– Ну, говори давай. Не томи. – царь Салтан аж на лавке заёрзал.
– А что говорить царь–батюшка? Уж слишком ты мне малый срок для поиска определил. – как–то скучно, как будто отвечал на вопрос царя: если ли сегодня на рынке цыгане или нет, сказал Макар.
– Сам знаешь, времени совсем нету. Сколько мог, столько выделил. Да садись ты, что стоишь? – и царь Салтан показал на соседнюю лавку.
Надо сказать, что хоть царь Салтан и был царём большого и могущественного царства и повоевать любил, в смысле, любил показать соседним государям: кто из них кто, что и почему оно так происходит, в общении без многих глаз и ушей был очень даже простым человеком, не любил свою царскую должность показывать.
– Понимаю, царь–батюшка. – Макар присел на лавку и посмотрел на царя.
Что интересно, посмотрел он так, как будто царя Салтана в той комнате и вовсе не было. Но и это не всё. Вместе с этим взглядом, взгляд Макара был таким, что как –будто и царь Салтан его не увидел. Вот вам и купцы, вот вам и писцы.
– Ты не серчай, царь–государь, времени и правда мало было. Я только и успел в Руслановом княжестве побывать и в соседнем, ну, где князь, одноглазый такой, ты знаешь.
Царь Салтан кивнул, как бы подтверждая, что знает этого одноглазого князя, тем более, что тот на войне глаз свой потерял. И вместе с тем кивок означал, мол, продолжай, слушаю.
Когда происходит такое, что двое: один рассказывает, а второй слушает, тогда полное меж ними согласие и гармония присутствуют. Один хочет или просят его рассказать, а второй, в обязательном порядке хочет рассказанное послушать – красота и порядок получаются. А вот если кого–то заставляют что–то рассказать, а он не хочет, тогда допрос получается – ничего хорошего.
Макар получив задание царское, как смог, его выполнил и теперь о выполнении докладывал, или рассказывал, это уж кому как больше нравится.
– Начну я, царь–батюшка, рассказывать с княжества, где князь одноглазым является…
Дверь в царский покой, только для царя Салтана и предназначенный, хоть и была толстой, а всё одно, слышно. За дверью той, как–то внезапно раздался, сначала грохот, после него раздались какие–то матерные крики, уж слишком громко кричали. Поэтому, что царь Салтан, что Макар поняли, крики матерные. Ну а после всего этого дверь распахнулась и в царскую комнату прямо–таки влетела Матрёна Марковна. Она ещё пару раз выкрикнула в закрывшуюся уже дверь несколько слов, от которых даже мужики краснеют, и только после этого начала успокаиваться.
На тот момент Матрена Марковна была очень похожа на цыганку, которую хоть и поймали на воровстве, да повезло, сбежать удалось. Вся какая–то растрёпанная, платок назад и куда–то в бок сбился, аж волосы показались, глаза блестят и румянец во все щёки. Нет, про цыганку сравнение не подходит. В тот момент Матрена Марковна больше была похожа на девку, вырвавшуюся из объятий добра молодца и выскочившую с сеновала на белый свет. Вот только, если с той девкой сравнивать, разница обнаруживалась. Если девка, хоть и растрёпанная, зато вся довольная, и забота у неё одна: сразу на сеновал вернуться или подождать малость? Одним словом, довольная вся и продолжения желающая. То Матрена Марковна наоборот, была вся недовольная, вот вам все похожести и непохожести одновременно.
– Тебе чего? Я же приказывал! – царь Салтан аж разозлился.
Не любил он когда ему мешают, да и кто любит, когда ему мешают? Покажите! Он уже было хотел позвать ближнего слугу, Самолюба, и при всех, никого не стесняясь, надавать ему по шеям, а то и вообще, выгнать взашей, надоел хуже горькой редьки. К тому же, дурак стоеросовый.
– Иди отсюда, Матрена, не мешай нам. Разговор у нас важный очень. – видать царь Салтан раздумал прямо сейчас лупить по шеям или выгонять к чёртовой матери Самолюба, на потом оставил.
– А ты меня не гони, царь–батюшка. – Матрена Марковна, и где только этой наглости учат, нашла какую–то табуретку, насколько это было возможно привела себя в порядок, платок поправила, и как ни в чём ни бывало уселась на неё, да так основательно, как будто лет десять на ней до этого просидела. – Ты лучше сразу прикажи меня казнить, на том оба и успокоимся.
