Миша и Кирилл обменялись с новыми дозорными ещё несколькими фразами и, поднявшись с набитых песком мешков, зашагали в сторону своей «станции». Оба на протяжении всего пути молчали, перемалывая в голове рассказанную Виталием историю. Оба мечтали увидеть хоть раз за десяток лет дневной или лунный свет, исходящий от небесных светил. Оба мечтали вдохнуть свежий воздух, который был доступен в нескольких местах их района. Мысли о поверхности – они окрыляли их. Жизнь там казалась им утопией. Она забыта ими, но привлекала, как самый лакомый кусочек какой-либо сладости на свете. Они часто слышали от своих товарищей по «станции», кто постарше, рассказы о старом мире, который уничтожили люди. Те рассказы навсегда сохранялись в их памяти, рисуя до невозможности красивые образы в голове. Высокие дома, заполненные людьми улицы, несущиеся по дорогам автомобили, синее небо, яркое солнце, праздники, на которых выступали перед публикой талантливые люди, парады, салюты, радостные лица людей... Всё это было там, далеко и давно. Многие считали, что этого не получится вернуть. Что всё это утеряно раз и навсегда. Но для Миши и Кирилла эта мысль казалась непозволительно грустной и тоскливой. С тем миром, старым миром, их связывали не только события, но и то, что никогда не будет ими забыто. Из памяти о том мире стёрлось всё, кроме их родного дома и родителей, с которыми они жили. Они не могли забыть последних мгновений, проведённых рядом с ними. Но их голоса, их характеры, их манера речи просто вышли из головы за долгие годы. В оборудованном маленьком домишке у ребят в рамке стояла фотография родителей. Маленькая, не подходящая под размеры рамки, фотография, выцветшая и порванная в верхнем правом углу. Но до чего же она была им дорога…
И вот в который раз они возвращались домой после очередного дежурства. Этот домик представлял собой усовершенствованную палатку, которая стала благодаря некоторым манипуляциям больше в размерах, чем обычная. В ней находились две раскладушки, кресло, которое считалось роскошью в катакомбах, маленький книжный шкаф, гигиенические устройства и принадлежности, и прочее.
Кирилл, как всегда, сразу ложился на раскладушку, пытаясь уснуть после долгого дежурства. И Миша, и его брат поужинали ещё в дозоре, так что сейчас набивать желудок едой не было никакой надобности. Михаил же, напротив, оставался в режиме бодрствования ещё несколько часов, хоть старший брат и советовал много раз ему отлежаться после работы. Он каждый раз, возвращаясь откуда-либо, ставил кресло напротив стола, благо это действие не представлялось особо тяжёлым, и смотрел на фотографию, на которой располагались его мать с отцом. Потрёпанное фото, излучавшее тепло и доброту, было самым дорогим сокровищем братьев. За эту фотографию они готовы были в огонь броситься, лишь бы хоть какая-то часть родителей оставалась рядом с ними. У Сергея и Лизы, так звали родителей Миши и Кирилла, был очень добрый и радостный взгляд на фотографии. Мама братьев на фото была беременна, а на обратной стороне фотографии было написано: «2005 год. Мы ждём нашего первого ребёнка»
Миша, когда читал эту надпись, всегда улыбался, а после смотрел на Кирилла. Он понимал, что ближе и роднее этого человека нет больше никого на этом свете. Брат сейчас уже умиротворённо посапывал, перевалившись на бок. А Миша, последний раз взглянув на фотографию, поставил её на стол и вышел из палатки. Метрах в двадцати отсюда начиналась фабричная часть «станции». На ней изготавливалась одежда, готовилась еда. Чуть подальше местные умельцы собирали оружие и делали патроны. Нынешнему человечеству повезло, что остались те люди, которые умели делать предметы, спасающие и продлевающие всем жизнь. Без них было бы невозможно продержаться и нескольких месяцев в катакомбах, осаждаемых чудовищами с поверхности. Радиация наверху была уже не такой сильной, как раньше, но вот мутанты оставались всё так же неотъемлемой частью нового мира. В мутантах не было ничего, кроме желания полакомиться плотью своей жертвы. Инстинкт самосохранения не говорил им о том, что человек есть самое опасное существо на планете и по сей день. Они смотрели на людей как на еду, и никак иначе. А люди, наоборот, знали о том, что новые хозяева поверхности представляют очень большую опасность для них, и тщательно готовились к каждой вылазке. Быть может, благодаря этому человечество ещё не вымерло окончательно.
