Наверно если бы я мог озвучить свою жизнь — то это была та мелодия из фильма Вонга Карвая «любовное настроение», загадочное и целомудренное.
Конечно, да. Расставание с первой любовью.
Тогда курить начал втихаря в туалете, и всё остальное.
В общем, взрослел, как все подростки в моё время.
Помню, тогда отрастил волосы до плеч на радость окрестным бабушкам и моей тоже, когда она отрывала из «хаера» клок за клоком.
Она была бабушкой с жестким характером, выкованным в военное время, словно из песни «Моя бабушка курит трубку».
И моя гордая грива начинающего «хеви металлиста» редела и лысела не по дням, а по часам, и я начал смазывать её на ночь снадобьями, они стояли в баночках возле бабушкиной кровати и холодильника.
Воровал эти мази напропалую, и мазал прическу, чтобы она дыбом стояла, что даже черти пугались.
Вскоре обман раскрылся — бабушка готовила из трав настойки и мази, по её словам этим мази были наоборот от роста волос.
Вот я орал на весь дом.
Не знаю, но волосы с тех пор нормально росли.
Правда, сейчас седые больше растут.
При чем тут это? Так, вспомнилось.
Прошлого можно коснуться в памяти.
Наверное, если оно позволит.
А в другой реальности, — как там живётся?
Надо пробовать на язык, как случается в детстве.
Брежневская пятиэтажка, возле подъезда обязательная скамейка из окрашенных досок основательно привинченных к железным бокам.
Рядом врос в асфальт железный дугообразный поручень, чтобы держась за него счищать грязь с обуви, перед заходом в дом.
Раньше ведь асфальт редко где был уложен по улицам.
Глина, земля, особенно в дождь, и только сапоги резиновые выручают, или выручали...
Не знаю, как будет правильнее выразиться, по отношению к реальностям.
Давнишний человек тот, у кого больше прошлого, чем будущего.
Воспоминания, ощущения от прожитого, шрамы, ранения, болезни,— это из прошлого.
И чем больше их, тем меньше остаётся будущего.
Валяйте воспоминания, что уж теперь.
Вообщем, сколько мне было тогда лет пять не больше, дворовые мальчишки постарше подначили лизнуть языком этот поручень.
Зима, мороз под двадцать, я чуть прикоснулся к ледяному железу и язык примёрз. Намертво.
Сначала было не больно и немного боязно, что навсегда приморозился к поручню.
Я не ревел, ведь рядом уставясь на меня внимательно, стояли пацаны и девочки из нашего двора.
Ведь они говорили: ничего страшного, слизни иней с железа, он будет очень сладкий, как шоколадная конфета.
Я им поверил, и не знал, что делать.
Теперь даже позвать на помощь бабушку не мог, чуть дернёшься и больно языку.
Не помню, сколько я там скрючившись простоял минуту, а может целую вечность отмерянную тогда для меня.
Стужа стала щипать щёки, а холод колоть ноги в дешёвой обуви, не предназначенной для морозов.
Решившись на неизбежное, будь что будет — сдохну так сдохну, дернулся из всех силёнок, оставляя на поручне кусочек кожи с языка. Тут же рванул домой. В родной подъезд.
Там, внутри безопасности, дал вволю чувствам.
Ныл от души, и в голос ревел как обиженный телёнок на весь белый свет, на этих плохих мальчишек, которые обманывают почем зря. Мудрая бабушка потом сказала с грустью, это первый урок, терпи, дальше будет больше, больнее и страшнее.
Хотя так и не научился тогда, ездить на велике без рук.
Теперь я стал понимать стариков и бабушек, сидящих в одиночестве на лавочках возле подъездов жилых домов.
Раньше думал: для чего они недвижно сидят, стонут, охают, для чего? Теперь стало понятно.
Называйте как хотите: дзен, нирвана, старческая мудрость, опыт жизни, случай, — что ты ещё живой и коптишь небо вздохами и это также приятно, созерцание жизни, сродни счастливой эйфории.
Только куда девается вековая мудрость; она уходит в пыль, растворяется в песках, закапывается в небытиё?
Тогда зачем, — всё повторяется сначала.
Десятилетним мальчуганом точно помнил, что ходил в детсад и в школу, учил уроки, зубрил алфавит, занимался «физрой» и прочим, а дальше не помню.
Видно знание удалили, или само стёрлось из памяти.
Ах, если бы можно, вернуть вспять
Хоть чуть… я бы простил всё бабушке.
Но время прошло, она умерла, и лежит уже там.
Вместе со всеми. То есть покойниками.
От слова покой, вечный покой.