Томка пригласила нас с Валей на день рождения. На проспекте Столетия города Владивостоку она построила двухкомнатную кооперативную квартиру. Пока Валя ходила за покупками, Томка всё подначивала меня, оставшегося помогать ей накрывать на стол. Её чересчур дотошные вопросы о наших отношениях и советы опытной женщины повергали меня в крайнее смущение, и я облегченно вздохнул, когда начались собираться гости. Первой пришла пара молодых людей. Девушку звали Ольгой, у нее была редкая фамилия – Рева, а сама она была крайне флегматичной, казалось, что она постоянно слегка дремлет. Даже говорила она каким-то полусонным тихим голосом, и через час общения с ней вам начинало казаться, что было бы весьма неплохо куда-нибудь прилечь поспать. Работала она на нашем судне нормировщицей. Томка говорила, что парень этот ухаживает за Ольгой уже более пяти лет, и за всё это время отношения ранней стадии ухаживания нисколько не изменились. Я предположил, что парень впадает в сон раньше, чем у него появляются какие-либо другие мысли.
Веселье затянулось до полуночи. Я в те годы вообще не пил, но, чтобы не привлекать ненужного внимания, изредка отпивал глоток шампанского или делал вид, что отпиваю. Боксёр быстро накушался, начал громко рассказывать о несправедливых решениях судей на соревнованиях, и Томка уложила его в спальне. Когда гости разбрелись, нам уже поздно было возвращаться на судно, да и следующий воскресный день мы решили посвятить пикнику на природе, поэтому мы остались ночевать у Томки, причем эта язва хитро подмигнула: «Вам вместе стелить или как?..». Вале постелили на диванчике, а мне поставили в полутора метрах раскладушку. Я долго не мог заснуть, впервые оставшись с девушкой, которая мне нравится, в одной комнате, прислушивался к её дыханию, но потом всё же заснул.
После этого дня рождения мы частенько ужинали с Валей то у меня в каюте, то у неё. Она любила делать мне прически. У неё был потрясающий вкус, многие платья она шила себе сама, сама делала себе высокие пышные прически. А теперь стала заботиться и о моём гардеробе, тщательно выбирала мне рубашки. Она же решила, что атласная бабочка подойдет мне больше галстука. Мне очень нравилась эта забота, и захотелось бывать с ней всё чаще и чаще. Сначала наши радисты перемигнулись, когда Валя в первый раз принесла мне в радиорубку испечённые ею пирожки. Девчонки также вокруг подхихикивали, но мы уже ни на кого не обращали внимание, и все от нас отстали.
Однажды мы остались с Валей вдвоём в её каюте. Она сделала мне причёску, и я встал чтобы осмотреться в зеркале. На какую-то минуту я вдруг ясно ощутил, как близко находятся наши губы в этой тесной каютке и, потеряв всякое благоразумие, обнял Валюшу и нежно припал к её губам. Еще с минуту мы прислушивались, как бешено стучат наши сердца, а потом она отпрянула от меня:
– Что же мы делаем? Ведь сюда могут войти в любую минуту.
Всё то, что сдерживало меня раньше, куда-то ушло и я сказал, блаженно улыбаясь:
– А мне все равно, потому что я давно уже знаю, что я люблю тебя, и ты будешь только моей.
Я снова притянул её к себе и мы слились в этом бесконечном поцелуе, таком прохладном и манящем.
Затем ко мне в каюту подселили соседа – сварщика Валеру, и мы вечерами уединялись с Валей где-нибудь на корме, смотрели на море, любуясь тем, как огромный остывающий диск солнца медленно погружается в расплавленное серебро на горизонте. Обычно я брал с собой бушлат и поздним вечером набрасывал его на девичьи плечи, оберегая от свежего морского бриза. Валя твёрдо решила, что мне следует дальше учиться в университете, и я начал понемногу готовиться к экзаменам. Тем временем, до выхода судна в путину оставалось меньше месяца. Мельчайшие ощущения тех дней я помню до сих пор. Древние греки говорили, что избранники богов могут услышать музыку небесных сфер, музыку совершенно особую, неземную, чарующую своими божественными гармониями и возвышающую. Мне кажется, в то время я постоянно слышал именно такую музыку. Мир передо мной был прекрасен и чист. В нём не было ни грязи, ни злобы, ни жадности, ни порока. Эта гармония заполняла весь мир, и уже не во сне, а наяву иногда казалось, что я не просто хожу по палубе или по земле, а парю и летаю. Я улыбался всем людям, и они улыбались мне в ответ, потому что смотреть на счастливого человека – это, значит, ощущать хотя бы часть его счастья, пользоваться этой частью.
