Одно из имен, которое приходит на ум в связи с темой – архимандрит Кирилл Павлов, многолетний духовник Троице-Сергиевой Лавры. Себя он старцем не считал, и когда его спрашивали, есть ли сегодня духоносные старцы, иронично отвечал: «Про старцев не знаю, а вот старички есть».
Если говорить о практике, которая была у отца Кирилла в духовном окормлении, то она отличалась, в первую очередь, огромным смирением со стороны старца и доверием к человеку, которого он окормлял. Это выражалось в том, что отец Кирилл практически никогда не давал директивных, однозначных указаний, как следует поступать или, наоборот, как не следует поступать. Все его благословения, даже в тех ситуациях, когда они были достаточно конкретными, носили характер мягкой рекомендации. Самое жесткое его благословение, которое, если брать диапазон от рекомендаций «Ну, может быть», и другая сторона - категорический запрет, в его устах звучало примерно так: «Лучше бы тебе это не делать». Это бы предельный запрет. Кто его знал, понимал, что это означает, ни в коем случае, даже при самых страшных сильнейших обстоятельствах давления извне или изнутри, так поступать нельзя.
С чем это было связано. Отец Кирилл является уникальным для нашей церкви человеком. Он сформировался, как старец через Евангелие, чрез бесконечную любовь к слову Божьему, он постоянно опирался на него, постоянно внутри него происходило соотнесение его образа жизни и конкретных ситуаций с тем, что сказано в Евангелии. Причем не по форме, не по букве, а именно по духу Евангелия. Он носил в себе этот камертон Евангелия, и не пытался своим старческим словом, властью провидца или еще какими-то другими духовными дарованиями противостоять этому духу. Сам факт именно такого духовного окормления впечатлял и вызывал доверие и любовь к отцу Кириллу сильнее, чем любые пропитанные широтой, кругозором и силой слова увещевания со стороны других священников.
Обычно, когда приходили к отцу Кириллу с проблемой, которая смущала, как правило, он задавал вопрос: «А что ты сам хочешь, к чему твое сердце склоняется?». Рядом с ним происходила удивительная вещь, находясь перед этой встречей в состоянии внутренней расщепленности, неуверенности, колебаний, ты вдруг обретал очевидность. Ты вдруг начинал видеть собственные глубины, собственное нутро. Перед отцом Кириллом невозможно было играть роль, претворятся.
Воплощенность в нем Евангельского идеала, эта тональность духа, она разворачивала, но не в сторону старца, а в сторону самого себя. Ты начинал видеть и понимал, что на самом деле у тебя внутри. Поэтому, после его вопроса и ответ из собственных уст иногда звучал для самого себя с удивлением. Рядом с ним тебя вдруг охватывала очевидность, что да, это правильно, и мое сердце это подтверждает.
Чаще всего, помолчав, помолившись, подумав, отец Кирилл говорил. Крайне редко он выступал в противоположной тональности: ты к этому склоняешься, но лучше сделать по-другому.
Отец Кирилл был абсолютно далек от навязывания собственной воли духовника человеку. Он не воспринимал себя, как стоящего между Богом и духовным чадом. Он видел себя в той же позиции, как и духовное чадо, но рядом.
Рядом, но в чем-то глубже понимающим отношение между человеком и Богом, знающим те ошибки, те ловушки, в которые, по молодости и неопытности попадал человек. Но он никогда не занимал позиции сверху по отношению к говорящему. По человеческой немощи в нем хотели видеть именно старца. Он всячески от этого уклонялся, иногда жестко пресекал попытки видеть в нем человека исключительного. В этом он напоминал апостола Павла, которые говорил, если буду чем хвалиться, то своими немощами, а не духовными дарованиями и способностью.
Кто такой старец в глазах многих людей сегодня?
Это тот, кто готов взять на себя ответственность. Потому что самое тяжелое бремя человека – это его свобода.