Шагая размеренным темпом по Портовой, Миша рассматривал всех людей, которые встречались ему на пути. Это были и давно знакомые ему люди, живущие так же на этой «станции», и пришедшие издалека или не очень – торговцы. Бывало так, что на Портовую заходили и люди из военного содружества «Гладио», называемые на других «станциях» охотниками, или же просто сталкерами. Эти люди были очень почитаемы во всей системе катакомб, потому как ежедневно они выходили на поверхность, смотря в глаза смертельной опасности, и тащили вниз всё самое необходимое для жизни. Миша тоже мечтал стать одним из них – уважаемым всеми матёрым сталкером, который бы не побоялся встретиться с беспощадной Косой, гуляющей по мёртвому городу сверху. И он мало-помалу приближал исполнение своей мечты – откладывал «средства», коими являлись в катакомбах патроны довоенного образца, готовил снаряжение, чтобы в скором будущем выйти на какую-либо «станцию», принадлежащую Гладиаторам. В скором будущем – так думал каждый день Миша, но это скорое будущее никак не приближалось, не хотело хотя бы на несколько шагов стать ближе к нему. Но раз будущее не хотело этого, то надо было его подтолкнуть.
Шестой раз за два дня Миша проходил мимо всех прилавков, на которых можно было найти абсолютно всё, чего пожелает душа. Шёл он в направлении «кабинета» начальника «станции», которым являлся взрослый мужчина лет пятидесяти. Дойдя до нужного места, Миша остановился, пройти ему помешал охранник, указав на то, что начальник сейчас занят и не может принимать кого-либо ещё.
– Илья Александрович, дело неотложное у меня к Петру Васильевичу. Хотел бы поинтересоваться ситуацией на «станциях», принадлежащих гладиаторам. В частности, на Римской.
– Прости, Миш, не могу я тебя сейчас пропустить. Сам в окошко загляни – разговаривает он с людьми из «Мира».
– Через сколько они завершат этот разговор, не знаете?
– Откуда мне знать. Ты, кстати, чего это интересуешься Римской? Отправиться что ли хочешь туда?
– Честно говоря, да. Хочу я посмотреть, как на других «станциях» живут.
– А как же Кирилл? Он тебя вряд ли одного отпустит, да и вообще…
– А чего Кирилл? Здесь с ним ничего дурного случиться не может, если всё будет идти так, как шло раньше. Причём я же не навсегда собираюсь уйти, а так, хотя бы до окраин «Мира». Я же кроме Портовой ничего не вижу уже больше десяти лет. В караваны никогда не входил, соседних «станций» даже не знаю. Как там люди живут, какие у них ценности.
– Это ты верно подмечаешь. Я то вообще с самого начала, как спустился в катакомбы, так и сижу здесь. Ещё до того, как эта «станция» Портовой стала называться! На поверхности всего раз за эти двадцать три года был, и больше не выйду никогда туда, покуда все чудовища сами не передохнут и радиация не уйдёт. Страшно там – жуть. Опасность исходит от каждого дома. И, поверь мне, лучше в эти дома и не заглядывать.
– Почему?
– Многие говорят, что все эти мёртвые дома пустые, что в них никто не живёт. Такие люди обычно ничего и не знают о нынешней жизни на поверхности. Поднимался я два года назад, и была задача у нас исследовать дома ближе к роддому на улице Кирова. Ну, мы и пошли. Дома снаружи и правда кажутся пустыми. Но когда подходишь, ощущаешь присутствие чьё-то, посторонний взгляд, пронзающий тебя и твоих товарищей. Долго мы всматривались в окна, покуда не поняли, что это наши же чувства нас обманывают. И двинули мы спокойно дальше. Ну, как спокойно, прислушивались к каждому шороху, каждому скрипу в квартирах. Иногда даже шаги слышали, отчего становилось совсем не по себе. Но мы продолжали идти. И вот командир отряда отдал приказ осматривать квартиры в поисках всего, что поможет нам. Разделились мы на две группы по два человека. Со мной был парень, Лёха его зовут. Сейчас он где-то в центре наших, Засвияжских катакомб, но не об этом речь. Так вот, мы обошли четыре квартиры, зашли в последнюю по плану, то есть пятую. В ней было особенно тихо. И нас удивило и ужаснуло то, что в прихожей квартиры, прямо у входа в неё, виднелся длинный след крови, будто кого-то у двери убили, и потащили вглубь. Ну, мы насторожились и пошли дальше, готовясь к чему угодно. Я сказал Лёхе осмотреть гостиную и кухню, а сам пошёл в две другие комнаты. Не найдя ничего интересного, я позвал своего друга, вот только тот не отзывался. Я подумал, что может, случилось что-то, и в быстром темпе зашагал в сторону, где должен был осматриваться Лёха. Подойдя к дверному проёму, ведущему в кухню, я заметил друга, который стоял, готовясь стрелять. Я не понимал, почему он не стреляет, если видит что-то опасное. Но потом понял…
– Что вы увидели, Илья Александрович?
