1
Вечером пошел дождь. Даже не дождь, а ливень обрушился на город из нагнанных внезапным свирепым ветром туч. Улицы, и без того малолюдные в такое время, полностью вымерли. И хотя это было ей только на руку, но картина замершей на время непогоды жизни угнетала и рождала тяжелые предчувствия.
Пока Вероника бежала от подъезда к машине, она успела достаточно сильно промокнуть. Влетела на заднее сидение, бросив рядом с собой сумку. В такую погоду не до возни с багажником. Да и сумка совсем небольшая, спортивная через плечо. Она взяла с собой минимум вещей: в основном документы и одежда на первое время. Немного денег и украшений. Вот и все. Когда сжигаешь за собой мосты, большие чемоданы неуместны.
К тому же Герман дал ей четкие указания сразу садится на заднее сидение. Просьба была немного странной, но Вероника решила, что он хочет, чтобы соседи подумали, что за ней приехало такси. Никто ведь не ожидал, что непогода сведет возможность соседского любопытства на нет. А в их маленьком городке взаимный шпионаж одно из немногих доступных и потому любимых развлечений.
Машина тут же двинулась, врезаясь в льющие с небес потоки воды, напоминая больше подводную лодку. Вся прошлая жизнь осталась позади. Вероника в панике подумала, что именно сейчас наступил тот миг, который отрезает последние пути к отступлению. Но эта окончательность не принесла ни легкости, ни решимости. На сердце было тяжело, и все ее существо немело в холодных клешнях страха.
Герман вел машину, он не обернулся к ней, ничего не сказал. Это было так обидно и даже пугающе. Именно сейчас его поддержка и участие было нужно ей как никогда.
- Мы уже почти выехали из города, - подал он все же голос через несколько минут езды. - Я думаю не останавливаться всю ночь. Я понимаю, что ты сейчас сильно переживаешь, но я бы посоветовал тебе все же поспать. Усталость может только усилить страх и вину.
Он говорил ласково, но голос звучал ровно, отстранено, будто все происходящее было только ее проблемой, будто он просто сочувствовал ей со стороны, не находился сам в эпицентре происходящего, не имел в нем никакой личной заинтересованности. Вероника представляла себе все совершенно иначе. Но попыталась успокоить себя тем, что задача Германа сейчас — увезти их как можно дальше в течении первых нескольких часов, что он должен быть сосредоточен и не может позволить себе отвлечься на эмоции.
И хотя она четко понимала, что заснуть ей сейчас точно не удастся, Вероника все же послушно откинулась на сидении и прикрыла глаза. И перед ее мысленным взором побежали сумбурным хороводом безумные события последних нескольких дней.
2
Вероника жила с маленьком полусонном городке, невзрачном, будто выпавшем из бурного течения жизни в вечный омут забвения, пыльного, душного, вязкого. Те, кто не пытался сбежать из него, казалось неплохо приспособились к неторопливой простой жизни, нашли в ней даже свой особый вкус. Но приспособление давалось большой ценой, и вкус тот был горек.
Вероника — красивая девушка, однако всегда была пассивна и молчалива. Она быстро вышла за муж за активного и решительного мужчину, который вскоре дослужился до высокого по местным меркам звания в полиции. И жизнь ее потекла благополучно и бесцветно. С годами красота Вероники только усилилась: тонкий как на камее профиль, слегка смуглая кожа, густые темные волосы. Ее пассивность и молчаливость все больше походили на загадочность и томность. А в чуть влажных миндалевидных глазах бушевали шторма, свойственные душе, никогда не ведавшей внешних ветров.
Она работала в городской библиотеке, одном из немногих жалких оплотов культуры в их убогом городишке. Вероника находила утешение в маленьком коллективе: начитанной старушке и приятном молодом человеке, невзрачном и неуверенном в себе настолько, что их дружба не вызывала ни капли ревности в преисполненном чувства собственности супруги Вероники. Единственной формой самовыражения для женщины в ее положении могло быть, пожалуй, только материнство. Но Вероника не спешила и здесь, погруженная в причудливые дебри своего внутреннего мира. О глубине того мира мы судить не можем, потому что ни одним своим краем он не соприкасался с реальностью, оставаясь тайной за семью печатями.
Так и текла ее жизнь в сонном оцепенении, пока в город год назад не приехал Герман. Приехал к больной тетке, которую он много лет не видел. Да и со своей младшей сестрой, матерью Германа, Раиса Семеновна, одинокая властная учительница, отношения поддерживала едва. Но старость часто сближает родню, не испытывающую родственные чувства в более молодые годы. И когда Раиса Семеновна тяжело заболела, мать Германа настояла, чтобы сын поехал к ней. Поездка оказалась невеселой — к приезду Германа Раиса Семеновна уже оказалась в больнице, и шанса на выздоровление не было. Она угасла за несколько дней, по факту получилось, что племянник ехал на похороны.