– Матрена, ты что, с ума сошла? – царь Салтан не знал что и делать, а та знай, гнула своё и давила туда же:
– Ты, царь мой, государь, и правда лучше вели меня казнить, потому как я, дура–баба и слуга тебе ленивая не уберегла тебя.
– От чего ты меня не уберегла? Думай, что говоришь! – повысил голос царь Салтан.
– От нервов и лишних расстройств, вот от чего! – Матрена аж с табуретки привстала, но потом опять на неё уселась. – Ладно, я, женщина старая и происхождения никому неведомого, потому что самого простого и никому ненужного. Живая я сейчас, а в следующий момент, раз, и нету меня, только и есть, что тело моё, бездыханное на полу валяется. Думаешь заметит кто? Никто не заметит! А если и заметят, то только для того, чтобы на погост снести и закопать там. Даже не заплачет никто, а мне и без надобности, потому не для того я на свет белый народилась, чтобы опосля обо мне плакали.
Родилась я, царь–государь мой батюшка, исключительно для того, чтобы тебя, солнце моё незакатное, от всех печалей и горестей охранять, да оберегать. Бабой родилась, бабой помру, а значит не полагается мне иметь силу мужескую и меч с копьём держать в руках. Не полагается мне, чтобы защитить тебя от любого врага лютого. Зато я всегда могу защитить от слова недоброго, от вести печальной, от мысли чёрной, душу съедающей, с тем и пришла. И если ты меня сейчас прогонишь, знай, век мой короткий ты ещё больше укоротишь, потому что я сразу же пойду к Самому Синему морю и утоплюсь в нём!
«Ишь как её разобрало. – слушая Матрёну, думал царь Салтан. – А что? Получается права баба, заботится обо мне. Когда с той войны вернулся, и она почитай сразу же объявилась. А что как сердце ей подсказало, что помощь мне от неё требуется? Почитай, ни днём, ни ночью от меня не отходила, как за малым дитём присматривала и всё успокаивала да успокаивала…
Опять же, девиц этих откуда–то привезла и опять, всё для меня. А я так ни разу в её лупанарии и не был, надо будет как–нибудь сходить, уважить. Ладно, пусть себе сидит, слушает. А что если Макар мне сейчас такое расскажет, что самое время будет или в буйство впадать или в тоску чёрную? Вот Матрена и успокоит, потому что больше некому, больше это делать никто не умеет. Да и тайн государственных никаких в разговоре не предвидится, а если и предвидятся, то кому Матрена их расскажет? Ясно дело, никому. Ладно, пусть сидит, слушает. Может совет какой даст, она хоть и дура дурой, но баба умная».
Царь Салтан взглянул на Макара, как бы спрашивая: пусть сидит или выгнать? Ответный взгляд Макара выражал сразу всё: пусть сидит, гони её к чёртовой матери, как повелишь так и будет, мне всё равно… Но самым главным выражением в Макаровом взгляды было – он ничего не выражал, ну совсем ничего.
– Ладно, сиди, слушай. Только если начнёшь в разговор встревать, пеняй на себя. Поняла?
Матрена скорчила такую физиономию, что если специально постараться, ни за что не получится! На ней отразилось: и радость за царя, за то, что оказывается разум его не покинул, потому Матрёне и разрешил остаться. Да много чего отразилось на Матрениной физиономии, если всё перечислять – полкнижки займёт, поэтому сами придумайте, кому что больше нравится. Самым же главным выражением её физиономии было: царь–государь мой, батюшка, да если я из услышанного ну хоть буковку кому–нибудь перескажу, сама себе язык отрежу и даже не пикну при этом.
***
– Так вот, царь–государь, – как–будто только что ничего и не произошло, продолжал Макар. – а вот в Руслановом княжестве, там поинтереснее жизнь происходит. Если брать княжество одноглазого князя, то там царицы с царевичем нет и никогда не было, головой ручаюсь. Потому что жизнь у них какой была, когда я прошлый раз к ним наведывался, такой и осталась, нисколечко не изменилась. – Макар сначала посмотрел на царя Салтана, мол, ты понимаешь, о чем я, а потом на Матрёну Марковну. На неё Макар посмотрел по привычке, определить, как отреагирует? А та, губы поджала и сидела, как та баба каменная, которые в степях князя–батюшки стоят в великом множестве, будто всёравно ей: был и был, ну и что?
