем?
Хороший он пацан все-таки, правильный. И вопросы задает такие, что не вдруг и ответишь.
- А сам как думаешь?
- Я не знаю – он пожал плечами.
- А я думаю, что по очень хорошему курсу меняем. Потому что мы с тобой по душам говорим, и для меня это очень важно. Мне интересно, что тебя беспокоит, о чем ты мечтаешь, чего боишься.
Витька дернулся, но я будто и не заметил.
- Все боятся, Витька. Я боюсь, мама твоя боится, космонавт в космосе и спецназовец на задании. Бояться нормально. Бесстрашных не бывает, поверь.
- Бояться стыдно.
- Кто ж тебе эту глупость сказал? Пацаны твои? Так вот, знай, что они боятся точно так же, как и ты. Бояться не плохо, плохо отступить перед своим страхом, дать ему победить.
Витька с сомнением посмотрел на меня и поднялся:
- Пойду, чайник подогрею.
- Давай, и прихвати там что-нибудь из холодильника.
Через десять минут мы вовсю чаевничали вприкуску с самым моим любимым тортом «Зебра». Мама всегда мне его пекла на день рождения. Витька заготовил новую порцию вопросов, но терпеливо ждал, пока я доем свою порцию. Дождавшись, он отставил свою кружку в сторону и серьезно так спросил:
- Дядь Дим, а зачем вы сюда приехали?
Я собрался было ответить, но в этот момент на парковку вкатился…ну, наверное лет тридцать назад этот агрегат назывался микроавтобусом. Сейчас же, покачиваясь на продавленных рессорах и натужно урча двигателем, перед баром припарковалась груда железа. Вареный - перевареный кузов вместо краски покрыт грунтовкой со следами шпатлевки тут и там, старенькие колеса на штампованных, окрашенных в голубой цвет дисках, огромные зеркала заднего вида на трубчатых держателях – этот агрегат явно прошел все дороги мира. Но главное, что привлекало к нему внимание, это неоновые огоньки, которыми на борту было выведено «Летучий голландец». На асфальт из-за руля выбрался молодой мужик лет тридцати пяти в джинсах и клетчатой рубахе, с щегольски повязанным на шее платком. Он с силой хлопнул дверцей, так, что микроавтобус вздрогнул и едва не подвергся мгновенному распаду, и зашагал к бару.
- Я тебе обязательно отвечу – сказал я Витьке и отправился за стойку.
Гость приветливо кивнул, помыл руки и устроился на барном стуле.
- Доброй ночи – поприветствовал я его. – Поесть или так, на кофе?
- Да, пожалуй что, и поесть можно. Чем потчуете?
Я молча придвинул ему меню.
- Кофе для начала?
- Нет, я не пью кофе. Есть у вас чай, травяной?
- Есть, как не быть.
- И что в составе? – он заинтересованно посмотрел на меня.
- Состав богатый, душевный. Курильский чай, смородина лист и ягода, шиповник, бадан, мята, немного малины и чуток лесной земляники.
- Отлично. Давайте большой чайник.
Витька метнулся на кухню запаривать чай, благо сбор был заранее намешан и расфасован по банкам.
- Как ваш пепелац себя чувствует? – я кивнул на стоящий за окном рыдван.
- Он только выглядит как всадник апокалипсиса, но фору даст очень многим. Старичку уже лет пятьдесят, а он бегает молодым на зависть.
- У меня сложилось впечатление, что он вот-вот с облегченным вздохом развалится на части – хохотнул я.
- Нет, он многих переживет. Я на нем уже десять лет катаюсь, полмира объехал.
- Хобби?
- Скорее, поиск места, где захочется растить детей.
- А родом откуда?
- Питер.
- Чем плох Питер?
- Питер прекрасен – гость улыбнулся. – Но в нем все меньше жизни и все больше какой-то демонстрации. Все напоказ.
- А какое место вы ищете?
- Не знаю – пожал он плечами. – Приеду и пойму, что вот оно, мое место. Пару раз я был почти уверен, что нашел. Один раз в Испании, маленький городишко на берегу, пропахший рыбой, улыбчивые люди, музыка, солнце… Второй раз небольшой городок на севере Франции, на самой границе со Швейцарией. Но в итоге… в итоге я подумал, что пора возвращаться домой. Теперь вот качусь по России, присматриваюсь.
