Я хочу рассказать, каково это – быть родителями ребенка с особенностями.
Когда твой ребенок ведет себя замкнуто, не может контактировать с другими детьми, это сказывается на родителях. Годам к трем Никуси стало понятно, что у нее какие-то проблемы с видением реальности. Нет, схватывала все навыки на лету, ее можно было бы назвать гениальным ребенком, если бы не ее непонятное поведение. Она не могла контактировать с другими детьми. Не то, чтобы боялась, было такое ощущение, что они находятся в параллельных Вселенных. Зато она общалась с выдуманными персонажами, и даже не людьми.
Ребенок сильно не от мира сего.
Меня это пугало. Я действительно испытывала страх за дочку. Водила к специалистам. Говорили, что девочка замкнутая и с богатой фантазией, к школе перерастет. И спрашивали, а вы, мама, как дочку развиваете? Педиатр, невролог, психолог – все находили какие-то проблемы в том, как я развиваю дочь. Но не в самом поведении Ники. Что бы не происходило с ребенком, это ответственность матери, и на меня ее тщательно навешивали. Нет, это не у девочки какие-то проблемы с восприятием, это мама так ее развивает.
Я чувствовала, что все делаю неправильно, что не могу совладать со своим ребенком. Она у меня накормлена, одета, все, что нужно, для развития и роста есть, но я, как мать, делаю все не так и не могу понять своего ребенка. Это сильно давило на меня, тем более, по всем остальным параметрам дочь была здорова (физически).
Еще у меня было чувство неполноценности, что я плохая мать, раз не могу договориться с ребенком. Понять ее и удовлетворить ее требования. Я еще не знала, что Ника воспринимает мир иначе, и все ее странности поведения и капризы списывала на то, что как-то не так с ней взаимодействую. Еще и другие мамы подливали масла в огонь, говоря, что вы не понимаете друг друга, и даже то, что дочка меня боится, я что-то сильно не так делаю.
У меня пошатнулась самооценка, была огромная неуверенность в себе как в матери и как в женщине, и большая вина, что я чего-то не додаю своему единственному ребенку (а вокруг мамы и с двумя, и с тремя справлялись). У меня была длительная депрессия, которая усилилась, когда Никусе диагноз поставили.
А когда стало понятно, что у ребенка ментальные нарушения, опять же, многочисленные врачи стали искать мои просчеты в воспитании и даже содержании дочуры. И опять вина. Перед всеми и в первую очередь – перед Никой.
А папа?
Его раздражало, что его первенец, мало того, что девочка, так и странно себя ведет. Был зол, устраивал мне сцены, что я, как мать, что-то делаю не так. А потом все меньше уделял время Нике, и под конец вычеркнул ее из своей жизни. Папе проще – все, нет у меня такого ребенка и никогда не было. Он полностью открестился от своего участия в появлении на свет малышки с ментальностью, и даже когда спустя много лет появился на нашем горизонте, его интересовало, что уже взрослая Ника может ему дать. Даже дочкой ее не назвал. Его аргумент – он вкладывал в этого ребенка ресурсы, теперь она ему должна. Но не как дочь.
Ее папа постарался забыть, вычеркнуть бракованного ребенка из своей жизни. Кстати, как и второго.
А что сейчас?
Я прекрасно понимаю, что, сколько бы она не социализировалась, все равно будет другой. И у меня легкая грусть и чувство ответственности перед дочерью. Ведь из-за меня в принципе неизвестно, что с ней будет дальше.
РАС – это до сих пор неизученная особенность развития. И что таких людей ждет, не знает никто. Я выпустила этого ребенка в свет, а что с ней будет потом? Я не уверена в будущем, хотя надеюсь на лучшее. Но в нашем случае в принципе никаких планов строить невозможно.
Вот так мы и живем, с инвалидами.