Чем обернется для Алластара Холла плавание на военном корабле и что же случилось с экипажем давно пропавшего судна...
Здравствуйте, дорогие читатели. Я представляю Вашему вниманию сочиненный мною рассказ. Ссылки на следующие части ниже.
Приятного чтения!
"Шел 1869 год. Я служил на американском военном корабле судовым врачом. 20 ноября на море разыгрался сильнейший шторм. Небо исчезло за низко нависшими над морской гладью свинцовыми тучами, абсолютно непроницаемыми для солнечного света.
Каждый раз, когда корабль начинал падение с гребня волны, мое сердце замирало. Казалось,что он вот-вот развалится под натиском грозной стихии, но вопреки всему фрегат сопротивлялся могучим волнам.
Я сидел на койке в крохотной каюте и читал, вернее пытался читать, так как страшный грохот и большая опасность не давали сконцентрироваться на содержании небольшого томика в потрепанном кожаном переплете.
Неожиданно сквозь вой ветра и шум волн прорвался едва различимый крик. Я прислушался. Несколько минут вокруг раздавался только голос стихии и больше ничего. Я пожал плечами и, решив что мне послышалось постарался вернуться к чтению. Корабль вздрогнул и резко накренился на правый борт. Я чуть было не свалился на пол. Судно выровнялось.
Странно-подумал я, поправил очки и вернулся к прежнему занятию. Тогда мне еще не было известно, почему капитан отдал приказ о смене курса и как это отразится на моей судьбе
***
С момента, когда корабль дал крен, прошло около десяти минут. Вдруг дверь с грохотом распахнулась и в каюту вошел высокий широкоплечий матрос. С его парусиновой штормовки на пол ручьями текла вода.
-Доктор-, сказал он, задыхаясь,-мы подобрали человека...Он у капитана в каюте...Ему нужна ваша помощь.
Матрос скрылся в коридоре. Минуту, может быть две, я сидел в каком то странном оцепенении, затем вскочил с места, накинул непромокаемый плащ, схватил чемоданчик с лекарствами и инструментами и выбежал в коридор, где столкнулся с Джоном Гроувом, вторым врачом, служившим на судне. Произошел краткий разговор:
-Вам уже сообщили?
-Да
Вместе мы прошли по коридору, преодолели залитую водой палубу и оказались на корме, у входа в капитанскую каюту. Недолго думая я толкнул дверь, вошел в плохо освещенную комнату и огляделся. В углу, почти скрытый сгустившимся там мраком, на кушетке из резного дерева лежал бледный, тощий мужчина. Лицо его было полностью скрыто под длинными волосами и густой коричневой бородой. Рядом с ним стояли капитан и двое матросов. Ничего не спрашивая, я вместе с Джоном Гроувом подошел к ложу больного и принялся осматривать его. На боку и правом бедре у пациента были глубокие, гноящиеся раны. Вместе мы промыли их и перевязали. Чтобы избежать начинавшейся лихорадки, я дал больному хинин и оставил отдыхать. Я посовещался с Джоном Гроувом и вместе мы решили, что переводить больного можно будет только когда шторм стихнет, и не в лазарет, где лежали несколько тяжелобольных матросов, а в одну из кают, мою или Гроува, и по очереди наблюдать за его состоянием. Я рассказал о нашем решении капитану и, оставив больного на попечении Джона, удалился.
***
На следующее утро шторм стих. Небо все еще хмурилось, моросил мелкий неприятный дождь. Больного перенесли ко мне в каюту, Джон Гроув отправился на заслуженный отдых, а я заступил на пост у постели больного. Несколько раз за день я отлучался, чтобы проведать матросов в лазарете.
Дежурство прошло спокойно. Пациент несколько раз приходил в себя, спрашивал, где он находится и кто я такой и снова впадал в забытье. Хинин помогал, но больной был сильно истощен и я боялся, что он не выдержит борьбы со смертью. День вскоре сменился ночью. Я передал больного Гроуву, рассказал об изменениях его состояния и отправился спать.
Было около двух часов ночи. Мертвую тишину неожиданно разорвал нечеловеческий, душераздирающий вопль. Я вскочил с постели, бросился к висевшей на стуле одежде. Где-то раздавался грохот, топот множества ног. Наспех одевшись я выскочил в коридор. Из каюты больного раздался очередной вопль. Я подбежал к двери. По коридору ко мне неслись капитан и несколько матросов, едва одетые и, по привычке военных, все вооруженные. Наконец они оказались рядом. Капитан решительно рванул дверь на себя, мы вбежали в каюту.
Над кроватью больного, занеся сжатые кулаки, весь сгорбившийся и как-будто постаревший, стоял Джон Гроув. Он обернулся на шум. Взгляд его был полон ужаса и бессильной ярости.
-Сэр-, бросился Гроув к капитану,-скажите ему... Пусть перестанет... Пусть замолчит.
Голос Гроува сорвался на визг. Все невольно обратили взоры к больному. Он метался в беспамятстве и постанывал, но ничего не говорил. Гроув тоже посмотрел на него.
-Собака, подлый плут!-, заорал он и в один прыжок оказался у койки,-Кого ты хочешь обмануть. Ты говорил, говорил. Видите, видите, он улыбается, он смеется надо мной.
Джон занес руку для удара.
-Гроув-, закричал капитан и стены каюты задрожали от звука его голоса,- Немедленно прекратите истерику. Как вы смеете поднимать руку на больного человека, не могущего ответить вам ударом на удар.
-Вы мне не верите-, голос Гроува дрогнул-, Алластар, дружище, скажите что я не вру, что все правда.
Гроув протянул ко мне руки, в безумном взгляде читалась мольба.
- Джон, друг мой-, ответил я самым что ни на есть примирительным тоном-, я верю вам. Идемте в вашу каюту, вы объясните мне как все было.
Я взял Гроува за руку, провел меж стоявших в проходе и коридоре матросов, пропустил его в каюту и вошел следом. Джон, понурив голову, прошел к койке, сел на нее. Я налил ему воды, подал кружку и сел на стоявший напротив стул. Несколько минут мы сидели молча. Наконец я нарушил тишину:
-Дружище, что же вам сказал больной?
Джон посмотрел на меня отсутствующим взором.
-Больной? А этот плут. Он сказал... сказал... Нет, я не могу, не хочу вспоминать.
-Ложитесь спать, Джон. Впредь я буду дежурить у постели больного по ночам.
-Ххорошо, Алластар-, ответил Гроув
Я потушил лампу и, пожелав Джону спокойной ночи, вышел из каюты.