Раба Божия, тинейнджера Димыча, в храм затащила мама. Тинейджер без буксира в храм не ходок, сами знаете.
В детстве Димыч регулярно бывал в этой старинной, маленькой церкви, расписанной зелёным и оранжевым по белому - в миленьком таком замоскворецком пряничном домике.
Мама носила, возила, водила. А он не возражал. Потому что тогда Димыч был частью мамы. И даже говорил о себе в третьем лице: Дима взял, Дима ест, Дима спать хочет.
С тех пор они переезжали несколько раз, а потом он стал подростком - интернет, соцсети, стримы, плей - стейшн - все дела. Теперь всем родительским попыткам взять его в храм, типа, за компанию с младшими близнецами, он бурно противился. Если честно - он тупо ревновал к ним счастливую новым материнством мать. А она все время принуждала его о них заботится. Укоряла. Потом просила: подержи то, принеси се. Одним словом, стал он не единственным обожаемым князьков их малой империи, а каким - то слугой. Миклухо - Маклай - принеси - подай. Мстил он за эту перемену как - то против воли своей безобразно, и сам удивлялся извержениям вредности, презорства и непокорства. Так как справится с собой он был абсолютно не в состоянии, то решил сделать эти эмоциональные всплески своей новой жизненной позицией. Так его тетка дрессировала своего эрделя. Поняв, что собака неуправляемая, тетка решила, что будет целесообразно давать собаке команды, которые она уже выполнила. Например, ляжет собака - тетка ей строгим голосом «Лежать!!», сядет- стало быть - «Сидеть!», лает - «Голос!!». Собака так ничему и не научилась, зато тетка не чувствовала себя такой беспомощной. Так что Дима просто принял себя задним числом, и фиг бы его кто куда вытащил, но тут - особый случай - маму позвали на крестины к старым друзьям - хорошим ребятам - это раз. При этом с близнецами решил остаться отец, чтобы дать маме отдохнуть - это два. То есть они поехали с мамой вдвоём, как бывало раньше.
Старый храм обескуражил Димыча, показав ему, каким он стал большим - он съёжил свою входную дверь, Димычу пришлось чуть пригнуть голову там, где раньше он вбегал свободно. Будто он, как Алиса в Стране Чудес, откусил от пирожока с надписью «Съешь меня!».
Слева от входа - лавочка, на которой он, маленьким, рисовал всякую всячину, поджидая маму. Туда он и двинулся по старой памяти, рефлекторно. Там, минуту помешкав, его начали узнавать старые друзья.
- А чего ты к нам не ходишь? - спросили они его.
- Не хожу. Я не верю ни в какого Бога, ни в то, что он сидит на небе. Я гностик.
- А сейчас тогда зачем пришёл?
- Да я с мамой просто, мы к Леше и Юле приехали на крестины.
Мама, которую обнимали и тормошили старые подруги, с беспокойством косилась на него.
- Да, - ощущая материно напряженное и ужасно приятное внимание, подтвердил Дима довольно громко, - Никакого Бога нет.
К концу подошла литургия, батюшка говорил проповедь о том, как правильно проводить пост, дети хватали сушки из корзинки, которую бабушки поставили на столик для записок.
- Хорошие мои - дрожащим голосом просила высокая старуха в чёрном берете - помяните раба Божия Петра - сорок дней ему сегодня... - Дима встретился с ней глазами, лицо ее было все мокрое от слез, подбородок прыгал.
Он сразу вспомнил эту старуху, она всегда работала здесь, в лавочке. Гоняла его, когда он бесился. Но как же страшно состарило её беспощадное время, как изменила скорбь об умершем муже!!
Не успев обдумать увиденное, сугубо на автопилоте, Димыч выпалил:
- Я здесь с мамой, сам я в это ни во что не верю! - взял слишком большую сгорсть сушек из корзинки и, смутившись, в бешенстве на себя за это смущение, и за ужасную неловкость положения, спешно отошёл.
На крестины он не пошёл. Дулся. Потом, со всей компанией сидел за столом в трапезной, ковырял вилкой в тарелке, злился на всеобщее умиление по поводу того, каким же большим он вырос. Идиотизм! Конечно вырос!! И зачем показывать каким он был, опуская руку вниз? И что в этом такого примечательного? Вот если бы не вырос, а уменьшился!!! Он маялся и не чаял, когда все это закончится, и тут до него донёсся рассказ отца - настоятеля о нем.
Отец Серафим, задыхаясь от смеха, вспоминал, как Димка, которого допустили алтарничать, со всеми с ними ждал приезда архиерея. Какой он был наутюженный и постриженный. Как ладно сидел на нем золотой новенький стихарик. А архиерей безбожно задерживался. Народ томился на улице. И вот Димыч решил немного скрасить ожидание - показать друзьям дракона. Повинуясь этой гениальной идее, он побежал в храм, пошарил по железным ящичкам возле подсвечников, достал два свечных огарка потолще. Подождал, чтоб никто не заметил его манипуляций, и запалил оба огарка от горящей свечки. Аккуратно вкрутил их себе в нос. Низко пригнув голову, он направился к выходу. В притворе на встречу ему попался не вовремя приехавший архиерей «со всей несытой архиерейской сволочью» - как охарактеризовал бы эту пышную процессию писатель Лесков. Димыч тупанул - ему бы надо было бечь назад. А он попытался пройти напролом. Сначала архиерей улыбнулся. Ему показалось, что малыш бежит под благословение. Он поднял руку, и, не дождавшись сложенных ладошек, просто остановил Димона за нагнутую голову и поднял его лицо себе на встречу. Некоторое время в он ступоре смотрел на горящие свечки в носу. Потом засмеялся. Потом очень сильно разозлился.
Всю службу архиерей критиковал всех и вся. Подбадривал - примиряюще резюмировал отец - настоятель в ответном слове по завершении службы.
Умирая со смеху, Димыч думал, что жизнь - штука сложная. Куда сложнее простой схемы про наказание за грехи и воздаяние за добро. Полно козлов в его школе, никакого воздаяния не получающих... Но эта сложность работает и в хорошую сторону.. Только пока он не до конца понял, как.
За трапезой они с мамой досидели до прощённой службы. С дежурной фразой про то, что все эти прощения - притворство и фигня, Дима лобызался с расчувствовавшимися бабушками. И от бесконечного «Прости меня, сынок!» против воли начинало саднить сердце и пощипывать глаза. До дома ехали уже без сил, по приезде просили прощения у папы и особенно - у близнецов.
Ну в конце - то концов, думал Димыч - чем эти дурачки - то виноваты? Вообще ничем!! Просто родились и живут..
Мама Димыча, уже собираясь заснуть вместе с близнецами, как сквозь дремоту услышала басовитый плач. Как ужаленная села на кровати. Да, это плакал Димыч. Она побежала в его комнату.
- Что с тобой? Сына, тебе плохо?
Димыч обнял маму. Подышал её волосами.
- Да не, мам, все норм. Просто я терпеть не могу эти ваши дурацкие Прощённые воскресенья, когда все такие жалкие, такие милые и хорошие... Как мне вас теперь ненавидеть?
Мама задумалась. Погладила Димыча по голове. Он с негодованием отстранился.
- Ничего страшного - примирительно сказала мама - сейчас начнётся Пост, все с голоду начнут вести себя как обычно...
- Как козлы - успокаиваясь добавил Димыч.
- Да, как козлы. И все будет по - старому. - Мама улыбнулась. Улыбнулся и Димыч, почти взрослый, почти успокоившийся, почти спящий..
2018