– Почему ты так решил? – спросил царь Салтан.
– Ну, хотя бы потому, какие жалобы и прошения прошлый раз для них писал, точно такие же и в этот раз писать пришлось.
– Понятно. Давай дальше.
– А вот в Руслановом княжестве, там поинтереснее жизнь происходит.
– Ну давай, не тяни. – царь Салтан опять заёрзал на лавке.
– Начну с того, что князь там сменился. Другой там теперь князь…
– Как другой?! – царь Салтан подскочил с лавки, как–будто в неё кто–то гвоздей понатыкивал, а он это только что обнаружил. – А Руслан куда делся?!
Первой мыслью, пришедшей царю Салтану в голову, было: сию минуту же собирать войско и наказать самозванца!
Опять не открою никакого секрета, да и не для того всё это пишется, чтобы какие–то дурацкие секреты раскрывать. Всем известно, что всевозможные цари, князья и прочие государи, да что там, обыкновенные бояре или ещё какие люди знатные, за собой земли имеющие, очень бережно и трепетно относятся к власти своей, Свыше полученной и от родителя переданной. Не совру если скажу, что иной царь–государь, если предположим, всю его казну подчистую ограбить не так расстроится и не так будет лютовать нежели чем ты на его трон рот раззявишь. Почему так? Откуда я знаю?! По логике и правде жизни всё должно быть как раз наоборот. Трон, что? Стул, он и есть стул, хоть и красивый. А деньги, они – вещь, на которую ой как много всего накупить можно.
На этот раз буря утихла не разыгравшись. Может Матрена Марковна своим присутствием поспособствовала, а может ещё что – неизвестно. Хотя царь Салтан уже выстроил план: прогнать из Русланова княжества самозванца, а лучше, лютой смерти предать, чтобы у него, подлеца этакого, или у кого другого, в дальнейшем никакого желания по этому поводу не возникало. А дальше полёт мысли царя Салтана натолкнулся на такую штуку: после, как с самозванцем разберётся, подождать какое–то время, но недолго, и если Руслан не объявится, княжество его к царству своему присоединить. Соседи? А что соседи, конечно будут возмущаться. Ну и пусть возмущаются, подумаешь, малость повоевать придётся, не привыкать. Но мысль царя Салтана долетев до такой вот возможной перспективы вдруг опустилась на землю и принялась заниматься своими делами, пёрышки чистить, например. Царь Салатан как от морока очнулся, вспомнил, зачем сейчас ему все это Макар рассказывает и что для него сейчас главнее самого главного, потому и успокоился. А Матрена Марковна, вот же ж змеища, как сидела, так и продолжала сидеть, даже не шелохнулась.
– Люди сказывают, что Руслан подвиг какой–то совершает, – продолжал Макар. – что, мол, занят очень, потому и попросил товарища своего, тоже богатыря, Иваном зовут, за княжеством присмотреть.
Только сдаётся мне, никакой он не богатырь, Иван этот. Видел я его, правда мельком, и вот что скажу тебе, царь–государь: не богатырь он вовсе, не богатырь, по нему сразу видно. Но парняга умный и очень даже хитрый. Такой если вцепится, не отпустит и кусок себе откусит больше, чем во рту поместиться сможет.
– Это с чего ты так решил? – царь Салтан уже успокоился, а потому и спросил совершенно спокойно, как будто это вовсе ему не интересно, а спрашивает он, так, чтобы время было чем занять.
– Суди сам, царь–государь. Он, Иван этот, первым делом, как в городе появился, приказал городского голову, боярина Захара, выпороть. Прямо там же, на базарной площади, при всём народе.
– Да ну?! – царь Салтан рассмеялся, кстати в первый раз за эти два проклятущих месяца и Матрена Марковна это заметила, и для себя приметила.
– Царь–государь, ты же знаешь, я не вру, не обучен. – другой бы, ну хотя бы сделал вид что обиделся, ну хотя бы засопел для приличия. Макар же, как бубнил, вернее, докладывал, так и продолжал, ничегошеньки в его голосе не изменилось. – Первым делом, которое Иван приказал сделать, было, порядок приказал в городе навести, всю грязь с мусором убрать.
