«Волшебный край! Очей отрада!»
Направляясь в Крым, Пушкин мечтал: «Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я, — на ближней горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных, заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землей, — вот все, что осталось от города Пантикапеи». Однако глазам Пушкина предстал городок в две улицы. Всюду сушилась рыба валялись «порфирные обломки» колонн и статуй. Города Боспорского царства – Мирмекий, Тиритака, Нимфей — были раскопаны археологами много лет спустя, поэтому Керчь слегка разочаровала поэта.
Путешественники не стали здесь задерживаться надолго и отправились в Феодосию, в которой было на что посмотреть. Под стенами Генуэзской крепости сохранились древние христианские храмы.
Скорее всего, Пушкин побывал и на Карадаге. Среди черновиков «Евгения Онегина» есть рисунок Золотых ворот. Но во времена Пушкина эта скала еще сохраняла свое древнее татарское название – Шайтан Капу – Чертовы ворота. Считалось, что где-то там, среди скал, находился вход в преисподнюю, и Пушкин вряд ли упустил возможность осмотреть Карадаг. Полюбуемся и мы его красотами, тем более что за 200 лет мало что изменилось в природе края.
Южный Берег Крыма – одно из самых замечательных мест на земле. Недаром пребывание здесь больше всего запомнилось поэту:
«Отсюда (из Феодосии) морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды в Юрзуф… Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения… Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-Даг… и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный…»
И сейчас такое же радостное настроение охватывает любого туриста при виде Южного берега Крыма.
У нас даже есть возможность увидеть то же самое, что тогда, утром, увидел Пушкин: ведь и Аю-Даг, и тополя, и море – те же самые, что и сто, и двести лет назад.
Раевские поселились в доме дюка Ришелье – единственном европейском строении на всем Южном берегу. Об этом удивительном доме вспоминают почти все путешественники позапрошлого века, побывавшие в Крыму. Ришелье построил его, когда был губернатором Тавриды, но никогда там не жил и великодушно приказал держать его открытым для всех проезжающих. Сейчас этот дом можно увидеть, хотя с тех пор он много раз перестраивался: он находится на территории санатория имени Пушкина.
Пушкин прожил в Гурзуфе три недели и всегда считал их «счастливейшими минутами» своей жизни. Еще бы!
«В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского lazzarone. Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество. Вот все, что пребывание в Юрзуфе оставило у меня в памяти».
5 сентября Пушкин и оба Раевские покинули Гурзуф и отправились верхом по знаменитым местам Южного берега в Бахчисарай и Симферополь. Сейчас этот путь мы проделаем за несколько часов, в 1820 на это уходили дни!
Бахчисарай поразил поэта тем, что возник перед ним как бы случайно: степная дорога круто сворачивает за четверть версты от города, и он возникает вдруг, как бы вырастает на глазах. Единственным въездом в город служили заросшие мхом полуразвалившиеся ворота со скрипучими железными затворами. Удручающее впечатление произвели «гнилые воды» речки Чурук–Су. Бахчисарай оказался настоящим восточным городом с узкими проулками, зелеными двориками, с двухэтажными домами, прятавшимися за глинобитными стенами. Путешественники полюбовались резными деревянными решетками окон и балконов, отметили гармоничное сочетание пирамидальных тополей и высоких минаретов.
Пушкину посчастливилось попасть в Бахчисарай к началу осеннего мусульманского праздника Байрам. Русский поэт неожиданно оказался в центре всеобщего веселья, впервые увидев старинные татарские игры, конные состязания. Байрам обычно собирал купцов со всего Крыма. Заполнившая базар огромная толпа подкреплялась восточными яствами, которые жарились и пеклись прямо на улице. Впечатления от увиденного вошли потом в описание байрама в поэме «Кавказский пленник».
В отличие от восточного праздника главная достопримечательность города — ханский дворец — не оправдал романтических ожиданий. Их письма к Дельвигу:
«В Бахчисарай приехал я больной. Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К*** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes («фонтан слез»). Вошел во дворец, увидел я испорченный фонтан, из заржавой железной трубки по каплям капала вода. Я обошел дворец с большой досадой на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. N. N. почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище…»
Спустя четыре года на пике михайловского вдохновения Александр Сергеевич мысленно возвратился в Крым и переменил отношение к увиденному в поездке. В частности, «заржавой железной трубке» посвящены эмоциональные строки, воплотившие идею вечной печали о погибшей возлюбленной:
Фонтан любви, фонтан живой!
Принес я в дар тебе две розы,
Люблю немолчный говор твой
И поэтические слезы.
В память о великом поэте в верхнюю чашу «Фонтана слез» каждый день работники музея кладут две розы.
На этом заканчивается и наше путешествие по югу, вслед за Александром Сергеевичем Пушкиным.