Нам всем хочется выйти из мучений неопределенности и принятия самостоятельного решения, перекинув это бремя на другого человека. Нередко это и происходит. Но в условиях, собственно, монашеского жития.
Когда мы говорим об окормлении людей в миру, которые не дали обет послушания, которые не живут бок о бок с духовником, эти подходы не работают, а часто работают с точностью до наоборот.
Отец в своей семье берет ответственность на себя за то, что происходит с его детьми, супругой. Но почему берет? Потому что он - отец. Это единая семья, прочно связанная разными социальными, душевными и духовными нитями. А сказать, что такую же ответственность может взять духовник, который видит тебя, в лучшем случае, раз в неделю, не правильно.
Отец Кирилл, на мой взгляд, был велик тем, что он прежде всего заботился, что бы его чада становились взрослыми и учились сами соотносить свои решения с Евангелием. Он постоянно сподвигал на то, чтобы посмотреть на ситуацию с позиции Евангелия. Представь, если бы Христос находился рядом, как бы ты себя тогда повел. С одной стороны, это осложняло проблему, когда вместо четкого «да» или «нет» предлагают развернуться самому ко Христу, и посмотреть в Евангельском свете, какое принять решение.
С другой стороны, я очень благодарен отцу Кириллу за этот вкус безусловной любви, которая от него исходила, в которой всегда было право на ошибку. Даже если ты поступишь вопреки жестким благословениям старца, все равно его отношение к тебе не меняется. В его глазах просто появиться больше печали, когда он тебя снова увидит. Он будет жалеть, что ты сам себе сделал больно. Как родитель, который говорит ребенку: не бери этот тяжелый молоток, ты себе пальцы отобьешь. А ребенок отвечает: а мне хочется. И он возвращается потом с синими израненными пальцами. Но плох тот родитель, который еще и затрещину ему влепит, думая, что тем самым приносит великое благо. Хороший родитель его пожалеет и скажет, я же тебе говорил, не надо этот молоток брать, вот видишь, теперь поедем лечиться.
Нарушение благословение старца. Почему так происходит, и что здесь срабатывает? Срабатывает наш главный враг духовной жизни и вообще отношений с Богом - наша самость. Когда некое представление о том, как правильно, и как мне будет лучше, оказывается сильнее доверия Богу. Мы попадаем в капкан. Кажется, что так будет устойчивее, надежнее и понятнее для нас. Потом оказывается, что все становится еще более неустойчивым и не понятным, и в итоге - хуже. Это дилемма между состоянием неопределенности, которую нужно вынести, а вынести ее можно только через веру, и состоянием собственничества, я бы сказал, хищничества. Человек хочет иметь гарантии и хочет иметь вполне доступные и осязаемые рычаги управления ситуацией. Но чем больше доверия, чем больше уязвимости и риска, тем легче переносить эту неопределенность. В противном случае, как правило, промыслом Божиим уничтожается та самая мнимая стабильность. Там, где казалось бы ото всех проблем загородились, появляется маленькая, ничего не значимая погрешность, и она может все полностью разрушить, тогда смысл ото всех защит становится нулевым.
Где в этом процессе сомнений и поисков роль духовника? Ведь часто именно за гарантиями к нему и идут.
Роль духовника, как я ее вижу, и испытал на своем опыте – вернуть человека в правильное состояние духа. Каким образом это будет происходить – многообразие инструментов, приемов, духовных практик.
Главная задача духовника – это дать ощущение реальности присутствия Христа, не как какой-то фантасмагории, где-то там, исключительно в мозгах присутствующего, а именно в жизни, в практике.
Человек приходит к нему, и если он не видит в духовнике отражение этого божественного света, если не чувствует в его присутствии фальшь своей собственной души и не настроенность себя, а понимает, что духовник такой же, как и он, такой же расстроенный внутренне, расхлябанный, не собранный, мутный для действия божественной благодати и божественного света, то он, скорее всего, уйдёт, не получив того, ради чего духовник и существует.
Разговор состоялся в рамках программы радио Вера «Светлый вечер».