– Перед Лёхой стояло что-то очень похожее на человека. Стояло к нему спиной, но услышав, видимо, мои шаги, повернулось к нам лицом. И тогда сердце моё в пятки ушло. Существо, ростом выше двух метров, тощее, с выпирающими костями и выпученными глазами пялилось на нас, не проявляя никакой агрессии. У него было человеческое лицо, только сильно вытянутое. И всё это было не так страшно, как то, что он заговорил с нами хриплым голосом.
– Что он сказал?
– Он попросил нас уйти. Потому что здесь его дом. Его, и его сородичей. Он был там не один. Их жило пятеро в той квартире. В каждой квартире как минимум по три особи, как он сказал нам. Мы ушли. И ничего не рассказали. Такое не передать словами.
Разговор Михаила и Ильи Александровича был прерван тремя вышедшими из «кабинета» начальника «станции» людьми. У каждого из них была на плече нашивка с кругом странной формы, внутри которого царила надпись «МИР».Последний, кто вышел, пожал на прощание руку Петру Васильевичу и, улыбаясь, двинулся со своими двумя бойцами (а бойцами Миша обозначил их по автоматам за спинами) к переходу на «Оптовую», находившуюся совсем недалеко от «Римской», куда и хотел отправиться Михаил. Проход в «кабинет» начальника стал наконец свободен и Миша, получив разрешение от Ильи Александровича, вошёл в помещение. Внутри царила порядочность, уютность и простор, доступный совсем немногим людям на «Портовой». Но Пётр Васильевич являлся самым влиятельным, уважаемым и харизматичным человеком на «станции». В его возрасте многие люди уже отходят на второй план среди других обитателей «станций», а он не скрывал свою решимость и энергию. Это и помогло ему взойти на пост начальника «станции».
– Здравствуйте, Пётр Васильевич.
– Приветствую, Миш. По какому вопросу пришёл?
– Я хотел бы узнать побольше о ситуации на «станциях», принадлежащих содружеству «Гладио». В частности, о «станции» «Римская».
– Я так понимаю, ты нас в скором времени покинуть хочешь? Да ты не улыбайся, будто виноват, я же тебя отговаривать не собираюсь, – Пётр Васильевич улыбнулся и по-дружески хлопнул Мишу по плечу, – ситуация следующая: переход свободен и безопасен, трудностей у тебя возникнуть не должно, только если сам что-нибудь натворишь нелепого. Но на самой «Римской» сейчас неспокойно. Подземные мутанты роют себе ходы, обходя «Нижнюю усадьбу», так что сейчас там введено военное положение.
– Какие меры принимают к новым лицам на «станции» при этом военном положении?
– Да практически никаких, там ведь не диверсанты орудуют, а мутанты. К людям нет претензий. Разве что новеньких прогоняют быстрее через «Римскую» к «Оптовой» или «Гладиаторской».
– Хорошо, я понял. Через три дня я выдвигаюсь к «Римской», а там будь что будет.
– Удачи, Миш. Надеюсь, у тебя всё получится.
– Я не верю в удачу, дядя Петь, – ответил с серьёзным лицом Миша перед тем, как выйти из «кабинета».
Он получил разрешение от самого начальника «станции». Его влекло желание путешествовать по подземному миру, приютившему людей. Он хотел встретиться с людьми, ежедневно рискующими своими жизнями ради общего блага оставшегося человечества. Мало того, он мечтал стать одним из «Гладиаторов». Но что-то мешало ему уйти отсюда. Чувство, которое сложно объяснить… Чувство вины перед жителями «станции»? Нет. Тоска по брату? Тоже нет. Что-то желало оставить Мишу здесь, на «Портовой», какое-то мимолётное чувство, промелькнувшее и оставившее след после себя… Долго копаясь в своих ощущениях, не переставая идти к своему дому, Миша наконец понял, что это было. Чувство тревоги. Ведь Пётр Васильевич упомянул в своём рассказе мутантов, живущих под землёй. И всё бы ничего, если бы Миша не знал о местонахождении ближайшего подземного бункера, в который однажды пытались проникнуть люди с «Портовой». Рассказ одного из тех сталкеров, что отправился искать пропавшую группу, поразил Мишу тогда.
