В начале августа отмечает день рождения самобытный и очень значимый российский писатель — постмодернист, фантаст и антиутопист. А мы коротко рассказываем о его жизни и творчестве.
Владимир Георгиевич Сорокин родился в подмосковье. Причем кроме него в пгт Быково в свое время родились ещё советский режиссер Павел Чухрай и певец Николай Расторгуев. Родители были научными работниками и часто переезжали, из-за чего мальчик сменил в общей сложности три школы. Дедушка Володи был лесником и брал внука в лес на грибные и ягодные охоты, о чем тот сохранил теплые воспоминания.
Сорокин лишний раз подтверждает избитый тезис о том, что для карьеры в творческой профессии совсем не обязательно иметь доступ к топовому профильному образованию и развитому мегаполису за окнами.
Подростком Володя живо интересовался литературой, наукой и музыкой. Правда, с последней не сложилось из-за некстати сломанного пальца. Не посещал он и художественную школу, что позже помешало ему поступить в соответстующий вуз. При этом любовь к рисунку писатель пронес через всю жизнь (об этом далее).
Тяга к искусству у Сорокина проснулась в детстве и была спровоцирована... черепно-мозговой травмой.
«Творчество началось с некой вспышки, которая произошла, когда я сорвался со стола. Лез по батарее на письменный стол и сорвался, повис на штырьке – он есть на старых батареях, сейчас такие уже не делают. Штырек вошел мне в затылок. К счастью, все обошлось, но после этого у меня начались видения, и я стал жить как бы в двух мирах».
В итоге литературный самородок закончил Институт нефтяной и газовой промышленности имени Губкина. По профессии он, таким образом, инженер-механик.
На вопрос о причинах столь необычного выбора, он отвечает просто:
«Было одно соображение – не попасть в армию. Абсолютно советская причина».
Впрочем, по своему профилю Сорокин не проработал ни дня. Сразу же после окончания вуза он отправился трудиться штатным иллюстратором в крупный молодежный журнал «Смена».
Там он пробыл около года, пока не случился курьез: молодой человек оказался вступить в комсомол, поскольку в нем уже состоял. И его, даже не поинтересовавшись причинами отказа, уволили.
Возможно, именно эта нелепая история и заложила основы ироничного отношения автора к социалистической действительности.
Сорокин ко всему прочему является неплохим художником-графиком. Его руками оформлено уже примерно пять десятков книг (как собственных, так и чужих).
Выставки сорокинской графики уже проходили в Москве, Берлине, Венеции и Таллине.
В культурном андеграунде 80-х за автором закрепилась слава литературного матерщинника. Сегодня этим уже никого не удивишь, но в те времена готовность использовать в художественных целях всё богатство русского языка требовала, прямо скажем, неких задатков бунтаря.
При этом Сорокин принципиально демонстрировал, что богатствами языка цензурного он владеет гораздо выше среднего. Среди прочего его тексты выделяла точная стилизация под эпоху и обилие разного рода колоритных социальных типажей.
В 1983 году в Самиздате вышел его дебютный (и ставший культовым у диссидентов) роман «Норма» — жгучая сатира на быт и нравы позднего СССР.
Тогда же писатель передал на Запад (тогда это называлось «Тамиздат») несколько рассказов и роман «Очередь», который состоит из реплик стоящих за чем-то дефицитным советских граждан. Всё это опубликовали в небольшом русском эмигрантском журнале во Франции. Чуть позже в Чехии вышли расказы «Кисет» и «Землянка». Так Сорокин мало-помалу стал приобретать узнаваемость за рубежом.
Позже случились прорывы и на родине прозаика. Первый произошел в 1989 году, когда в советском журнале «Родник» издали несколько рассказов. Советская цензура тогда уже сходила на нет и крупные издания начали публиковать авторов, доселе неизвестных книгочеям самой читающей страны мира.
Подход писателя критики называют постмодернистским. Причина тому, видимо, в фирменной иронии, с которой Сорокин развенчивает разного рода кумиров. Это, кстати, объединяет его с Пелевиным, хотя в целом манеры у авторов несхожие.
Сам писатель свое творчество, кстати, не считает вообще как-либо связанным с действительностью нелитературной и уж тем более политической. Как он неоднократно давал понять в интервью, ему нравится обыгрывать образы, которые подбрасывает реальность. И игры эти, по его мнению, относятся исключительно к сфере словесности.
«После победы большевиков литература стала важным государственным делом. Именно Сталину принадлежит чудовищное высказывание о том, что «писатели — это инженеры человеческих душ». С этого момента литература окончательно была поставлена на место Бога.
Мои опыты вызвали ярость у критиков толстых журналов, которые, как жрецы умершего бога — Великой Русской Литературы, стали изо всех сил делать вид, что он жив. Виктор Пелевин в одном из интервью остроумно заметил: «Если Бог умер, то это был не Бог». Русская литература не умерла, но стала соразмерной себе, стала просто литературой. Я рад, что тоже приложил к этому руку»
Впрочем, с значением этой десакрализирующей миссии Сорокина согласны далеко не все. Поэтому книги писателя (в пору, когда он еще не закрепился в статусе живого классика) несколько раз оказывались в центре разного рода общественных скандалов.
Самый громкий был связан с романом «Голубое сало», где достаточно жёстоко выстебывались русские писатели-классики. Чего стоит одна порноновелла «В бане», блестяще стилизованная под язык Толстого (причём по сюжету написал её клон Льва Николаевича). Или вот ещё секта земле[любов], в образе которой Сорокин высмеял писателей-почвенников.
При всем этом Сорокин продолжает привлекать внимание читателя, ценящего ироничную, написанную хорошим языком контркультурную прозу. Однако помним: творчество его этим далеко не ограничивается. Надеемся, что так продолжится и далее.