Витька вынес укутанный в теплую шаленку чайник и поставил на стойку:
- Сразу не пейте, пусть напарится немного – с важным видом посоветовал он гостю.
- Хорошо – совершенно серьезно кивнул тот в ответ.
- Вить, а мед где?
К этому чаю мы обязательно подаем мед. Если есть, в сотах, если нет, то в обычной вазочке. Витька хлопнул себя по лбу и метнулся на кухню.
- Сын? – с улыбкой спросил гость.
- Сын полка, скорее. Копит на мопед, подрабатывает.
Вернулся Витька, принес блюдце с аккуратно нарезанными сотами, истекающими янтарным ароматным медом.
- Тысячу лет не ел мед в сотах! – восхитился гость, цапнул с блюдца кусочек и отправил в рот, блаженно зажмурившись.
- Отличный мед. Где берете, если не секрет?
- Не секрет. Здесь недалеко деревенька есть, называется Тихий Плёс, там живет старый пасечник дед Матвей. Вот у него и берем. Лучше меда я в этих краях не встречал.
Я выставил на стойку кружку, размотал чайник, приоткрыл крышку, и по залу тут же поплыл аромат нагретого солнцем луга. Гость потянул носом, восхищенно цокнул и потянулся за кружкой…
Поужинав, он вернулся за стойку.
- А где, вы говорите, эта деревенька?
- Сто восемьдесят километров по трассе, а там указатель есть, мимо не проедете.
- Спасибо большое, было очень вкусно. Вы можете мне чаю в термос с собой налить?...
Гость уехал, и мы снова остались с Витькой вдвоем. Витька смотрел на меня, ожидая, пока я отвечу.
- Я устал от города. Там много людей, настолько много, что перестаешь их замечать. Деньги, дела, встречи, переговоры… жить некогда. Раз в неделю выезд на природу, где все загажено и соседи обязательно пьют водку и ведут себя как свиньи. Надоело. Мне очень захотелось пожить. С людьми общаться каждый день не на тему поставок каких-нибудь, а просто за жизнь, воздухом дышать, спать нормально, выйти, наконец, из гонки за деньгами. Потому что деньги в конечном итоге ничего не стоят, Витька. Вообще. Самые важные вещи в жизни ты не купишь, ты можешь сделать их только сам. Я все продал и приехал сюда, купил домишко и построил этот бар. Я очень хотел построить такой бар, в который люди будут приезжать не только за едой. Такой, в котором каждому гостю будет уютно, в котором можно просто пообщаться или послушать хорошую музыку. В который не стыдно привести друзей или родителей.
Витька слушал, приоткрыв рот и забыв, кажется, дышать.
- Там, в той жизни, я побывал в огромном количестве разных баров по всему миру, и пришел к интересной мысли. Бармен в любой точке планеты невольно подталкивает человека к общению. К нему приходят выпить на радостях или утопить в стакане горе, просто пофилософствовать или помолчать. И с каждым ему нужно найти общий язык, а это очень сложно. Хороший бармен так работает, что гости приходят именно к нему, а не в бар. Потому что вроде бы родственная душа, можно выговориться. Людям в городах очень сложно, Витька. Не с кем поговорить, поделиться болью или счастьем. Люди в больших городах одиноки. Представь себе полтора миллиона одиноких людей. Страшно. В городах нет счастья. Точнее, оно есть у конкретных людей, а в городе счастье не живет.
- Почему не с кем общаться? А друзья? А семья? – Витька снова взялся за чай.
- У друзей дела, такие же, как и у тебя, и собраться вместе очень сложно. Нужно всем подгадать графики, а это не просто. А семья… приходишь вечером домой, а жена в телефоне, ребенок в сети рубится в игрушку, кот и тот общаться не настроен. И ты тоже залазишь в интернет и пропадаешь там до ночи. А утром снова подъем и на работу. И так каждый день, изо дня в год. Зарабатываешь деньги, чтобы их потратить и снова начать зарабатывать. Продаешь свое время, понимаешь?