– Молодец, ай да молодец! – воскликнул царь Салтан, а сам подумал: «Ты погляди, действительно умный парняга. Вроде бы и мелочь, а с другой стороны посмотреть, никакая это не мелочь. Мой стольный град, почитай, тоже весь в грязюке и в мусоре утонул. Надо будет приказать, чтобы прибрали всё, порядок навели, а заодно и городского голову надо будет выпороть, не помешает, да и народу удовольствие. Молодец, проходимец этот, знает как народ к себе с самого первого раза расположить».
– Порядок навели, народ повеселел, но это ещё не всё. – продолжал Макар.
– Что? Ещё что–то отчебучил?! – весело спросил царь Салтан.
– Можно сказать и так. – кивнул Макар. – Разбойники из лесов в этом княжестве исчезли, как будто их там отродясь не было.
– Ну это ты загнул, Макар. – отмахнулся царь Салтан, весело так отмахнулся, настроение–то, ой какое хорошее. – Разбойники, они такой народ, как те тараканы. Сколько ты их не изводи, сколько сил и нервов на них не трать, они, заразы, всё одно, где–нибудь, да повылазят.
– Правду говорю, царь–государь. И правду, потому что разбойники эти сейчас у того Ивана на службе находятся.
– ?! – это царь Салтан. Матрена Марковна, как молчала и не шевелилась, так и продолжала этим заниматься.
– Они, разбойники те, что в княжестве том разбойничали, они не очень–то и разбойничали, во всяком случае душегубством не промышляли. А знаю я это, потому что атаман ихний, Тимофей, мой хороший знакомец.
– Ишь ты, какие у тебя знакомые, жуть прямо! – опять воскликнул царь Салтан и рассмеялся.
– Никакая не жуть, царь–государь, а работа у меня такая. Да и Тимофей, он, вполне нормальный человек. Что ж, коли он надумал на купецком страхе играть и денежку вместе с житьём безбедным с этого себе иметь? Он ведь никого не грабит, не разбойничает: заплати ему за проезд без хлопот и опасностей плату разумную и езжай себе с миром, туда, куда тебе надобно. Зато при нём других разбойников, тех, которые грабят и душегубством занимаются, вовсе и не было, вывел он их всех или разогнал куда подальше, не знаю, не спрашивал.
– Умно, очень умно. – царь Салтан посерьёзнел, но посерьёзнел не по злому, а, как бы это сказать, по умному, задумался над словами, Макаром сказанные. – Выходит Тимофей тот, царскую власть повторил, только в лесу. Умно, очень умно.
– Выходит, что так. Разговаривал я с ним, и он рассказал, что сам не знает, откуда этот Иван появился, но обещал узнать, потому как ему самому интересно. А интерес его проистекает от того, насколько долго он со своей ватагой на службе у того Ивана задержится, и когда надо будет пятки салом смазывать начинать?
– Думаю, надолго задержится. – сказал царь Салтан. – Если конечно того Ивана в дурь не попрёт или же глупостей каких, самых простецких, не натворит. Ладно, говори дальше.
– А дальше, – Макар немного помолчал, будто слова нужные выбирал. – прав ты царь–государь, потому что если раньше народ просил меня написать или о том, как его обижают и притесняют, тот же городской голова, боярин Захар, или же всякие милости и послабления себе выпрашивал…
– А теперь что?
– А теперь, ну на боярина Захара, почитай, все жалуются, но это так, как бы между прочим. Почитай все просят написать им бумагу, да чтобы всё правильно и красиво в ней было написано, потому как на службу к тому Ивану просятся. Вот и приходилось ихние, якобы великие и добрые дела, на двух, а то и трёх листах расписывать.
– Да уж… – задумчиво произнёс царь Салтан и, словно опомнившись и вернув весёлое настроение своей душе, спросил. – Должно быть денег целую кучу на письмах тех заработал? А, Макар?!
– Какие это деньги? – ну просто поразительная способность была у Макара совершенно равнодушно о деньгах разговаривать. – Я не за деньги, царь–государь, тебе служу и, уж не серчай, не за милости твои, меня сам процесс очень сильно интересует.