Во время этого короткого и безрадостного визита между ним и прекрасной библиотекарьшей и вспыхнул страстный безумный роман, казавшийся еще более ярким и безрассудным от контраста с унылой сценой, на которой судьба определила разыграться драматическому действию.
Вероника тогда совсем потеряла голову, утратила осторожность. Поползли пересуды, муж закатил сцену ревности. А обезумевший Герман клялся в вечной любви и звал ухать вместе с ним в Москву. Но вдруг исчез внезапно и без прощания, оставив Веронику в недоумении и с разбитым сердцем. Волна сплетен, к ее удивлению, молниеносно затихла, затхлый город поглотил не гармонировавшее с ним бурное событие, как бездонный колодец, без малейшего шума.
На том бы эта история и должна была закончится, оставив привычное течение жизни как было. Но несколько дней назад Герман возник вновь.
Он встретил ее вечером у библиотеки, когда она в обычной задумчивости брела с работы.
- Вероника, - окликнул он ее.
Женщина вздрогнула и обернулась. Сердце учащенно забилось, пытаясь воскресить забытое за год безумие. Но железной стеной стал страх, оставшийся после прошлогодних пересудов и сплетен. И обида — горькая, жестокая, обида на то, что не казалось не может и не должно быть прощено.
- Зачем ты приехал? - спросила она гневно. И в тот момент ей казалось, что этот гнев ее надежный защитник и союзник.
- Я приехал, чтобы забрать тебя.
И вот, спустя два дня, она едет дождливой ночью с малознакомым мужчиной в полную неизвестность, где ей не на что рассчитывать и надеяться. Как же так произошло?
3
Вскоре Вероника устала изображать попытку заснуть и открыла глаза. Дождь прекратился, но дорогу заволокло густым туманом, свет фар разрывал его плотную завесу, но она тут же снова смыкалась за машиной. Понять, что твориться вокруг было невозможно.
- Ты скоро будешь заправляться?
- Нет, у меня полный бак.
- Давай все-таки заедем на заправку, мне надо в туалет.
- Тут заправок не будет долго, - голос Германа прозвучал как-то глухо. - Если хочешь, я просто становлю машину. Дождь уже кончился.
Вероника спрыгнула на мокрую траву. В двух шагах от машины уже почти ничего не было видно, но вбитая глухой провинциальной моралью глупая стыдливость заставила женщину отойти подальше, она остановилась только тогда, когда из белой пелены выступили стволы деревьев. Было очень холодно, казалось что сейчас не лето, а поздняя осень, видимо дождь принес с собой перемену погоды. Веронику слегка знобило, ей вообще было не по себе. Вдруг прямо напротив себя она увидела два ярко горящих глаза, разбивающие туман, как миниатюрные прожектора. Беспокойство сменилось паникой. Вероника издала короткий глухой звук, тело не слушалось ее, ладони вспотели. Страшные глаза не двигались, со стороны леса не доносилось ни звука. Словно существо в тумане что-то выжидало. Прошло еще несколько томительных мгновений. Два огонька дрогнули и Вероника явственно различила темную тень, двинувшуюся в ее сторону. Холодные оковы рухнули с тела, она подскочила и опрометью бросилась к машине.
- Что случилось? - спросил Герман, как ей показалось строго, а совсем не участливо, когда Вероника стрелой залетела на заднее сидение и со стуком захлопнула за собой дверцу машины.
- Там волк. Едем скорее.
- Волк? - Герман равнодушно пожал плечами, но с места все таки сдвинулся.
- Я видела два горящих глаза в тумане. И тень.
- Это наверно была собака. Или лиса.
- Нет, тень была огромная.
- Ну, значит большая собака. Большая и добродушная. Зря ты испугалась.
Вероника промолчала. Ей существо в тумане тоже не показалось волком. Тень, двинувшаяся к ней была огромной. Это был какой-то дьявол, мрачное чудовище, прятавшееся в ночном лесу. Но об этом она не сказала.
Она не сказала, потому что страх вдруг стал нашептывать ей совсем другие опасения, не те что мучили ее до того. Почему у них на дороге нет ни одной заправки? Если это дорога в сторону Москвы, там должны быть и заправки и кафе, Герман не может об этом не знать. Куда он ее везет? Она уехала внезапно, никому не сказав. На столе осталась записка для мужа, который сегодня вечером гуляет в ресторане с друзьями. Записка говорила: извини, я ушла к другому, не ищи меня. Ее даже искать никто не будет в этом тумане, в этой тьме, в страшном лесу, где бродят без опаски громадные волки. Как она может быть уверена, что ее романтический любовник тот, за кого себя выдает — столичный музыкант Герман Стафович, приехавший в их город на похороны тетки. Почему она так безрассудно бросилась за ним в неизвестность, хотя твердо была уверена, что больше и говорить с ним никогда не будет.
