То, что собакам нельзя заходить в православные храмы, известно. Если такое случится, храм придется заново освещать. Это правило никак не влияло на мое отношение к этим замечательным животинкам. Многие из них, даже самые неказистые, в тысячу раз лучше многих, кто ходит в те самые храмы, куда им хода нет. Но правило есть правило и не мне его менять.
Однако, не знаю почему, у меня есть уверенность, что многие разделяют мои чувства и мнение по этому вопросу - дискриминация собак несправедлива, ведь это друг человека с древнейших времен, часто единственное живое существо, которое помогает выжить в паутине одиночества. О котах и других животных речь не идет. Не потому, что к ним это не относится, а потому, что по отношению к ним нет таких запретов.
На эту тему расскажу историю, свидетелем которой была сама.
Мы с родителями прихожане храма Святой Живоначальной Троицы. Район не назову. Это не важно для сути рассказа, а вот некоторым участникам событий воспоминания могут показаться даже неприятными, с упреком в свой адрес. Не буду скрывать, так и есть. Но все по-порядку.
Храм долгое время стоял в руинах, огороженный деревянным забором, через дыры в котором дети, бомжи и хулиганье забиралось на территорию, залезали на колокольню и оттуда обозревали окрестности. Храм стоит на холме, все видно на несколько километров. В основном народ вел себя прилично. Но не все. Другим было не до созерцательных моментов, а вот нагадить в алтарной зоне - самое то, заодно стены измалевать нецензурными словами.
Кто-то нажаловался и возле развалин поставили старый газетный ларек, в котором поселился сторож с собакой. Вот с этого момента история, собственно и началась...
Как звали собаку, не знаю. Мы ее видели, когда прогуливались мимо храма по тропе, которая вела к роднику. Представьте, в Москве не так давно еще были живые родники! Родник бил из-под холма, на котором располагался храм. Собака облаивала всех проходящих. По слухам на территорию лазить перестали. Надписи замазали, дыры в заборе заколотили. Пес исправно нес службу и вскоре мы уже настолько к нему привыкли, что даже стали с ним здороваться, когда замечали его морду, торчащую из-под забора. Пес, видимо, нас узнавал по запаху и лаял в ответ, но не сердито:
-Гав-Гав.
а так..
-Лай-лай, о, лай-лай..... - и получалось у него это дурашливо, легкомысленно и очень мило.
Пес всем нравился. Народ стал его подкармливать, пока однажды на заборе со стороны тропы не появилась бумажка, пришпиленная кнопками с текстом от руки:
"Народ, не кормите собаку. Он молодой и вполне способен заработать себе на еду сам. Не превращайте его в попрошайку своими взятками". И подпись: "Сторож".
Длилось это года три. Потом в газете появилось объявление, что храм начинают восстанавливать и к Пасхе собираются провести первую службу. Мы обрадовались. Наконец-то храм заживет новой жизнью и мы, жители этого района, тоже.
Пока велись восстановительные и реставрационные работы, а территория оставалась загороженной, пес продолжал охранять и стройку и имущество строителей.
Наконец храм частично восстановили, и он был готов принять первых прихожан на первую службу под своими обновленными сводами.
Народу пришло немало, но и не так, чтобы очень много. Многие еще не знали, что храм открыт. Тот страшный забор вокруг храма снесли, поставили простую сетку-рабицу, траву покосили, мусор убрали. Никаких цветников еще не было, не успели.
Все украшение прихрамовой территории составляли две березы. Они росли на взгорке метрах в двадцати. Это был даже не взгорок, а покатый со всех сторон холм с деревьями по центру. Откуда он взялся. не известно. Но смотрелся живописно. Так и вспоминались строки про "чету белеющих берез".
Но самое замечательное в этом холме и березах был тот самый храмовый, как мы его стали называть, пес, который сидел под ними как на троне и смотрел на людей, принюхиваясь и зевая. Потом начиналась служба. Что делал пес, не знаю, наверное дремал. Но, когда к концу службы колокола издавали свои переливистые трели, пёс начинал петь. Сначала тихо, будто подскуливая. Потом громче, пока его восторг не сливался в один протяжный вой с подвываниями.
-Оууууу, оу-оу-оуу........, оу, оу, оу, оу.......!
Люди в храме в этот момент уже подходили ко кресту, готовясь к выходу, слышали эту песнь и улыбались. Все улыбались! Не видела ни одно хмурое лицо. Песня пса у всех отзывалась в душе самым наиприятнейшим образом и никого не напрягала. Кроме настоятеля.
Он становился мрачным, сразу куда-то уходил, потом появлялся какой-то мужик и прогонял пса метелкой. Люди как раз шли мимо и видели эту сцену. Улыбки сразу пропадали... но настоятель тут начальник, ему виднее, какой должен быть порядок...Было ужасно неприятно видеть, как в собаку тыкали метлой. Пёс не огрызался. Вставал с достоинством и трусцой удалялся туда, где стояла его будка. Что интересно, с такой нетерпимостью ко всеобщему любимцу относился только настоятель. Когда служили другие священники, а настоятель отсутствовал по делам, собака пела и ее никто не гнал. Наоборот, молодым батюшкам это пение неудобства не доставляло, а, похоже, что и нравилось. Мы видели, как один из них гладил пса, и тот подставлял под его руку голову, будто требовал "еще, еще..".
Однажды случилось такое. Служба в основной своей части завершилась Настоятель выступал с проповедью. В какой-то момент начался колокольный перезвон, обозначая формальное окончание службы, и как обычно снаружи донеслось пение собаки. Настоятель прервал проповедь и с раздражением проговорил:
- Безобразие. Уберите наконец эту собаку.
Стоявший возле дверей один из его помощников, ринулся из храма исполнять. И тут в тишине храма раздался женский голос:
- Всякое дыхание да славит Господа.. разве не так..?
Настоятель стал всматриваться в лица, чтобы увидеть, кто высказал такое мнение. Но все стояли с непроницаемыми выражениями. Взгляд настоятеля встретился с моим.
-Это вы спросили?
-Нет.
И тут я почувствовала себя то ли трусом, то ли предателем собаки или и тем и тем вместе и продолжила:
-...но думаю также.
Настоятель метнул в меня взглядом снова. Возникла неловкая пауза. Пёс замолчал, видимо мужик с метлой сделал свое дело. Народ потянулся к выходу. Настоятель ушел в алтарь...
Прошла неделя или две, не помню. Некоторое время попасть в храм не удавалось. А когда мы наконец пришли, пса под березами не было. Спросили у женщины за свечным ящиком, не знает ли она, где пёс.
-Не знаю. Тут где-то бегает...
Но пёс так и не появился.
А потом исчезли и березы.
Сначала засохла одна. Некоторое время стояла, как символ вечной поздней осени, корягой без листьев, потом ее спилили. Вторая береза во время очередного сильного ветра, какие в Москве случаются, рухнула, корнями наружу, разворотив половину холма. Попилили и ее. От холма ничего не осталось.
С тех пор прошло немало времени, а боль в душе за собаку не ушла. Надо прощать, отпускать.., а вот не получается. Одна мысль как малюсенький пластырь, что настоятеля из храма через несколько лет убрали - командировали в другой район и не Москвы, а Подмосковья. Не знаю, как другие, но ни секунды о нем не пожалела. А вот о собаке - всегда.
И каждый раз, идя по дорожке к храму, снова "вижу" березы и собаку под ними и после службы "слышу" ее задушевное пение.