– Знаю, знаю… – хоть то, что Макар служит не за деньги и не за какие–то там другие милости, а значит целиком и полностью независимый, царю Салтану и не понравилось, но он ничего не стал говорить, потому что другого такого Макара во век и нигде не сыскать. Если уж ему так нравится, пусть дальше интересуется этим самым процессом. – Это всё?
– Нет, царь–государь, ещё маленько есть.
– Говори.
– Присутствует у Ивана какое–то чудо, только пока непонятно какое.
– Что за чудо?
– Откуда–то появились у него куры, погоди царь–батюшка, не перебивай. Вроде бы ничего удивительного в этом нет, вот только куры те раза в три больше, чем обыкновенные, почти с молодого поросёнка. Сейчас Иван курями этими купцов одаривает, бесплатно пока, чтобы они в других государствах их показывали и всё такое. А после, мне Тимофей говорил, Иван хочет устроить большую торговлю этими курями, везде где только можно. А вот откуда они появились и до сих пор появляются, пока неизвестно.
– А что ты у приятеля своего, разбойника, не спросил?
– Я спрашивал, он говорит, что тоже не знает, хотя, по нему видно, знает, да говорить не хочет. Может Иван говорить запретил, а может выгоду какую с того имеет. Скорее всего, выгоду свою имеет, таким, как Тимофей, что–то запретить невозможно.
***
Не думайте, что я забыл про Матрёну Марковну. Мол, что толку обращать внимания на женщину? Мол, сидит себе на табурете, пусть и дальше сидит, тем более, что молчит и разговору никак не мешает. А разговор, он гораздо интереснее Матрёны Марковны получается, его слушать надо, а не на неё пялиться.
Когда Макар начал рассказывать о курях, вот тут–то Матрена Марковна вся и встрепенулась, потому что поняла, откуда эти куры появились. Но встрепенулась там, где–то у себя внутри, да так, что никто и не заметил. Догадалась она, что куры эти посредством той самой бочки, в которую по её тайному приказу царицу с царевичем законопатили и в Самое Синее море сбросили. Волшебной та бочка была, самой настоящей, волшебной.
В ней, в бочке в той, день за год происходил, потому она ей и воспользовалась, не пожалела. Она ведь как думала: царице с царевичем достаточно будет пару месяцев, опять пара месяцев, в бочке той по Самому Синему морю поплавать, как они состарятся и помрут себе спокойненько, на то и надеялась. А выяснилось, правда, пока ещё ничего не выяснилось, бочка та каким–то образом в Руслановом княжестве оказалась и точно также каким–то образом о волшебных силах и свойствах той бочки кто–то у них догадался. Но самое главное, что интересовало Матрёну Марковну: что сейчас с царицей и царевичем происходит или происходило? Лучше конечно, чтобы происходило, а сейчас ничего не происходит, потому что поздно уже чему–то происходить.
Что творилось внутри Матрёны Марковны, представить несложно, а вот как про всё это написать, да так, чтобы поверили – трудности большие получаются. Хотя нет, никакие трудности не получаются вовсе.
Представьте, сидите вы на кухне, а жена гречневую кашу собралась варить. С чего это её насчёт гречки угораздило – неизвестно. Скорее всего потому, что женщина, а женщины, сами знаете, они не понимают, что делают. Так вот, собралась жена гречневую кашу варить и жестянку с гречкой достала, ну чтобы крупу перебрать, а дальше, в кастрюлю и на огонь. Оно вроде бы и ничего, но только очень даже самая малость вам покоя не даёт и нервничать заставляет – в жестянке той ваша заначка находится. Если жена заначку найдёт, все знают что будет твориться, такие вещи не то что к ночи, даже днём поминать опасно.
Так вот, внутри вас всё напряжено и нервы во всю буянят, а виду показывать нисколечки нельзя, потому как жена сразу догадается, что не так что–то и допрашивать начнёт. Но и это не самое главное из того, что внутри тебя в этот момент происходит. Там, внутри тебя, сразу несколько процессов происходят, друг дружке мешают и словами нехорошими разными друг дружку обзывают. Первое – если найдёт, что говорить? Второе – что жене такого купить, чтобы обижаться перестала? И третье – куда следующую заначку прятать? Полагаю третье, самое главное, потому что заначка – это святое! Вот приблизительно так и чувствовала себя Матрена Марковна: виду не показывала, что очень озабочена услышанным, и усиленно соображала, что делать дальше и как делать? Неизвестно сколько бы она ещё соображала и чем бы оно все это закончилось, царь Салтан помог, хоть и невольно, как будто догадался.