4
На следующий день Герман снова пришел к библиотеке под вечер. На этот раз в руках он держал скрипку. Недалеко от входа стояла странная скульптура, бородатый человек с собакой у ног. Ее поставили городские власти год назад, почти сразу после исчезновения Германа. Кто этот неизвестный бородатый тип, было неведомо. Сопоставляя бороду, собаку и близость библиотеки, все решили наконец, что это Герасим, под этим именем он и вошел в скудный городской фольклор. Герман остановился напротив Герасима, какое-то время внимательно смотрел ему прямо в лицо, а потом поднял скрипку и … заиграл.
Глубокой тоской разлилась над городом прекрасная музыка. Герман играл Глюка, мелодию из оперы «Орфей и Эвридика». Сотрудники побросали свои дела и высунулись в окна. Одинокие прохожие остановились и раскрыли рты. Таинственно и пугающе выглядел одинокий скрипач на полупустой улице, с самозабвением играющий нелепой статуе. Словно творил небывалое, дивное, древнее заклинание. Первые смешки вокруг вдруг затихли и растаяли в опустившейся на слушателей благоговейной тишине. Было во всем этом что-то от запредельной колдовской силы, которая пришла заявить свои вечные, священные права. И когда последние душераздирающие звуки затихли, Вероника уже знала, что ее судьба решена.
5
Машина остановилась.
- Мы доехали до реки, - ответил Герман на невысказанный вопрос спутницы. - Будем ждать паром.
У Вероники внутри все оборвалось.
- Какой паром? На этой дороге нет никакого парома, - она уже не могла молчать, тревога достигла решающей стадии. - Куда ты меня везешь?
- В Москву, - ответил Герман, в его голосе послышалась сильные усталость и горечь. - Ты не доверяешь мне?
- Как я могу доверять тебе, ты даже не взглянул на меня ни разу за всю дорогу, как-будто скрываешь что-то. А год назад ты исчез без предупреждения, бросил меня, даже не подумав, каково мне будет.
Герман не обернулся и на этот раз.
- Ты считаешь, что я бросил тебя?
Вероника, несмотря на страх, почти что захлебнулась возмущением.
- А как еще это назвать?
- На самом деле, я не бросал тебя. Ты просто не все помнишь.
- Я все помню прекрасно, - у Вероники выступили слезы.
- Расскажи мне, как прошел тот день, когда ты видела меня в последний раз?
- Зачем? Ты разве сам не помнишь?
- Воспоминания людей об одном и том же могут очень отличаться. Расскажи. Хотя бы потому, что мне приятно будет об этом послушать.
Просьба была нелепая. Но Вероника согласилась.
- Ты в тот день пришел ко мне в библиотеку, чтобы вернуть книгу, которую ты брал. Это были пьесы Теннеси Уильямса. А потом ты проводил меня до дома.
- О чем мы говорили?
- Кажется, о фильмах Жана Кокто. Я была очарована тем, что ты можешь говорить о таких вещах. Ни с кем в моем окружении никогда не было так интересно.
- А потом?
- Потом ты просил меня уехать с тобой. И мы договорились встретится завтра.
- А что было потом?
- Назавтра ты не пришел.
- Нет, что было еще в этот же день?
- Я вернулась домой, и мой муж устроил мне отвратительную сцену ревности. Он кричал и угрожал. Он всегда был грубым и жестким, я знала об этом. Но со мной он всегда вел себя ласково. А теперь, словно передо мной был другой человек, не тот, с кем я жила все эти годы.
Голос Вероники дрожал. Она почти забыла об этом кошмарном разговоре, довольная тем, что история с ее коротким романом с такой легкостью канула в небытие. Но теперь она стала вспоминать отвратительные подробности, гадкие грубые слова, которые кидал ей муж, его перекошенное лицо, табельный пистолет, который он выхватил в конце.
- Представляешь, он угрожал убить меня, - волнуясь продолжала она уже без побуждений со стороны, - размахивал оружием, был не в себе. А я стояла, не в силах вымолвить и слово, было так страшно и в то же время гадко. И казалось, что это дурной сон, но он никогда не кончится. А потом прозвучал выстрел и …
Она замолчала в ужасе. Как она могла об этом забыть? Хлопок выстрела и резкая боль, а потом… Что было потом?
Молчал и Герман. Он все так же сидел спиной к ней. Тишина была долгой и гнетущей.
- Я умерла? - спросила Вероника наконец.
- Да, - ответ прозвучал кратким приговором, без пояснений и утешений.
- И куда мы едем?
- Обратно, в мир живых.
- Но разве так можно?
- Иногда можно. Во все века были ключи, которые могли распахнуть двери подземного царства.
- Какие ключи?
- Любовь. Любовь и музыка.
Паром мягко стукнулся о берег. Сумрачная фигура в рубке приветственно вскинула руку, будто выражая свое уважение героям повторяющейся из века в век истории. Машина на минимальной скорости въехала на платформу.
Черные холодные воды Реки глухо бились о борт парома.