Эту бабушку я увидела лет десять назад. Она была маленькая, совсем худенькая. Про таких говорят – в чем только душа держится.
На вид ей было около восьмидесяти. Бабуля медленно шла мне навстречу вдоль нашего многоэтажного дома, опираясь на свой посох и тихонько что-то напевала.
С тех самых пор я часто её встречала, гуляющую во дворе. Оказывается, старушка живёт в нашем доме, куда переселилась недавно. И теперь - зимой и летом бабуля всегда шагает своим проверенным маршрутом - вокруг дома.
У нашего подъезда на лавочке постоянно собираются одинокие пожилые соседки. Они делятся своими нехитрыми новостями. Обсуждают сериалы, идущие по телевизору. Часто говорят о своих болезнях, о народных рецептах.
Пенсионерки звали друг друга по отчеству. Михайловна была самого почтенного возраста. Ей перевалило за восемьдесят.
Жизнь у Михайловны сложилась не сахар, как она сама частенько говорила. Может быть, поэтому на вид она была совсем древняя, ветхая. Лицо её, покрытое старческими пигментными пятнами, будто мохом подёрнулось.
Михайловна в свою однокомнатную квартиру пускала квартирантов, чтобы помочь внучке. А та только и показывала глаза затем, чтобы забрать плату за квартиру. Однажды даже yдapилa старушку за то, что та дала ей меньше денег, чем всегда.
Кроме Михайловны была ещё Игнатьевна и Афанасьевна. И только одну свою подругу Августу женщины звали ласково по имени – Гутя.
Увидев гуляющую бабулю, Михайловна воскликнула:
- Апполинария, иди, посиди с нами. Отдохни уже, сколько можно бороздить землю.
Так я узнала, какое у нашей новой соседки необычайно редкое имя. Соседки дружно, наперебой, поддержали Михайловну:
- Присаживайся с нами. Всё ходишь, ходишь. Небось – устала.
- Нет, девоньки, насижусь я дома, да и належусь ещё - сами знаете где, - улыбнулась бабуля в ответ. – Ходить надо. Движение - это жизнь. И пошла дальше.
- Вот ведь неугомонная, - посмотрела ей вслед Гутя. – И чего бы ей не посидеть здесь с нами на лавочке.
Гутя - очень милая, приветливая женщина. Как-то она поделилась со мной своей болью.
- Жаль, что у меня нет дочки, - призналась с горечью Гутя. – Дочка – она ближе к матери, а у меня вот только сын. Совсем редко приходит ко мне. И редко звонит. Не с кем порой словом перекинуться. Я понимаю, у него свои заботы. Внуки тоже почти не заходят… За компьютерами сидят. Живу одна, как кукушка. Хорошо, хоть с соседками можно поговорить. Да телевизор посмотреть.
Глаза у Гути повлажнели. Она полезла в карман и достала платочек. Слёзы потекли у неё по щекам, но она не вытирала их.
- Вот и глayкoмy у меня обнаружили, oпepaция нужна, а я боюсь, - проговорила она сквозь слезы. – Вдруг ocлeпнy. Что тогда мне делать? А была бы дочка, она бы помогла, поддержала…
Так катились дни, складываясь в недели, месяцы, годы. Апполинария по-прежнему гуляла, напевая что-то себе под нос.
Её как будто и годы не брали. Всё также, неизменно опираясь на свой посох, прогуливалась она вокруг своего дома.
Бабушки в теплые дни выходили на свою лавочку и обменивались новостями. Обделенные вниманием и любовью своих родных, они поддерживали друг друга. Это давало им силы жить дальше. Потом как-то незаметно они ушли, истаяли с земли.
Сначала слегла и больше не поднялась Михайловна. Подруги ходили её навещать, приносили гостинцы.
Однажды Игнатьевна пришла навестить её, но Михайловна уже не улыбнулась ей своей детской улыбкой.
Потом одна за другой ушли Игнатьевна и Афанасьевна.
А вскоре и из квартиры Гути стала доноситься громкая музыка. Это её сын после cмepти матери сдал квартиру студентам.
И только Апполинария по-прежнему совершала свой моцион. Ведь движение - это жизнь...
Всем - добра и удачи!!