Витька кивнул. Действительно, понимает.
- Я построил такой бар, какой хотел. С музыкой, которая нравится мне, с честной едой, с весенней скамейкой. Насмотревшись на барменов, наговорившись с ними, я решил, что если я буду работать здесь барменом, смогу, наконец, общаться с людьми. Просто те бармены в больших городах общаются с тобой профессионально, ты им не интересен. Таких как ты, перед ним каждый вечер проходит добрая сотня. Не хватит на всех душевного тепла. А люди за теплом идут. Кому-то нужно, чтобы его пожалели, кому-то достаточно молчаливого кивка, кто-то хочет просто рассказать свою историю и уйти, главное, чтобы за всем этим был человек. В Японии пару лет назад открыли экспериментальный бар, в котором все обслуживание ведут роботы. Нет людей, кроме гостей. Через неделю этот бар разнесли в клочья, потому что пообщаться было не с кем.
- Дядь Дим…
- А?
- Вроде бы получилось у вас.
- Не у меня, у нас. Ты тоже здесь важную роль играешь.
- Да ну прям – Витька расплылся в улыбке до ушей, довольный неожиданной похвалой.
- А как же? Вот ты сегодня гостю чай хороший заварил и совет дал, как лучше его пить. Вроде мелочь, а человеку твоя забота приятна, и уехал он от нас в отличном настроении.
- И вам нравится здесь? – Витька мотнул головой, подразумевая все вокруг.
- Нравится. Тихо, спокойно, воздух настоящий, люди живые. Я недавно к деду Матвею ездил за медом, помнишь? Вот он сказал мне, что человеку в жизни важно свое место найти, не мотаться по жизни, куда ветром гонит. Я тогда задумался, а мое ли это место? Проживу ли я здесь до конца?
- И что решили?
- Мое. Все здесь стало моим за эти три года. Тайга эта, которой боялся раньше как огня, трасса с тысячей разных людей, деревня со всеми вами. Я врос здесь в землю, и теперь меня только корчевать, как старый пень – я улыбнулся.
- А что, люди правда отличаются здесь и там? Я думал, человек он и есть человек.
- Люди в принципе отличаются, не найдешь двух одинаковых, как не ищи. Но тут дело другое, тут все друг у друга на виду всю жизнь. Это как в семье, нельзя просто отмахнуться от человека, даже если он тебя обидел. Все равно придется так или иначе решать. И поэтому люди здесь друг к другу бережнее относятся, нет равнодушия. А в городе только равнодушие и помогает выжить. Большие города воспитывают в людях соглашательство и подлость, черствость какую-то.
Витька погрузился в задумчивость, глядя прямо перед собой, потом встрепенулся и спросил с какой-то внутренней обидой:
- Кто вам сказал, что бережнее здесь?
- А разве нет?
Он отрицательно помотал головой:
- Нет. У нас пацан один есть, Серега Плетень. Он хороший, но трусит, не может за себя постоять. И все уличанские над ним издеваются, травят почем зря. А он стоит, смотрит и ничего не говорит. Он всегда за бортом. Мы в футбол играем, а он сидит, смотрит, никто его в команду брать не хочет. Мы купаться, и он с нами, но в сторонке. Потому что его сразу топить начинают, одежду в реку бросают или еще что.
- Ну а ты что?
- А что я? – он густо покраснел и опустил глаза. – Я не травлю.
- Творить зло и не мешать творить зло по сути одно и то же.
- А что мне, с ними драться? – его глаза зло блестели. Но он не на меня злится, на себя.
- Если слов не понимают, то драться. Если чувствуешь в себе готовность заступиться за слабого – заступайся без раздумий, потому что это и значит быть мужчиной. А стоять в стороне это и есть трусость. Серега твой, может статься, посмелее тебя будет.
Витька засопел, упер взгляд в столешницу, но я жалеть его не стал:
- Мы с тобой друзья?
Он глянул на меня исподлобья и снова опустил голову.
- Ты мне друг, Витька, и я как друг говорю тебе правду в глаза. Ты можешь на меня обижаться сколько угодно, мое мнение от этого другим не станет.