На судне я увлекался игрой на аккордеоне. Иногда играл «на посиделках» в холле для публики что-нибудь популярное, хотя сам настоящей музыкой тогда считал только классику. Учителей у меня никогда не было, я занимался сам. Чтобы не мешать окружающим своими упражнениями, я удалялся в одну из комнаток при кинозале и, разложив самоучители и альбомы с пьесами, часами играл там чисто технические упражнения. Однажды, когда я увлёкся игрой, я не заметил, как в эту комнатку вошла Валя, подошла сзади и положила свои руки мне на плечи. Я остановил игру и, обернувшись, поймал её руку губами. Я впервые видел её такой взволнованной и спросил:
– Что случилось, Валюша?
Она заговорила прерывающимся голосом:
– Я знаю, тебе надо учиться. Через несколько месяцев ты уедешь... я буду тебе только мешать в жизни. Ты молчи, я старше тебя, я знаю... но.... – тут она замолчала, густо покраснела и сказала мне прямо на ухо, – Я буду ждать тебя всегда, только... мне было бы легче ждать, когда ты уедешь, если ты.. оставишь у меня под сердцем частичку новой маленькой жизни....
Я ничего не ответил, поставил осторожно аккордеон на стул, взял Валю под локоть и повел в свою каюту. Потом я сказал, взглянув на часы:
– На сборы даю десять минут, форма одежды – парадная, захвати паспорт. Идём на берег.
Через полчаса мы входили в здание ближайшего ЗАГСа, чтобы подать заявление. Женщина внимательно ознакомилась с нашими паспортами, приняла наши заявления и выписала приглашение посетить это заведение через полтора месяца, которые определены законом. Мы пытались убедить ее, что, будучи моряками, через две недели мы уже окажемся в открытом море, а во Владивосток придем вообще неизвестно когда, но женщина отрубила кратко:
– Тем более, – а затем смягчилась и выписала справку о том, что наше заявление принято такого-то числа. По этой справке нас через полтора месяца могут зарегистрировать в любом другом ЗАГСе.
Вернувшись на судно, мы явились к капитану, чтобы сообщить ему о нашем решении. Он кратко поздравил нас и заметил:
– К сожалению, у меня свободных кают нет, так что ничем помочь вам в семейном вопросе не могу.
О своем решении мы договорились не сообщать никому, оставляя это тайной для двоих. Капитан был не в счет, поскольку капитаны, в соответствии со своей должностью, не болтливы. Встречаться тайком – это было так романтично. Через пару дней Томка снова сбила нас на пикник. Днем мы прыгали на природе, играли в бадминтон, купались и целовались, уже не особенно прячась от окружающих. Вечером к Томке зашел её боксер и увел куда-то к себе, а хозяйка оставила нас в своей квартире. Наконец, мы остались вдвоём. Впрочем, то, к чему мы так долго стремились, видимо перегрузило мои эмоции, так что. честно признаться, я оказался совсем не на высоте. А если говорить прямо, то я испытал глубочайший конфуз, и мне хотелось провалиться в самые глубокие тар-тарары от стыда и унижения. А вот Валечка оказалась куда мудрее и, хотя она страдала от неудачи не меньше меня, она сказала:
– Всё образуется. Не надо нервничать, иначе будет ещё хуже.
Так оно и оказалось, и в дальнейшем мы были счастливы, как только может быть счастлив человек на этой земле.