Алексею Яковлевичу МаркОву, моему прадедушке, посвящается.
..мне цыганка нагадала
две стекляшки коньяка;
как мы жили - как попало
так и ляжем кое - как...
(«Бит шатает голову» Хаски)
Когда река двинулась, разразившись несколькими оглушительными смешками, когда живым движением вздыбился лёд и заслезились на нем чёрной водой трещины, прадедушка сказал нам:
- С этими водами и я от вас и уйду.
Мы кивнули. Бабушка пошла в чулан за серебрянкой и кисточками. Ещё немного осядет снег, и мы пойдём подновить оградку на могиле прабабушки. Там, рядом с ней хочет лежать прадед. С первой своей женой. С Любочкой.
В деревне старики заранее готовились к своей кончине. Быть готовым к смерти было солидно и круто. Специальная одежда и обувь лежали в почетных ящичках шкафов или, по-старинному, в сундуках. Бабка Зина, обеспокоенная ростом цен, написала своим небольшое завещание с просьбой гроб не заказывать - дорого же!! Она велела сыновьям и невесткам самим сколотить ей гроб из досок, которые лежали в сарае и предназначались на забор. «Не бойтесь - писала бабушка - я их к себе примеряла, они не коротки и не длинны, а в самую пору!»
И у прадеда уж давно все было к смертному часу припасено и заказано.
Когда подсохла оградка, которую мы покрасили серебрянкой, прадед, поужинав с нами в последний раз и испив чаю, лёг спать и заснул навсегда.
Ранним утром бабушки отнесли его в баню и обмыли тёплой водой. Одели в приготовленную сорочку и пиджачную пару. На табуретках посреди избы был поставлен гроб, в него положена специальная подушечка с травой от Троицы. Дедушку положили в гроб, и отошли полюбоваться, как все складно и аккуратненько.
Сели в тишине на диван. Никто не плакал.
Скрипнула дверь в сенях - зашла Кузьминична. Бабушки встали и церемонно поздоровкались. Кузьминична встала возле прадедушки и провела рукой по краю гроба, легко коснулась белой обивки. Постояла, не дыша, настраиваясь. И начала аккуратно сцеживать в опустевшую хату бесстрастный, восполняющий невосполнимое, голос вселенной:
Вот ушёл ты от нас, Ленечка,
Навсегда ушёл, далеко - далеко,
Не проставишь в тот край
Столбы вдоль дороженьки!
Не протянешь провода по тем столбам!
Не пошлёшь туда письмо -весточку!
Не пошлёшь туда телеграммочку..
По бабушкиным щекам побежали жемчужной цепочкой слезы. Пришёл их младший брат с женой, сыном и невесткой. За ними их друзья и соседи с той стороны. Потом старший сын с женой и двумя сыновьями и их жёнами. Народу становилось все больше, некоторые выходили на воздух, покурить, потом возвращались. Вскоре в сенях и в комнате стало полно народу.
Голос плакальщицы каждого вошедшего одаривал поминальным словом и философской трактовкой всего зде, в доме, в деревне, в стране, в мире и так далее, происходящего:
Из-за гор да есте выходци,
Из-за морь да есте выпловцы.
А из матушки да сырой земли
Нет ни выходцев, не выплавцев,
Ни письма нету ни грамотки
Никакой да нету весточки...
А потом вдруг услышали мы знакомое, не раз на праздниках спетое - как Кузьминичне « малым мало спалось», да
«во сне привиделось» будто «злые ветры смертнЫе, со восточной со сторонушки» «кони буйные» да «вороны чёрные» скакали, летели, срывали с прадедушки шапку.
Как будто прадедушка - Стенька Разин. Или как будто Стенька Разин мой прадедушка..
Ненадолго уступила своё место Кузьминична отцу Григорию. Затворила потоки слезные из людских глаз коротким: «Погодим пока!»
Запахло ладаном, полилась панихида, все крестились и кланялись. Кузьминична, отпустив ненадолго вымя вселенной, потирала руки и блестела чёрными колючими глазами. Поддавшись на троекратно прозвучавшие уговоры, чем-то угостилась на кухне.
Казалось, что отец Георгий уговаривает Господа принять деда в рай, а Кузьминична пытается задержать усопшего тут, с осиротевшей родней. Всем хотелось, чтоб победила Кузьминична. Но все знали, что победит отец Георгий.
Панихида закончилась, все заколыхалось, молодые внуки моего прадеда аккуратно разворачивали гроб, чтоб пронести его через дверь горницы в сени, а потом, с разворотом во двор. Там плечи прадедушкиных потомков приняли печальную ношу.
Я не успела за толпой и смотрела на все из окон терраски. На секунду гроб накренился, встал чуть не стоймя, и я подумала, что они сейчас перевернут или уронят прадеда, и гроб, как и просила Кузьминична небесных ангелов, «рассыплется во песчиночки, расколется во мелки черепки», но он плавно проплыл по людским рукам и плечам с кручи, на которой стоял наш дом, вниз, на большую дорогу.
Кладбище было направо, а гроб понесли налево, чтобы все в деревне, построенной вокруг запружённой речки, смогли с почившим попрощаться.
И к каждому новому скорбящему Кузьминична подключала свой блютус и транслировала для всех глубинные и невыразимые переживания.
Я прийду- твой друг -со роботушки,
Да приду - приду со тяжелой -
Не с кем будет сказать словечечка
Обо том о сём перемолвится.
Уж ты Леша, во всю жизнь трудился
Уработался шибко, уходился,
Жить на белом свете притомился..
Поздно вечером, прибираясь после поминок, бабушки никак не могли сосчитать, сколько лет Кузьминичне. Получалось как - то нереально много. Не старушка, а какой-то, в натуре, архетип.
И уж в совсем приватном режиме, думая, что я сплю, бабушки вспомнили, как Кузьминична сохла по прадеду в молодушках, а он женился на Любе, у которой в приданном была швейная машинка, и которая кормила семью, обшивая всех тулупами. А какие она тулупы своим дочкам и мужу справила!!
Про тулупы я не дослушала. Я думала про Кузьминичну, век свой провековавшую в одинокой земляной избушке у самого кладбища, о Кузьминичне, пережившей и полным чином оплакавшей двух жён моего прадеда, и двух из семерых его детей, не доживших до взрослого
возраста. И как, наконец, у бездны на краю, она осталась с моим прадедом наедине, без соперниц, и как вдохновенно она оплакивала его за всех, узурпируя наши к нему чувства.
Через месяц после похорон прадеда Анна Кузьминична отошла ко Господу в своей одинокой избушке. Почила кормщица ладьи людских переживаний. И с тех пор в деревне никто ни о ком по - настоящему, по-человечески, никогда не плакал.
2018