– Молодец, Иван тот. – как бы подводя итог услышанному начал говорить царь Салтан. – Хоть он и проходимец и подлец, пробы негде ставить, да ещё и самозванец, но всё равно молодец, хвалю! Да, чуть не забыл, а куда князь Руслан запропастился?
– Сказывают, царь–государь, – нисколько не изменив тона продолжал Макар. – он до сих пор Людмилу ищет, княжну, дочку того самого князя, который самый пожилой.
– Знаю такого. – кивнул царь Салтан. – А куда ж она, Людмила эта подевалась?
– Беспутная она, царь–государь, уж очень хороводы водить любит, вот и доводилась…
– Неужто сгинула?
– Кто знает, может и так. Мне знакомый человек сказывал, она с каким–то бусурманином сбежала, к нему стало быть. Больше о ней ничего не знаю, не суди строго государь.
– А больше и не надо, этого достаточно. Да уж, вот оно беспутство до чего доводит. – задумчиво сказал царь Салтан. – Так, надо будет к Ивану этому посольство снарядить. Ты, Макар, послом и поедешь, хватит тебе кому ни попадя письма сочинять.
– Уволь, царь–государь, меня от милости твоей, такой щедрой. – Макар аж с лавки привстал, не иначе очень сильно разволновался, правда голос при этом каким был, таким и остался.
– Царь мой, батюшка! – вот он, момент для Матрёны Марковны самый нужный. Она не привстала, а прямо–таки подскочила с табурета. – Отправь меня послом к тому Ивану! Хочу службу тебе сослужить настоящую!
– Бабу, послом?! – если Макар с лавки лишь привстал, Матрена Марковна с табурета подскочила, то царь Салтан, со своей скамьи чуть не свалился, от смеха разумеется. – Матрена, ты в своём уме?! Иди лучше своим лупанарием командуй, зайду вскорости, посмотрю, что у тебя там творится.
Но Матрёну Марковну как будто все черти, разом, щекотать, обнимать да целовать принялись. Да и ничего удивительного, вот он шанс единственный, которым обязательно надо воспользоваться:
– Ты, царь батюшка мой, – так, кажись началось, вернее, хитрость женская началась. – волен любого из нас казнить или миловать, только вот что я тебе скажу: пусть я женщина простая и никаким наукам не обученная, зато я могу так притвориться и так через своё притворство человека рассмотреть, что он во век не догадается. И через это рассмотрение смогу заставить человека думать так, как мне надобдно.
– Это выходит ты и передо мной притворяешься? – нахмурился царь Салтан. – И меня, стало быть, заставляешь думать так, как тебе надобно?
– Царь–батюшка, а ты сам посмотри, много я тебя по моему думать назаставляла? – если женщина знает что делать и для чего это надобно, остановить её невозможно. – Али я богатство с этого какое поимела? Али ты меня землями–угодьями широкими, да просторными наградил? В чём пришла к тебе, в том, смотри, в том до сих пор и нахожусь. Мне что: кусок хлеба есть, миска щей тоже есть, а больше мне ничего и не надобно. Тебе, царь мой батюшка, верой и правдой служу, это мне и есть награда самая велика.
«Да, неудобно как–то получилось, обидел Матрёну. – смутился царь Салтан. – Права она, совершенно права, бессребреница, ничего для себя ни разу не попросила. Зря я так, надо будет одарить её чем–нибудь, вину свою загладить. Подожди, а пусть едет послом! Самое главное в этом, такого никогда и нигде не было! А если не было, то может очень даже хорошо получиться. Пусть едет».
– Ладно, Матрена, не серчай, это я так. – примирительно сказал царь Салтан. – Быть по твоему, поедешь ты послом к этому самому Ивану, повелеваю. Что говорить, я тебя позже научу, а как говорить, ты сама лучше меня знаешь. А теперь оставьте меня. Идите, мне подумать надо…