Витька посопел еще минут пять и заговорил:
- Все правильно. Просто…
- Рано или поздно у каждого наступает момент, когда ты должен сделать выбор, кто ты? Все через это проходят. Ты свой выбор нутром сделал, раз заговорил об этом. И выбрал правильно.
Витька облегченно вздохнул, допил остывший уже чай и широко зевнул.
- Иди ложись, половина второго уже.
- Да посижу еще…
- Иди, иди. Ты завтра бодрый нужен, а не как окунь вяленый.
Витька послушно поднялся и пошел чистить зубы. Вот и хорошо, а я пока залом займусь.
Стоя в дверях подсобки, Витька вдруг спросил:
- Дядь Дим, а вы про дружбу… всерьез?
Я подошел, потрепал его по вихрам и наставительно сказал:
- Я с дружбой не шучу, и кого попало другом называть не стану.
Он радостно улыбнулся, порывисто меня обнял и ушел. Я постоял некоторое время, привыкая к новому для себя ощущению родной души рядом, улыбнулся и занялся, наконец, уборкой…
Телефон запиликал вызовом:
- Привет, Димочка! Я вернулась – голос серебряными колокльчиками.
- Привет, Эрька! Я скучал.
- Завтра приедешь?
- Может, лучше ты к нам? Вкусный кофе, мешок вдохновения…
- Умеешь ты слабую женщину уговорить. Высплюсь и приеду.
- Устала?
- Конечно. Перелет и потом еще четыре часа за рулем. На ходу засыпаю, на честном слове доехала…
- Позвонила бы, я бы встретил. Зачем так рисковать?
- Ой, да ладно, у тебя вон и так дел невпроворот, меня еще встречать.
- Я соскучился.
- За два дня? Быстро ты – она рассмеялась.
- Два ужасных бесконечных дня без тебя – я добавил в голос трагедии.
- Я тоже скучаю, Димочка – ее голос обволакивал меня, баюкал и гладил по голове, до мурашек.
- Ложись спать, чтобы утро быстрее наступило.
- Целую тебя, мужчина моей мечты – она осыпала меня воздушными поцелуями.
- И я тебя целую, самая красивая в мире девочка-поэт.
Она рассмеялась и нажала отбой. Вот так. Может, съехаться уже и не морочить голову со всеми этими приездами в гости? Но тогда мне придется забросить ночной бар, а на это я не согласен. Ладно, придумаем что-нибудь. В конце концов, мы ведь собираемся строить мотель, в нем и поселимся.
Я заказал в городе проект мотеля и запустил многотрудный процесс получения земли под застройку. Посмотрим, сколько времени этой займет…
Пиликнул сигнал сообщения. Эрика. Стихотворение. Я соскучился по ее стихам. Она на два дня улетала в Москву по каким-то своим поэтическим делам, и мы общались урывками, а уж о стихах и речи не было. Знает, что я жду.
«Чтобы не забывал, в свете какого таланта ты греешься)))))»
Город, созданный для двоих,
Фарами льет огонь.
Мостовая у ног твоих –
Это моя ладонь.
Ночью дома ссутулятся.
Медленно слижет дождь
С теплой тарелки улицы
След от твоих подошв.
Припев.
Видишь, я в каждом знамени.
Слышишь, я в каждом гимне.
Просто в толпе узнай меня
И никогда не лги мне.
Оглушителен и высок,
А иногда и груб
Голос мой – голос вывесок
И водосточных труб.
Вечер накроет скоро дом,
Окнами свет дробя.
Можно я буду городом,
Чтобы обнять тебя?
ВЕРА ПОЛОЗКОВА
«Город, созданный для двоих»
Я перечитал дважды и набрал ответ: «Можно».
«Тогда обнимааааааю…. Спокойной ночи. Чмок»
«Спи уже, чудо в перьях»
«Спю»
Ночь подобралась к самой своей середине и смотрела в окна черными загадочными глазами, закружила в голове целый хоровод никчемных мыслей, обещая завтра хороший день. Я ей верю, слишком часто мы с ней остаемся вдвоем, уже как-то неловко обманывать...
Продолжение следует
Поддержать меня можно здесь