После того, как СССР распался, у многих историков, публицистов, журналистов возникло чувство, что пришёл долгожданный конец и цензуре, и многолетней и порой чрезвычайно острой идеологической борьбе, делившей страны и людей на «своих и врагов». Казалось, что наконец-то мир обрёл некую общую систему, которая основывалась на всеобщих либеральных ценностях, и новая Россия эти понятия освоила и сделала основополагающими, причём это мировосприятие было настолько всеобщим, что на приёме в 1991 г. глава российской службы безопасности В. Бакатин вручил потрясённому послу США схему размещения подслушивающих устройств в здании американского посольства. Это решение главный контрразведчик страны объяснил тем, «что США не являются больше противником новой, свободной России».
Наступил всеобщий мир, сбылось пророчество: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому». Идеологическая борьба прекратилась? Да полно, «идеология – это обязательная часть мировоззрения», – утверждает философ, профессор УлГУ Н.Г. Баранец. Отсюда и следует решительный вывод: «Ввиду отсутствия идеологических ориентиров в современной России идет формирование альтернативных систем ценностей, что выражается в росте апатии, девальвации духовных ценностей, а как следствие, в тотальной деморализации общества».
Крушение советской идеологии многими было воспринято не только как разрешение «срывать все и всяческие маски», но обязанность, потребность. Разоблачение стало основой не только публицистики, но и истории как науки. А что подлежало безусловному, первоочередному разоблачению? Конечно же, то, чего больше всего боялись и одновременно ненавидели – тайные, секретные службы СССР: ВЧК – ГПУ – ОГПУ – НКВД – МГБ – КГБ!
Начало обличительной деятельности положил А.И. Солженицын: «Груды жертв! Холмы жертв! Фронтальное наступление НКВД...» – вот лейтмотив его гигантского труда. Эмоциональный всплеск писателя можно объяснить и его тяжкой биографией, и убеждённостью, что ему нечего терять, и стремлением «напоследок поразить чудовище».
Современные продолжатели дела обличения ничем не рисковали, но полны были праведного гнева. Рядовые исполнители, руководители подразделений, главы ведомств, самые главные злодеи: Ягода, Ежов, Берия – все выводились на чистую воду. Садисты, наркоманы, алкоголики, извращенцы, педофилы – нет такого порока, которым бы ни страдали представители «кровавой гебни».
Проведший в лагерях многие годы Л. Разгон категоричен: «Знаю, что на 1 января 1939 года в тюрьмах и лагерях находилось около 9 миллионов живых заключённых». Ещё раньше в воспоминаниях Н.С. Хрущёв заявил: «Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 миллионов человек». Самую грандиозную цифру назвал Р.А. Медведев: «…за период 1927 – 1953 годов было репрессировано около 40 миллионов человек».
Естественно, что интерес к «кровавым псам Берии» отразился и в художественном творчестве, где возникает самый, пожалуй, известный миф Великой Отечественной войны – миф о безжалостных и бесчеловечных энкаведешниках (они же чекисты, особисты, смершевцы). Именно из литературы, из фильмов население получает информацию, ещё и обработанную художественно, образно, то есть особо эмоционально воздействующую. И встаёт перед читателем и зрителем мерзавец из НКВД, в боях не участвующий, но с наслаждением пытающий настоящих героев. «Чем отличаются особисты от медведя?.. А тем, что медведь спит только зиму, а особисты – круглый год...» – с горечью думает боевой офицер в прекрасном романе Богомолова «В августе сорок четвёртого».
Очень часто под лозунгом борьбы с тоталитаризмом, проклятым сталинским режимом, за либеральные ценности начинают оправдывать не только дезертирство из рядов Красной Армии, но и сотрудничество с оккупантами, даже вооружённая борьба на стороне и в рядах фашистов.
В фильмах и сериалах, идущих в самое лучшее для показа время на телевидении, упорно воспроизводится образ отвратительного, нравственно ущербного «особиста», «энкаведиста», который все силы тратит на то, чтобы мучать физически и морально главного героя, и возникает ощущение, что Советский Союз победил бы гораздо раньше и с меньшими потерями, если бы не злодеи из «кровавых псов Берии». И насквозь лживый «Штрафбат», в котором вчерашние уголовники под руководством «пахана» храбро бьют фашистов, и «Диверсант», где отчаянные разведчики боятся немцев гораздо меньше, чем собственного начальства, и «Московская сага», и «Дети Арбата», и «Благословите женщину» – все эти фильмы упорно доказывают, что слова мерзавец и сотрудник НКВД – синонимы.
Автор искренне считает, что все названные произведения и им подобные направлены на раскол общества, на его разложение, деморализацию. Трагедия общества в том, что представитель власти, правоохранительных органов стал восприниматься обычным гражданином точно так же, как уголовник воспринимает «мента» – всегда враг, всегда отвратителен, всегда нечестен и несправедлив. Возникает катастрофическая утрата веры в то, существуют и влияют на человека некие высшие ценности. Именно поэтому восприятие гражданина, облечённого властью, как заведомо подлого и антигуманного ведёт к разрушению морали, а воспроизведение художественными средствами и публицистикой образа отвратительного, бесчеловечного «кровавого пса Берии», «опричника Иосифа Грозного» ведёт к дегуманизации и гибели в итоге государства.
Автор убеждён, что подобное мировосприятие страшнее катастрофы Великой Отечественной войны, потому что в прошлом, несмотря на то, что потери людские действительно были огромными, а разрушения материальные гигантскими, всё же сохранился и неизмеримо укрепился духовный стержень, на котором держится любое общество – ведь мы, именно мы (и больше никто не смог!) победили самого сильного и безжалостного врага!
И только наши историки и публицисты упорно твердят, что у нас и история какая-то не такая, как у всех, и что наши тираны самые тиранские, а маршалы, наоборот, самые дубово-невоинственные, а уж народ – с таким народом вообще ничего не сделаешь путного!
Только вот именно мы уже в который раз останавливаем великих завоевателей, хотя потом нам объясняют, что мы воевали коряво, неправильно, и командиры были неумелыми, и солдаты плохо обученными, только вот все «умелые, правильные и демократичные» державы толерантно и политкорректно ложились под наполеонов и гитлеров, а наши дедушки как-то коряво и неправильно, но с Божьей помощью сворачивали великим завоевателям шею.
Сделаем главный вывод: студент, становясь врачом, давал клятву Гиппократа: «НЕ навреди!» – гласит она. Историк, начиная работу над фактами прошлого России, историк обязан дать обещание: «Не буду врать!»